Сегодня вечером, в клубе, граф уклонился от чести пребывать в обществе высочайших особ, готовых удостоить его своим вниманием, и расположился в дымной курительной комнате. Сидя в мягком кресле с сигарой в зубах, он находился в самом приятном расположении духа, чувствуя себя драконом, оседлавшим непокорные тучи.
– Фудзисава-сан! – из голубого дыма высунулось лицо графа Нандзё, с узенькими глазками под густыми бровями, не то глупое, не то насмешливое. – Вот мы говорили только-что… Цутия в своей газете сравнивает вас с монахом-правителем…[16]
Граф Фудзисава только усмехнулся. Он, перед кем все терепещут, кто красноречием не уступит самому Бисмарку, равнодушен к подобным выпадам. Единственное, что способно его уколоть, это намек на его маленький рост – граф меньше пяти сяку[17] ростом. Остальное его не трогает.
– Нахальный народ эти газетчики. Я, лично, считаю, что Киёмори[18] щенок перед Фудзисава…
Граф Фудзисава озадачен. Все ждут, чтобы говорящий разъяснил свою мысль.
– Киёмори тоже, конечно, был любителем женщин, но стоило ему увлечься новой красавицей, как он бросал прежнюю любовницу. Так было и с Токива[19] и с Гио…[20]
А граф Фудзисава – человек великодушный, он никого не бросает…
Волны дыма колеблются от громкого хохота. Граф Фудзисава снова ограничивается молчаливой усмешкой, кончик его сигары вспыхивает, как красный светлячок. Во-первых, у него сегодня отличное настроение. Во-вторых, ему известен характер графа Нандзё; рассердиться – значит лишь вызвать поток новых острот.
– Я тоже видел эту газету… – звучит сквозь дым тот самый голос, который недавно декламировал на балконе собственные стихи. – Видел, видел, как же… Они пишут многое в угрожающем тоне… Тайра,[21] мол, находились в зените могущества, когда по всей стране Минамото[22] уже ждали часа, чтобы начать борьбу… Что, мол, возможно, есть и теперь среди нас такой же старик, как Минамото Самми,[23] который ждет только удобного случая… Что-то в этом роде…
– Ах, забыл, совсем забыл! – граф Фудзисава внезапно ударил себя по колену. – Хигаси-кун, Хигаси-кун!
Молодой секретарь наклонился к графу.
– Позови Хигаси! Хигаси сюда!
Молодой секретарь, знавший всех сколько-нибудь примечательных людей в столице и с гордостью полагавший, что те, кого он не знает, и не стоят того, чтобы их знать, в течение десятой доли секунды мысленно пробегал список всех известных ему джентльменов и, не обнаружив в нём Хигаси, проговорил наконец:
– Как вы изволили?..
– Да Хигаси же, говорят тебе. Тот старик, которого я привез…
– Слушаюсь… – как бы стыдясь, что он догадался так поздно, секретарь исчез с быстротою молнии и снова, как молния же, появился обратно, еще раньше, чем граф Нандзё успел открыть рот и проговорить: «А, так, значит, это был Хига…»
– Ну, что?
– Изволили уехать.
– Уехал?!
Из-за спины секретаря выступил молодой человек с цветком вишни в петлице.
– Только что удалились. Просили передать графу поклон.
– Уехал… Вот как…
Заиграл оркестр, возвещая окончание перерыва. Послышалось шарканье ног множества поднявшихся со своих мест людей.
– Вот как… Чертовски упрямый, однако, старик… – ни к кому не обращаясь, словно про себя, проговорил граф Фудзисава, встал, стряхнул пепел сигары и, беседуя с графом Нандзё, неторопливо направился в зал.
Глава II
1
Выйдя из ворот клуба, старик нанял рикшу. Сошел он на улице Симо-нибантё перед окруженным оградой домом; на освещенной газовым фонарем дощечке у входа было написано имя владельца: «Аояги». Толкнув калитку, старик шагнул через порог.
– Добро пожаловать! – хорошенькая горничная лет восемнадцати, с глазами не столько смышлеными, сколько плутоватыми, сделала такую мину, словно не сразу узнала его. Не обращая внимания на ее неучтивость, старик невозмутимо прошел в дом, поднялся на второй этаж и остановился в полной темноте. Вскоре вслед за ним поднялась и горничная с лампой.
– Дзюро дома?
– Господин еще не вернулся, – слово «господин» прозвучало с подчеркнутым ударением.
– А госпожа?
– Изволит принимать ванну.
– Хм, вот как… – старик уселся на сиденье и указал горничной на свои хакама и хаори: —Сложи это.
Та чуть заметно сдвинула брови, но все же взяла одежду, вынесла в соседнюю комнату и с презрительной усмешкой сложила ее.
– Извини за беспокойство.
– Что вы, ничего не стоит… – горничная снова насмешливо улыбнулась.
Обычные посетители дома Аояги входили в парадный подъезд, все они были прекрасно одеты и приезжали в экипажах или, на худой конец, на собственных рикшах с золотыми гербами. Даже те, кто входил в дом через черный ход, всегда извинялись и непременно одаривали чем-нибудь прислугу. А эта деревенщина полотенца несчастного и то не привез в подарок! Одна слава, что старший брат хозяина! А на самом деле – обезьяна из Коею, да и только! Так единодушно решила вся женская часть прислуги с той самой минуты, когда вечером третьего дня старик появился в дверях дома Аояги со своей плетеной корзинкой, составлявшей весь его багаж.
– Сейчас я принесу вам чай… – горничная прибрала хаори и хакама и вышла.
Сидя перед хибати,[24] в котором не было, казалось, ни искры огня, старик широко зевнул, закрыл свободный от повязки правый глаз и о чем-то задумался.
2
Кто же был этот странный человек, которого мы именовали просто «стариком», а граф Фудзисава называл «Хигаси»? Необходимо пояснить это, прежде чем продолжать наше повествование.
Старика звали Сабуро Хигаси. Мы говорили, что на вид ему можно было дать лет шестьдесят пять, но в действительности ему исполнилось только пятьдесят семь. В старое время, при феодальном режиме, он принадлежал к сословию хатамото.[25] Приехал ныне в Токио впервые за двадцать лет, которые безвыездно провел в Кофу. Приехал для того, чтобы… Но прежде чем говорить о целях его приезда, нужно хотя бы кратко познакомить читателя с историей его жизни.
Шло время. На смену эре Каэй[26] пришли годы Ансэй,[27] эра Гандзи[28] сменилась эрой Кэйо,[29] чередой бежали бурные, полные перемен и событий годы, и с каждым днем поток времени несся все стремительней и быстрее, пока, наконец, в третий год эры Кэйо не обрушился с крутизны могучим водопадом реставрации.[30] В тот самый год среди вассалов феодального правительства, которые, сопровождая сегуна[31] Кэйки,[32] осенью вступил в столицу, был Сабуро Хигаси. Свыше десяти поколений его предков – ронинов[33] рода Такэда – служило дому Токугава;[34] те, кто некогда преподавал военную науку школы Косю,[35] в более поздние времена сменили это занятие на изучение «голландской науки».[36] Сабуро тоже служил в молодости в «Палате по изучению науки варваров»,[37] потом был советником в ведомстве военного флота. В списке его знакомых значились такие имена, как Кавадзи,[38] Огури,[39] Эгава.[40]
