Первые европейцы, с которыми познакомились папуасы, были далеко не всегда достойными представителями цивилизованного мира. Это охотники за райскими птицами на западе Новой Гвинеи, искатели золота в ее восточной части, вербовщики рабочей силы на всей территории острова, люди с биографией авантюристов, одержимые стремлением к богатству и процветанию. Однако все они немало сделали для раскрытия тайн Новой Гвинеи. Правда, колониальные власти, укрепив свое положение, ввели строгий контроль над предприятиями белокожих, и уже прошли времена, когда при слове «золото» трепетали сердца людей, когда «золотая лихорадка» завлекала европейцев в дебри тропического леса. Мы знаем, что с появлением на Новой Гвинее белого человека, стремившегося к быстрому обогащению, для коренного населения наступали мрачные дни. Европейцы жестоко эксплуатировали и угнетали туземцев, да к тому же еще заражали их болезнями. Многие ученые и миссионеры не раз выступали в защиту коренного населения Новой Гвинеи, но тщетно. Никто не прислушивался к их голосам. Одним из ученых, самоотверженно защищавших интересы своих папуасских друзей, был русский путешественник Миклухо-Маклай. В течение почти пятнадцати лет он, живя среди папуасов, занимался исследованием северного побережья Новой Гвинеи, названного его именем, и был полностью отрезан от цивилизованного мира[36]. Он настоятельно требовал от тогдашнего английского губернатора прекращения эксплуатации туземцев. Его корреспонденции тех лет — документ высокого гуманизма, документ большого исторического значения.

Немалую роль сыграли и миссионеры. Преследуя благотворительные цели, они в трудной обстановке заботились об улучшении санитарно-гигиенических условий своих приходов. Миссионеры вели самоотверженную борьбу против тропических болезней, в те годы еще неизвестных, и часто выступали против злоупотреблений колонизаторов.

В наши дни в жизни папуасов, как и всюду на земле, есть и приметы современности, хотя быт папуасов в сущности не изменился. Вместо вербовки туземцев для работы на плантациях и в рудниках, этого самого омерзительного вида охоты за рабами, там производится наем рабочей силы по контракту. Однако несмотря на то, что договорные отношения контролируются колониальными властями, жестокая эксплуатация туземцев не прекратилась. Во многих районах Новой Гвинеи, в ее западной части, например, папуасы, хоть и в скромных масштабах, стали сами включаться в единую систему мирового хозяйства. Они занимаются сбором смолы дамарра и других видов растительного сырья, а также поисками тех удивительных чудес природы, которым каждый народ дал свое поэтическое название. Это необыкновенные птицы. Малайцы назвали их птицами богов, португальцы — солнечными, а немцы — райскими.

Папуасы стали ощущать тяжелые последствия колебания цен на мировом рынке. Однако кризис капиталистического производства не привел их к полному обнищанию, как полинезийцев, потому что изобилие природных богатств всегда обеспечивало им возможность возвращения к их стародавнему жизненному укладу. Благодаря тому что в туземных школах на специальных занятиях по ремеслу стали прививаться трудовые навыки, во многих районах острова (на реке Сепик и других) появилось кустарное производство, изделия которого предназначены исключительно для приезжих.

Произошли значительные перемены и в культовой жизни благодаря деятельности миссионеров. Но здесь часто сказывается косность мировоззрения: люди более склонны видоизменить старые обряды, нежели отказаться от них совсем. Отошла в область преданий охота за черепами, которой некогда столь рьяно занимались многие папуасские племена. Однако папуасы северного побережья острова, чтобы сохранить хотя бы внешние формы обряда человеческого жертвоприношения, при постройке обрядового дома или лодки находят следующий выход из положения: вновь построенную лодку кропят не кровью убитого человека, а кровью жертвенной собаки. Опорные столбы сооружаемого обрядового и мужского дома они окрашивают уже не человеческой кровью, а просто красной краской и вместо черепов убитых на шпили остроконечных крыш надевают кокосовые орехи. Так меняется внешняя форма ритуала, и его духовно-религиозная сущность постепенно предается забвению. В итоге остается лишь то, что английский этнолог и фольклорист Тэйлор называет «survival» (пережиток), первоначальный смысл которого можно установить лишь на основе глубокого исторического исследования.

Соприкосновение с европейской цивилизацией породило у папуасов, как и у других экзотических народов, разумеется, немало новых потребностей. Железо, стеклянные украшения, соль, ткани — вот вожделенные товары, ради которых туземцы попадали и до сих пор еще попадают в сильную зависимость от иностранных торговцев. Однако при всем своем положительном отношении к благам современной цивилизации папуасы с большим недоверием принимают требования гигиены. Медицинское обслуживание (в западной части Новой Гвинеи оно в руках индонезийцев) все еще встречает сопротивление туземцев. Некоторые мероприятия колониальных властей не дали должного эффекта. Так, не привело к желаемому результату расселение туземцев в типовых деревнях, что должно было частично устранить бедственное положение местного населения и в то же время упростить административное управление. Вместо того чтобы жить в новых домах, туземцы соорудили тут же рядом более соответствующие их вкусу хижины и поселились в них[37]. Колониальные мероприятия отрицательно повлияли на семейно-родовые отношения туземцев. «Вожди», назначаемые властями, не пользуются тем уважением, которое добровольно оказывалось прежним родовым старейшинам. Правовые нормы европейцев совершенно не принимаются, и заключение в тюрьму, скажем, за людоедство и охоту за черепами не считается постыдным. Напротив, старика Бонга из Комадеау земляки стали больше уважать, и он прослыл у них «знающим свет» человеком, оттого что во время заключения близко узнал белых. Хотя многие меры колониальных властей бесспорно направлены на улучшение условий жизни местного населения, правовое положение туземцев на Новой Гвинее не лучше, чем в Австралии. Отсюда стремление прогрессивных элементов папуасского населения к свободе и независимости. Заря свободы уже занялась над западной частью Новой Гвинеи, где благодаря общению новогвинейцев с индонезийцами освободительное движение стало развиваться особенно активно

[38].

Термином «Меланезия» Дюмон-Дюрвиль[39] обозначил Новую Гвинею и расположенные вокруг острова, европейцы же называли меланезийцами племена, пришедшие вслед за папуасами на северное и южное побережья Новой Гвинеи и на прилегающие к ней Новую Британию, Новую Ирландию, Соломоновы острова, Новые Гебриды и Новую Каледонию. Однако название «меланезийцы» неправильно, потому что живущие там люди, за небольшим исключением, какие угодно, но только не «черные»[40]. Внешний облик меланезийцев различных племен, подобно внешнему облику папуасов и австралийцев, не поддается обобщенной характеристике. Вследствие происходившего в течение многих столетий смешения меланезийских племен друг с другом и с более древним папуасским населением возникли многочисленные варианты, которые, впрочем, на основе некоторых характерных признаков можно свести к нескольким группам. Так, западные племена Новой Британии обнаруживают большое внешнее сходство с племенами, живущими на побережье залива Папуа к востоку от мыса Поссешен — самого крайнего пункта поселения меланезийцев на юго-восточном побережье Новой Гвинеи. Не меньшее внешнее сходство существует между жителями южного района Соломоновых островов и Новых Гебрид.