Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Четвертый этаж.

На четвертом этаже было только две двери, одна против другой. Лестничная площадка с паркетным полом по размерам напоминала велодром. Одна из дверей была приоткрыта, и я понял, что меня ждут. Горничная провела меня в гостиную.

– Вы посидите. Фрау Рудель одевается, и никто не знает, когда она будет готова. – Она не скрывала раздражения. – Если хотите, налейте себе чего-нибудь выпить.

Горничная ушла, а я принялся изучать комнату.

Гостиная была размером с небольшое летное поле и обставлена дорогой мебелью. На пианино теснились фотографии, среди которых на самом видном месте стояло фото Сесиль Б. де Милля. У дизайнера, оформлявшего эту комнату и подбиравшего к ней мебель, был весьма своеобразный подход к делу: снимки он расположил так, что эрцгерцог Фердинанд негодовал от соседства с карликами турецкого цирка. Больше всего здесь было фото из фильмов, в которых снималась Ильза Рудель. На многих Ильза была почти без одежды: на одном она купалась обнаженной, на других застенчиво выглядывала из-за дерева, которое закрывало самые пикантные части тела. Рудель была знаменита тем, что предпочитала роли, для которых одежда считалась элементом необязательным. На одном фото она сидела в ресторане вместе с добрым доктором Геббельсом, на другом занималась боксом с Максом Шмеллингом. Среди прочих был снимок, где рабочий нес ее на руках, однако, приглядевшись, я увидел, что этим «рабочим» был Эмиль Дженнингс, популярный актер. Это был кадр из фильма «Домик строителя». Надо сказать, что книга, которую экранизировали, и которая так же и называлась, понравилась мне больше, чем фильм.

Почувствовав запах одеколона «47 II», я обернулся и поздоровался с кинодивой.

– Я вижу, вы изучаете мою маленькую галерею, – сказал она, расставляя по местам фотографии, которые я перед этим рассматривал. – Вы, наверное, думаете, что я ужасно тщеславна, если выставляю все это напоказ, но я терпеть не могу альбомов.

– Я вовсе так не думаю, – сказал я. – Это очень интересно.

Она одарила меня той ослепительной улыбкой, от которой тысячи немецких мужчин, и я среди них, мгновенно немеют от восторга.

– Я очень рада, что вам пришлась по душе эта моя домашняя забава.

На ней была свободная пижама из зеленого бархата с длинным золотым кушаком, украшенным бахромой, и зеленые сафьяновые шлепанцы на высоких каблуках. Ее белокурые волосы были заплетены в косу и уложены узлом на затылке, как этого требовала последняя мода, но, в отличие от большинства немецких женщин, она не отказалась от косметики и сигарет. Ханжи из БДМ, Союза немецких девушек, и Женской лиги таких вещей не одобрят, поскольку они расходятся с нацистским идеалом женственности, однако я вырос в городе и считаю, что простые, чисто вымытые румяные лица хороши только для деревни. Как и большинство немецких мужчин, я предпочитаю женщин напудренных и накрашенных. Конечно, Ильза Рудель обитала совсем в другом мире, о котором обыкновенные немецкие женщины могли только мечтать. И она, наверное, думала, что нацистская Женская лига – это какая-то хоккейная ассоциация.

– Прошу прощения за то, что вас задержали в вестибюле, но, вы знаете, этажом выше живут Магда и Йозеф Геббельс, и поэтому наш дом охраняют. Хотя это и связано с определенными неудобствами, но вы сами понимаете... Кстати, я сейчас вспомнила, что обещала Йозефу послушать его речь, по крайней мере начало. Вы не возражаете?

Вопрос, конечно, прозвучал странно, поскольку его можно было задать только людям, которые находятся в коротких отношениях с министром пропаганды, нашим народным просветителем, и его женой. Мне оставалось только согласится.

– Я не против.

– Послушаем самое начало, – сказала она, включая радиоприемник «Фиалка», стоявший на баре из орехового дерева.

– Кстати, что бы вы хотели выпить?

Я сказал, что предпочитаю виски, и она не поскупилась, так что я мог бы поместить в бокал вставную челюсть целиком. Себе она налила из высокого кувшина голубого стекла «Кубок» – любимый напиток берлинцев в летнюю жару – и устроилась рядом со мной на диване, который своими формами и цветом напоминал недозревший ананас. Мы чокнулись и выпили, приемник тем временем нагрелся, и комната наполнилась мягким голосом человека, который жил этажом выше.

В начале своей речи Геббельс упрекнул иностранных журналистов в том, что они слишком увлечены критикой и тем самым создают у своих читателей искаженное представление о жизни в новой Германии. Он сделал несколько дельных замечаний, которые вызвали смех и аплодисменты у аудитории, смотревшей Геббельсу в рот. Рудель неуверенно улыбнулась, но ничего не сказала, и я так и не понял, понимает ли она, о чем вещает ее хромоногий сосед. Затем он заговорил на повышенных тонах, обрушившись на изменников – для меня осталось неясным, кого он имел в виду, – которые наносят ущерб делу национальной революции. Здесь Ильза с трудом подавила зевок. Наконец, когда Йозеф перешел к своей любимой теме – славословию в адрес Гитлера, она вскочила и выключила радио.

– О Боже, я думаю на сегодня речей достаточно. – Она подошла к граммофону и выбрала пластинку.

– Вы любите джаз? – спросила она, меняя тему разговора. – Я хочу поставить джазовую музыку, но не беспокойтесь, негритянского джаза не будет. Вообще я обожаю джаз. А вы?

В Германии джаз разрешен, но только не негритянский, хотя для меня большая загадка, кому и как удается отличать их друг от друга.

– Я люблю всякий джаз, – сказал я.

Она завела граммофон и опустила иголку на пластинку. Послышалась приятная, расслабляющая музыка, где основную партию вели кларнет и саксофон. Музыка звучала так, будто рота итальянцев шла в атаку.

Я решился на вопрос, который интересовал меня все это время.

– Для чего вам эта квартира?

Танцуя, она вернулась к дивану и села.

– Видите ли, господин частный детектив, Германа утомляют мои друзья. Он много работает дома, в Далеме, причем в любое время суток, поэтому развлекаться я предпочитаю здесь, чтобы не мешать ему.

– Звучит вполне логично, – сказал я.

Она выпустила из ноздри – надо сказать, тонкого рисунка, – струю дыма прямо мне в лицо, и я глубоко вдохнул его, но не потому, что люблю запах американских сигарет, хотя я его действительно люблю, а потому, что между этим запахом и грудью Ильзы Рудель существовала самая прямая связь, а все, что было связано с ее грудью, меня глубоко волновало. Глядя на куртку пижамы, я предполагал, что грудь у нее большая и что сейчас она без лифчика.

– Так что же, – спросил я, – заставило вас пригласить меня сюда?

К моему великому удивлению, она как бы случайно дотронулась до моего колена.

– Расслабьтесь, – улыбнулась Ильза. – Вы ведь никуда не торопитесь, правда?

Я подтвердил это. Ильза потушила сигарету, ткнув ею в пепельницу. Там уже было полно окурков, по которым было видно, что сигареты она бросала, не докурив до половины, и я подумал, что это она испытывала необходимость расслабиться. Вероятно, ее что-то тревожило. Может быть, мое присутствие. Словно подтверждая эту догадку, она вскочила с дивана, снова наполнила свой бокал «Кубком» и сменила пластинку.

– Вам нравится виски?

– Очень.

Я снова глотнул, виски ив самом деле оказалось отменным – мягким и без привкуса горечи.

Я спросил Ильзу, близко ли она знала Пауля и Грету Пфарр. Не думаю, что этот вопрос показался ей неожиданным. Она подвинулась ко мне так, что теперь мы касались друг друга, и загадочно улыбнулась.

– Ax да! – сказала она игривым тоном. – Я и забыла, что вы расследуете обстоятельства пожара для Германа. – Она снова улыбнулась и добавила: – Полагаю, что полиция зашла в тупик со своим расследованием. – В ее голосе я уловил нотки сарказма. – И тогда на сцене появляетесь вы, Великий детектив, и проливаете свет на таинственное происшествие.

– В нем нет ничего таинственного, фрейлейн Рудель.

Я бросил ей вызов. Но она не смутилась.

– Простите, но во всем, что произошло, тайна все-таки существует. Кто же это сделал?

17
{"b":"234440","o":1}