Ее милое, печальное лицо стоит перед его глазами. Минуту он колеблется, а потом мягким голосом говорит:
— Дитя мое, бог тебя защитит. Что я могу сказать тебе сейчас? Лишь одно — в следующем году в этом доме снова зажжется свет.
Сага о чае
Это был короткий, но бурный период кофейного бума на Цейлоне. В 1825 г. впервые рабочая сила была завербована в Южной Индии по контрактам.
Однако дело с кофе потерпело неудачу, и на острове в широком масштабе стали создаваться чайные плантации. Для выращивания чая также нужна была постоянная рабочая сила. Сингалы как равнинных, так и горных районов не захотели заниматься этим, а потому снова потребовались рабочие из Индии.
Завербованные должны были совершать огромные переходы в сотни миль из различных частей Южной Индии, чтобы достичь побережья, откуда на примитивных суденышках они доставлялись в порты Северного Цейлона. Затем они шли еще много миль по засушливой зоне, джунглям, болотам, пока не добирались до центральных горных районов, где создавались плантации.
Во время путешествия и после им как пионерам приходилось испытывать много лишений. Тогда и родилось у них множество песен. В песнях отразилось все: их работа, переживания и надежды, праздники и церемонии. Эти песни исполнялись в традиционном классическом стиле. В них видна чувствительность натуры индийских рабочих, которая в течение веков питалась древними легендами и мифами, пуранами[18] и другими эпическими сказаниями. Эти корни оказались настолько сильными, что и в другой стране они дали побеги, по-прежнему богатые как ритмами, так и воображением.
Среди этих песен есть такие, которые рассказывают о временах, когда развивалась чайная промышленность. Восприятие отдельных событий и всего в целом составляет целую сагу, полную жизни. Удивительно, что их поэтическое видение не было подвержено влиянию тенденций, которые создало общество, поделенное на господ и слуг.
Перед нами возникают яркие образы главного управляющего плантациями и его помощника, известных здесь как «перия дораи» и «синна дораи», старшего кангани[19] и его агента — вербовщика. Все они, кажется, выступают из туманного прошлого, чтобы дать нам яркое представление о жизни, которая шла свыше ста лет назад на кофейных плантациях и позднее — в период лихорадочной активности по освоению чайных. Но из всех персонажей наиболее колоритной фигурой был вербовщик рабочей силы. Он совершал частые поездки на побережье, чтобы доставить новую партию рабочих. По натуре он, вероятно, был авантюрист, мелкий карьерист с чертами бродячего Дон Жуана. Его амурные дела и другие «подвиги» во время странствий дали пищу многим запоминающимся песням:
О Каруппае из Канди!
Моя Минатчи из Гамполы!
Любимая Рамае из Отха-кадаи!
Вашу любовь я буду помнить всегда.
Эта песня дает некоторое представление о географии поездок вербовщика. В течение длительных поездок по острову он находил отдых и развлечения в харчевнях, где делами заправляли упомянутые женщины, не пренебрегавшие и любовными утехами. В те дни Канди и Гампола были главными пунктами на пути движения иммигрантов, предоставлявшими им убежище и пищу после утомительного перехода из Курунегалы. Может быть, этот вербовщик работал на старшего кангани в районе Дикоя-Дамбулла.
В своей деятельности на побережье он прибегал к методам, которые на первый взгляд казались безобидными. В черном пиджаке, красном тюрбане и цветном дхоти он появлялся на деревенской площади или на рынке, где собирались женщины. Он рассказывал им о счастливой жизни в горах Канди, стране, где текут реки молока и меда, соблазнял их сказками о царстве мира и изобилия, где «кокосовые орехи и мальдивская рыба[20] растут под чайными кустами». Вероятно, условия жизни в этом зеленом царстве в общих чертах были известны женщинам. Они пели:
Не рассказывай мне о Канди,
Не повторяй это название:
Хотя в этом царстве нет каст,
Но правит здесь злой кангани.
Цейлон был более известен в Южной Индии как Канди, потому что тамильская религиозная литература о Катарагаме и Шри Пада[21] упоминала Цейлон под названием Канди. Позже короли Танджора называли Канди лишь горную столицу Цейлона.
К большому огорчению вербовщика, среди женщин распространялись и другие рассказы и песни:
Из всех кровопийц,
Сосущих нашу кровь каждый день,
Самый страшный — наш кангани,
Вы можете увидеть его в Канди.
Но все это отнюдь не мешало конечному его успеху. Путем уговоров, умасливания и комиссионных вознаграждений вербовщик набирал необходимое число мужчин, женщин и детей и доставлял их к портам Тхонди, Тхатапараи и Тутикорин. Людей сажали на грузовые суда и выходили в море, «если ветер был попутным». Однако условия на борту судна были невыносимы, а такие испытания, как морская болезнь, голод и различные инфекционные заболевания, бледнели перед ожидавшими их еще большими трудностями. Часто суда попадали в полосу муссонных ветров, и их тогда ждали большие превратности. Те несчастные создания, которые избегли опасностей на море, сходили на берег в Тхонда-манар, Песалаи, Бангале и Манаре на севере Цейлона и сочиняли горькие песни о своих невзгодах:
Налетает с севера шторм,
Дикий ветер завывает.
Волны моря бьются о борт.
Мы все вместе плывем на корабле.
Месяцами они добирались через болота и джунгли, приходили к Анурадхапуре, а затем шли в центральные горные районы. Места привалов и пункты первой помощи, разбросанные вдоль всего пути, не справлялись со своими задачами и не могли оказать вовремя помощь падавшим от усталости людям. Песни, в которых отражены все опасности таких путешествий, лишения и страдания, гибель тысяч людей на этом горестном пути, ушли вместе со старшим поколением. Однако сохранилось двустишие из одного предания, где рассказывается о расчистке джунглей. Работы производились обязательно под охраной группы вооруженных людей и барабанщиков с тамтамами:
И дикий кабан, и леопард
Гибли в горящем лесу.
Но не только дикие животные и лес гибли в этом всеобщем уничтожении — большие потери несли и рабочие:
Там, где поднялись кофейные деревья,
Где стоят колышки у границы плантации,
Что у самой дороги,
Я схоронил любимого брата.
Эта жалобная песня типична как выражение страданий всех плантационных рабочих того времени. Вероятно, каждая семья должна была внести свою лепту в число жертв во время разбивки плантаций. Это происходило из-за тяжелого характера работ на первоначальной стадии, что влекло за собой мучения и жертвы. И когда человек попадал в беду при тех или иных обстоятельствах, будь то на поле или в горах, об этом несчастье долго там помнили и давали этому месту новое название, в котором было отражено происшествие. Вот почему сегодня плантации и поля в горной части страны носят странные названия: «Поле мертвеца», «Лошадиная гора», «Скользкий камень».
Так кофейные деревья вырастали, политые кровью и потом плантационных рабочих, и это как бы вкрапляло в ландшафт огненно-красные бусины…
