— Да, милорд. Девушка назвала ее просто «она», но на лице у нее был написан такой ужас.

Мег хотела бы поговорить с этой таинственной дамой, но умолчала об этом.

— И?.. — произнес лорд Кэри, да так резко, что Мег подскочила на месте.

— И что, милорд?

Она не хотела еще больше его раздражать, но он повысил голос:

— Ты знаешь кого-нибудь, кто мог послать эту девицу в особняк? У нас свой мед, и я не представляю, чтобы кто-то мог испортить его или подменить настоящий шафран луговым. Знаешь ли ты кого-то, кто мог такое сделать? Кого-то очень умного? Тебе есть что еще мне сказать?

— Только то, милорд, что ваша почтеннейшая матушка любила вас и всегда тревожилась о вашей безопасности.

— Ради всего святого, какое отношение это имеет к отравительнице? — взорвался лорд Кэри.

Потом он огляделся по сторонам и понизил голос, как будто испугался, что разбудит мертвых.

— Никакого, но это единственное, что она просила меня передать вам, если бы, как она сказала, вы не добрались сюда вовремя. Что она любила вас и всегда тревожилась о вашей безопасности.

— Да-да, хорошо.

Лорд Кэри на мгновение поднял лицо к небу, но, прежде чем его голова опять нырнула в лунный сумрак, Мег успела увидеть слезы, блеснувшие в его глазах.

— Мы все обезумели от горя, — проговорил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Мег. — Но я хочу еще раз поговорить с тобой утром, перед тем, как уеду. Сегодня ночью мне нужно разобрать вещи матери, что-то сжечь, что-то сохранить. И, Мег, я от души благодарен тебе за то, что ты была так предана ей — и теперь я понимаю почему. А еще, кажется, я понимаю, почему всем остальным так претила ее привязанность к тебе. Итак, до завтра.

Он повернулся и зашагал к особняку, не через задние ворота, а по дороге за стеной, по которой скорбящие пробирались теперь к холодному поминальному пиршеству. Мег привалилась к дереву и смотрела, как они исчезают во мраке вместе с огромной частью ее жизни. Потом она вернулась в церковь, где единственная толстая свеча горела в головах плоской могильной плиты, усыпанной сухими лепестками роз.

Мег обхватила себя руками и, склонив голову, устремила взгляд на имя леди Марии, вырезанное в камне. В мерцающем пламени слова, которых она не могла прочесть, словно колыхались и прыгали.

— Я не хочу подводить его милость, но не могу ждать до утра, чтобы поговорить с ним, миледи. Я должна найти королевскую дочь, вашу племянницу, и позаботиться о ней, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.

Когда Мег повернулась, чтобы покинуть это пустынное место, до ее слуха донеслось эхо шагов, легких и быстрых. С замирающим сердцем она огляделась, всматриваясь в темные углы. Но вокруг были только немые колеблющиеся тени, даже за старыми склепами с холодными каменными фигурами, воздевшими глаза к небу. Заливаясь слезами, Мег быстро вышла за дверь и побежала туда, где накануне спрятала среди деревьев свою клячу.

— Вам чертовски трудно будет благополучно вернуться в дом теперь, когда рассвело, — заметил Дженкс, зашнуровывая платье Елизаветы в зарослях за лужайкой с тыльной стороны Хэтфилда. Утро закончилось, и солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом; и без того раздавленные горем, они истратили на долгую и мучительную обратную дорогу последние силы. — Сторожевые псы Поупов могут заметить, как вы крадетесь внутрь, — добавил он, еще больше сердя и без того злую Елизавету.

— Я никогда не крадусь, Дженкс, что бы тебе ни довелось увидеть за эти два дня и чего бы ты о себе ни возомнил. Тебе понятно? — спросила она голосом, которым можно было травить сталь.

— Да, ваше высочество. Хотите сказать, что вы проберетесь в дом тайком?

— Я скажу Поупам, что вышла подышать свежим воздухом. Скоро ты там? — добавила принцесса, оглядываясь и пронзая Дженкса свирепым взглядом. — Неужели ты и пальцами перебираешь так же медленно, как шевелишь мозгами?

Елизавета тут же пожалела о своих словах.

— Просто, — добавила она, поймав на себе укоризненный взгляд слуги, — я вот-вот закричу от истощения, горя и страданий, Дженкс. И перед кем же мне обнаружить свою боль, как не перед человеком, которому я доверяю? Я бы не справилась без тебя в этом коротком путешествии, и я не забуду твоей помощи.

Щеки Дженкса вспыхнули, как рождественские свечи.

— Ваше высочество, вам стоит только попросить, и я всегда…

— Тогда скачи через лес и верни лошадей. — Елизавета загибала пальцы, перечисляя приказания. — Убедись, что выучил объяснения, прежде чем тебя кто-нибудь увидит. И как зеницу ока храни стрелу в седельной сумке, пока не сможешь передать ее мне — мне, а не Кэт. Езжай, со мной все будет в порядке.

Елизавета знала, что последняя фраза — ложь, ибо она по-истине была в отчаянии. В последнюю минуту принцесса заставила Гарри пообещать, что он помчится в Стамфорд, чтобы искать убежища в загородном доме ее друга Уильяма Сесила, а не вернется в Европу, как планировал — и как могли ожидать их неизвестные враги. Челяди в Уивенхо лорд Кэри должен был объявить, что снова едет за границу.

Принцесса покинула лесную чащу и стала приближаться к дому с тыльной стороны. Пруд с карпами, засыпанный желтыми листьями, и несколько клумб, из которых выглядывали по-осеннему гладкие стебли роз, — вот и все, что отделяло ее от знакомого здания. Хорошего травяного сада в Хэтфилде не было. Но отсюда Елизавета надеялась привлечь внимание Кэт, запустив несколько мелких камешков в оконные стекла. Та сбросит ей пару нижних юбок, чтобы она не выглядела как полудохлая мышь, побывавшая в лапах у кота. На случай, если ее заметят, Елизавета вывернула плащ наизнанку, чтобы никто не видел, что он забрызган грязью.

«Прошу тебя, Господи! — взмолилась принцесса, как молилась большую часть бесконечного, унылого пути в Хэтфилд, — защити меня и укажи, что делать дальше».

Как будто в насмешку над этой молитвой из-за угла дома вынырнула Беатрис Поуп, как всегда с вышивкой в руках. На ее живом лице отразилось изумление: полная нижняя губа отвисла, голубые, немного косящие глаза распахнулись. Беатрис вскинула голову.

— Ах, леди Елизавета! Госпожа Эшли говорила, что вы по-прежнему не встаете и не принимаете пищи, и мой супруг собирался подняться к вам и потребовать, чтобы вы хоть немного поели. — Даже когда Би отвечала кому-то обыкновенным «да» или «нет», слова лились из ее уст, как будто в них содержалось важнейшее послание всему человечеству. — Иначе нам придется уведомить ее величество о том, что вы нездоровы и нам нужен ее лучший врач, как в прошлый раз, когда она присылала собственного лекаря.

Елизавета замерла как громом пораженная. Почему она не подумала об этом? Сестра присылала к ней королевского врача сразу после освобождения из Тауэра, куда Елизавету заключили из-за протестантского восстания Уайетта, виновницей которого Мария считала ее. Елизавета тогда медленно чахла — причем симптомы напоминали симптомы тетиной болезни — и при всех, кто ее окружал, публично открещивалась от страхов, что ее, возможно, отравили. В самом деле, едва взойдя на престол, Мария прогнала Елизавету с криком, что та заслуживает яда, и к тому же заявляла, будто Анна Болейн отравила Екатерину Арагонскую.

Благодаря заботам врача Марии и новой кухарки Коры Креншоу, которая до сих пор служила в Хэтфилде, Елизавета поправилась. Веских доказательств того, что ей подмешивали яд, не было. Но что, если… Что, если королева Мария, не посмев разделаться с ней в Тауэре, все-таки решила каким-то образом избавиться от нее здесь? И что, если, когда Елизавета публично пожаловалась на здоровье, Мария решила не торопиться, но теперь, когда она сама заболела и, быть может, оказалась на пороге смерти, мысль о том, чтобы оставить страну протестантской королеве… О Всевышний, что, если королева Мария Тюдор, сжигавшая мучеников на костре, и есть та самая «она», которой отравительница боялась настолько, что выпила яду, лишь бы не стать мишенью ее гнева? Что, если Мария Тюдор решила перед смертью отомстить всем Болейнам?