«А вот дележка яиц — это уже нечестно, — думал Гай, — большей части мне не нужно, но нужно все делить поровну. Не хочу подбирать чужие объедки, черт побери! Он взял большую кучку, даже не спрашивая меня… Что же делать? Трижды отвел мою руку. Кстати, он ни разу не произнес слово «бвана». Это много значит. Я перестал быть для него господином…» Гай дежурил, а Ламбо спал. Поздно ночью Гаю несколько раз показалось, что он засыпает. Это было опасно. Он растолкал Ламбо.

— Муа? — спросил тот, зевая и потягиваясь.

— Туа!

И, не дожидаясь ответа, Гай упал на бок и заснул.

Перемена в их положении обозначилась сразу, но оформлялась постепенно: условия существования с железной последовательностью выдвигали Ламбо вперед, на место руководителя.

Несколько дней назад покойный Мулай уронил и разбил пластинку, которая находилась в конверте под крышкой. Это было уже после того, как погиб граммофон. Гай не жалел: пластинка уже надоела ему, да и лишний груз тащить становилось тяжело. Утром Гай с удивлением увидел, что капрал повесил себе на шею граммофонную пружину и зубчатое колесо вместо талисмана. Теперь колесо и пружинка висели на шее у Ламбо.

Африка есть Африка, и Гай не знал, что этот талисман спасет им жизнь… В первую же ночь случайно открылось странное свойство пружины и колеса — отпугивать зверей. Гай и Ламбо заночевали в очень влажной местности, к их костер еле-еле тлел. Едва Гай начал клевать носом, как следившее за ними зверье пододвинулось ближе и расположилось за кустами плотным кольцом. Сквозь дрему Гай видел хищное свечение глаз. Напрасно Гай несколько раз кричал, вставал и размахивал веткой: хищники на шаг отступали, а потом придвигались на два. Когда он лег и приготовился заснуть, Ламбо от скуки стал играть со своим талисманом, и едва пружина и колесо звякнули в тиши ночи, как зеленые огоньки за кустами вдруг исчезли: звери пустились наутек. Перед рассветом Ламбо разбудил Гая, потому что их враги опять наседали и щелкали зубами совсем близко. Гай в один миг оценил опасность и понял рассказ Ламбо: он снял с его шеи колесо и резко провел по зубцам стальной пружиной. Зверье ринулось бежать, да так, что кругом все только хрустело! Гай объяснил это тем, что все привычные звуки воспринимались хищниками как понятные и нестрашные, особенно если учесть рост и сложение двух людей: они выглядели слабосильными обезьянами, и от расправы с ними зверей удерживал только огонь. Но треск металла оказался совершенно непонятным и поэтому страшным.

Иначе понял Ламбо: теперь он убедился в могуществе талисмана, имевшего какую-то связь с маленьким человеком, который раньше жил в ящике и потом улетел, когда ящик разбился. Теперь жизнь и благополучие обоих путников явно зависели от этих предметов, оставленных маленьким человеком. Утром Ламбо нашел свежую лиану, тщательно укрепил пружину и колесо на обруче, который собственноручно, выпучив глаза от благоговейного почтения, надел Гаю на шею. Поэтому все следующие дни Гай шел впереди, нес запас продовольствия в сумках и время от времени пускал в ход свою трещотку. Оба знали, что от четвероногих они защищены и на марше, и на привале, и пресмыкающиеся остались их единственными врагами. Ламбо рвал листья и плоды, а Гай укладывал добычу в сумки. Кроме того, Ламбо время от времени палкой откапывал съедобные корни. Он не искал и не выбирал, просто подходил, копал и вынимал нужные клубни. Спутники продвигались теперь быстрее и не так уставали. Шли от зари до зари. На полянах Ламбо начинал охоту за яйцами, и Гая поражало, что он никогда не поднимал головы и не вглядывался в густые кроны деревьев. Да в таких дебрях это было бы бесполезно. Напротив, он бегал взад и вперед, глядя в землю. Потом подходил к какому-нибудь дереву, лез вверх и неизменно возвращался с яйцами или птенцами. Последних оба с аппетитом ели в слегка запеченном виде. С каждым днем Ламбо становился грубее, и Гай с ужасом предвидел день, когда он в сердцах даст своему бывшему господину пинок или ударит его палкой.

Надвигалась драма. По мере того как Ламбо наглел, в Гае росло сознание необходимости немедленно начать борьбу за свое освобождение. «Или я поставлю себя в равное положение, или неизбежно погибну… Это главная задача на данный момент!»

И он стал исподтишка следить за Ламбо. Из его запасов сделал себе коллекцию съедобных листьев, плодов и клубней, запомнил их вид, подметил внешние особенности трав, кустов и деревьев, на которых они растут. На третий день он уже издали узнавал полезное растение, незаметно проверял его листья по своим образцам и сравнивал вкус. Одновременно внимательно наблюдал за методами поисков дерева, где могли быть гнезда. Каким чудом Ламбо их угадывал? Чудо оказалось белыми пятнами помета на траве, коре и листьях. По голому стволу лезть наверх было невозможно, но здесь голые стволы попадаются редко, обычно они густо опутаны лианами и снизу доверху утыканы пучками зелени эпифитов. Поэтому в гилее можно залезть почти на любое дерево, и хотя гнезда не видны в пышной листве и густой сети лиан, белые брызги помета безошибочно выдают их присутствие.

В этот торжественный день Гай с утра начал на ходу щипать листья и фрукты и совать их в сумку. Ламбо предостерегающе крикнул и полез туда рукой, чтобы выбросить. Вынул, посмотрел и изумился.

— Туа?

— Муа!

— И-я-бон!

Гай сдал первый экзамен.

Они стали производить заготовки вдвоем, и нужно было видеть выражение лица Ламбо, когда Гай вдруг резко сворачивал, шел к отдаленному кусту и уверенно начинал обрывать листья или плоды или копал клубни.

К полудню Гай дал знак остановиться.

— В чем дело? — знаком спросил Ламбо и показал на солнце: еще рано, нужно спешить до начала дождя.

Но Гай хорошо выбрал дерево: оно было раскидистым и невысоким, лохматым от лиан и эпифитов. Точки и запятые помета явственно выделялись тут и там. Он молча вынул запасы и с пустой сумкой полез на дерево. И вернулся с дюжиной яиц!

— Туа? — удивился житель лесов. — Муа! — гордо подтвердил житель городов. Гай разделил добычу поровну и объявил:

— Туа — муа!

Эффект был весьма наглядный.

Так незаметно для самого себя Гай начал открывать многочисленные тайны лесной жизни и быстро приспособился к ней.

Светлые поляны и перелески в непроходимых черных дебрях являются местом коллективной кормежки лесных обитателей. Высокая трава, кусты и раскидистые невысокие деревья хорошо защищают крупных птиц от пернатых хищников: удалось счастливо перелететь из леса под кусты и в траву поляны— значит, спокойная и обильная кормежка обеспечена. На полянах солнечно и сухо, тонкие ветви кустов буквально ломятся от зрелых плодов и семян — ешь досыта, только не прозевай времени отлета, иначе ночью здесь сам попадешь кому-нибудь на ужин. Сколько бы раз в день спутники ни пересекали такие поляны, всегда в кустах кудахтали жирные птицы и их головы торчали из травы. И Гай решил:

— Вот здесь-то я и дам Ламбо генеральное сражение! Еще с вечера он незаметно заготовил три длинных тонких лианы и сделал из них скользящие петли. Потихоньку набрал семян и дождался полудня, когда Ламбо знаками объяснил, что идет за яйцами. Желанный момент! Гай подобрался к стае птиц, насыпал три кучки семян в центре трех петель и улегся за кустом, держа концы лиан в руках. Пернатое стадо продвигалось медленно — слишком много пищи кругом, чтобы спешить, а Гай боялся, что Ламбо вернется. Но первая индюшка показалась, увидела кучки и издала призывный крик. Сейчас же появились другие прожорливые птицы, жадно бросились на приманку и в один миг разбросали корм. Гай дернул все три лианы и не поймал ни одной птицы — петли оказались слишком тугими, и кучки семян он слишком близко расположил друг к Другу: птицы толклись все вместе, мешая друг другу, и не дали правильно рассчитать движения. Обливаясь потом, он осторожно выполз из засады и вновь расставил петли. Петли на этот раз были поменьше, скользили легко и были положены на видном месте. Глупые птицы стояли поодаль и смотрели на человека из травы. И едва он отошел, как они опять бросились к зерну. Гай дернул все три лианы и поймал одну большую толстую птицу, которая легла на землю и, лежа на брюхе, продолжала клевать. Так Гай и схватил ее — как раз перед приходом Ламбо! Его спесь уже была немного сбита, и он отдавал свою добычу не с таким гордым видом, как раньше, а когда Гай поднял за ноги индюшку, то негр сразу обмяк и притих.