Каждый год на средства Инзерского леспромхоза через реку строится деревянный мост. Весной его неизменно уносит течением. На затраченные деньги уже давно можно было бы построить капитальное сооружение, а заодно и провести электричество — в домах все еще горят керосиновые лампы.
Словом, неуютно живется в нашей деревне. Из-за этого молодежь покидает родительский кров. А кто же будет работать — в лесу, на станции, в поле?
Ф. Шарафутдинов.
Белорецкий район,
Башкирская АССР».
Есть там капитальное сооружение — железнодорожный мост. Помню, когда он строился, десятки людей задавались вопросом, а почему бы рядом с ним не соорудить мост автодорожный, по которому могли бы ходить жители Кумбино и других окрестных деревень? Сказали: не положено, нет в проекте и в смете. А почему нет в проекте и смете? И опять — не положено! К системе минтрансстрой это дело не относится.
Человек и природа сходятся в купели жизни. И на поле борьбы. Нелюбовь к природе и к человеку переносится, как заразная болезнь, на все: на труд, на качество работы, на воспитание людей. Построена одна трасса, продолжается возведение другой, еще более сложной и трудной. И конечно же она не раз порадует человека своими праздниками. У нее были, есть и будут свои стыковки, «серебряные» костыли и пусковые рубежи.
2
От черемухового белоцветья минуло почти два часа. А горы все еще прячут солнце. И лишь при выходе с поворота на восток, в межгорье, вдруг на некоторое время прорвется зоревая желто-багровая разгарица.
Здесь тоже свистели пули. Об этом мне рассказывал Иван Федорович Челпанов, один из первых комсомольцев поселка Инзер. У него до сих пор сохранился комсомольский билет образца 1918 года. Серые картонные корочки, а как дороги они для него и для молодых людей, строителей, студентов, школьников, всех, кто держит их в руках, слушая рассказы Челпанова.
В комсомольской организации Инзера было человек двадцать. Секретарем комитета выбрали Татьяну Меркулову. Помощником — Костю Поперекова. Членами бюро были Иван Челпанов, Ахметьян Аминев, Михаил Закиров…
— Чем вы занимались тогда, Иван Федорович?
— Я плотничал. В леспромхозе.
— А в комсомоле?
— Посылали нас в самое пекло. Ездили по деревням со спектаклями. Ставили критические постановки — кулаков, приспешников продергивали. Синеблузниками были… Привлекали пожилых. Мокина Людмила была очень боевая. Всех поддевала… Собрания, воскресники. Девушки в красйых платках выходили на. воскресники…
В 1922 году объявились отряды вооруженных банд. Обратились к комсомольцам: кто добровольно хочет вступить в организацию ЧОН? Предстоит схватка. Могут убить. Записались одиннадцать человек. В том числе и Челпанов. Отправили отряд в Узян. Там учили борьбе с бандитизмом. А потом — на коней, вот тебе винтовка, вот тебе наган, и вперед, вдоль реки Инзер, по деревням, вдоль ущелий, по горам и лесам… Сказали, в горах хребта Зульмердяка скрываются бандиты. Во главе их влиятельный мулла Хамза. Будьте осторожны, у него в отряде есть пулемет… Шли ночью. По следам. Останавливались в деревнях.
— Был Хамза?
— Был…
— Где он?
— Уехал…
— Куда?
— Утром уехал, опоздали… Куда — в горы, вон туда!
В горы! Кругом горы. Ни дорог, ни тропок. Простор, как пропасть. Снова на коней и к следующей деревне. Был? Был! Куда ушел? В горы… Инзер, Ассы, Бриштамак, Зуяково, Габдюково… Проложили чоновскую трассу, над которой свистели пули. Ехал Иван Рябухин. Чок! И упала под ним лошадь. Кинулись в лес, а там каменистый обрыв. Бандитов след простыл.
Три года ездил в отряде ЧОНа Иван Федорович. Бандиты наводили страх на местное население, к старым порядкам призывали, грозили расправой тем, кто за Советской властью пойдет… Чоновцы наводили страх на бандитов. Укрепляли веру в Советскую власть…
Рассеялся отряд Хамзы, но борьба не окончилась.
…Комсомольцы ставили в Инзере спектакль. Зал — набит до отказа. Играют свои же, леспромхозовские, и заводские. На сцене «богатый» и «бедный». Бедный мечтал о земле, и Советская власть дала ему землю. Богатый мечтал о богатстве, и оно уходило теперь… К кому? К бывшему батраку! И вот богач взял обрез. И утром, когда бедняк вышел на пашню, чтобы вспахать поле, встретил его и сказал:
— Ты отобрал у меня землю…
Бедняк ответил:
— Она теперь народная…
— Уйди, откажись!
— Не уйду. Я всю жизнь мечтал о земле… И боролся за нее…
— Боролся? Тогда получай!
Завязалась борьба. И когда бедняк оказался сверху богача, зал грохнул от аплодисментов.
— Дай ему как следует! Обрез забери, обрез…
Но обрез снова в руках богача. Он встал на ноги и выстрелил в упор… Бедняк упал, раскинув руки… Артисты так хорошо сыграли эту сцену — выстрел, как настоящий, убийство, как настоящее, бедняк упал и раскинул руки — по-настоящему, что в зале прошелся легкий гул восхищения, кто-то крикнул: «Во, играют!» Потом: «Эй, хватит лежать, вставай, Иван!» Наступила пауза. Убитый лежал без движения. Артист, игравший богача, тоже был на какое-то время поражен всамделишной игрой своего товарища, но тут же опомнился и продолжал вести дальше свою жестокую, бесчеловечную роль.
— Ты хотел земли? — крикнул он «мертвому». — Так получай ее!
И приподняв Ивана за голову, стал горстями вталкивать ее в открытый рот «убитого». Земля на сцене была настоящая, и артист постарался для убедительности натолкать полный рот земли своему товарищу. Перед спектаклем договорились — терпеть чтобы пронять народ, вызвать сочувствие к бедняку правдивой игрой… Опустится, мол, занавес, выплюнешь землю, рот прополощешь и выйдешь на аплодисменты… Живым и здоровым!
Но тут закричали из зала:
— Хватит издеваться над Иваном! Иван — опомнись! Верим тебе!
Занавес!
Но занавес не шел. Его заело. Сцена окончена. Первое действие — тоже, пора делать перерыв, а… Иван лежит… И вдруг все увидели кровь на белой его рубашке… Настоящая? Или так придумано?.. Притих зал, не зная, как все это воспринимать? Не переборщили ли ребята?.. Артист с обрезом перестал «играть», наклонился над Иваном. Кровь на рубашке не «репетировали». Откуда? Патрон вставлял холостой. Сам вставлял… Значит, кто-то…
— Убили. Убили Ивана!
В это время двинулся занавес и все закрыл. Зал ринулся на сцену. Иван Крупинин лежал, раскинув руки. Пятно расползалось.
Кто-то перед спектаклем заменил холостой патрон на боевой. Жизнь шла в спектакль. Спектакль — в жизнь…
Однажды во время студенческого праздника Иван Федорович показал строителям и студентам могилу на склоне Горы Любвй (по-старому горы Белягуш). Чугунная плита. Металлическая ограда. Здесь похоронен первый командир красной дружины Инзера Александр Васильевич Ехлаков. Его расстреляли кулаки и приспешники в 1918 году, которые именовали себя «гражданами Инзерского завода», как явствует из надписи на плите. «Красного», видимо, не разрешили хоронить на общем кладбище. Горькая истина чугунной плиты рассказала о многом. Теперь напротив склона с могилой Ехлакова — новая станция Инзер, двухэтажный белокаменный поселок, дома которого на фоне темно-зеленых и синих гор похожи на коттеджи курортного городка. Показал мне потом Челпанов и редчайшую фотографию, пожелтевшую, но не утратившую четкого изображения. На ней большая группа вооруженных людей. Тех, кто устанавливал и защищал Советскую власть в Инзере. Молодые парни, одетые попросту, по-рабочему. Средних лет мужчины. Пожилые. Бородатые. С усами. В картузах. Подтянутые. Бравые. Весь задний ряд на конях. Ехлаков слева, с краю. Строгий, проницательный взгляд. Умное лицо. Заостренные кончики усов. Уверенный в себе человек. В своих делах и помыслах… Теперь он в Горе Любви. В нашей жизни. В магистрали.
У трассы свои корни.
3
Володя Филимонов, заместитель начальника штаба Белорецкого крыла стройки, может и улыбаться, и шутить с вами, но, о главном, о чем болит у него голова, постарается не забыть. Балясничать по-пустому особенно-то и некогда. Так было в первые дни стройки, в Юбилейном, так было и перед окончанием ее, когда шла укладка последних километров, а штаб находился поселке Инзер. Попытаться воспитать в себе обязательность, принципиальность дело нелегкое. Не дело — труд великий. Потому ощущение праздника — скоро стыковка! — не притупляло в нем озабоченности за нерешенное.
