Понедельник

Лино Дзокки надел солнцезащитные очки и вышел на тюремный двор в сопровождении двух дюжих парней. День был ясный, но прохладный, что, надо сказать, гораздо приятнее в Риме, чем летняя жара. Сунув руки в карманы, Дзокки прямиком направился к бетонной площадке в другом конце двора, лишь мельком взглянув на охранника, стоявшего на сторожевой вышке. Дзокки был лет сорока, невысокого роста, с неприятным, жестким лицом. Вырос он в римских трущобах, с юности увлекался Марксом и Энгельсом. Дзокки не исполнилось еще и двадцати, когда его завербовали в «Красные бригады». Несколько лет он занимался тем, что привлекал к работе в «бригадах» молодежь, в основном студентов, и вскоре занял довольно высокий пост в одной из ячеек в Риме, а три года спустя стал руководителем Римской организации «Красных бригад». Сейчас он сохранял этот пост, несмотря на то что был приговорен к десятилетнему заключению за участие в покушении на одного из самых известных судей Италии и только недавно начал отбывать срок. Дзокки уже давно мечтал возглавить «Красные бригады», считая, что прекрасно справится с этой работой, даже если ему придется руководить организацией из тюрьмы.

Дзокки удобно устроился на своем любимом месте на верхней площадке двора, где обычно сидел в хорошую погоду. Два его телохранителя — члены «бригад», отбывающие пожизненный срок, — оглядевшись, уселись рядом. Дзокки достал из кармана сигарету, закурил и вдруг услышал шум вертолета. Когда вертолет завис над тюремным двором, на его борту можно было прочитать надпись «Полиция». Прогуливавшиеся во дворе заключенные начали кричать пилоту что-то оскорбительное. Неожиданно дверь кабины открылась, и раздался выстрел. Заключенные бросились врассыпную. Из вертолета стали палить по сторожевой вышке. Охранник упал на пол, пытаясь спастись от пуль. Когда он поднялся на ноги, вертолет уже взмыл ввысь и был вне досягаемости. Охранник поднял тревогу и, схватив бинокль, стал рассматривать тюремный двор. На одной из площадок лежал Дзокки, возле которого толпились взволнованные заключенные. Голова его была снесена очередью из крупнокалиберного пулемета. Рядом все еще дымилась сигарета.

Полковник Малколм Филпотт, рыжеволосый шотландец, поудобнее устроился в кресле и закурил трубку. Только что состоявшийся разговор с генеральным секретарем заставил его задуматься. Филпотту было пятьдесят шесть лет. Семь из них он возглавлял специальное отделение Скотланд-Ярда, до того как в 1980 году был назначен на пост директора ЮНАКО.

Напротив Филпотта расположился человек с меланхолическим выражением лица и темными, редкими волосами — его заместитель Сергей Колчинский. Он был на четыре года моложе Филпотта, двадцать пять лет проработал в КГБ, из них шестнадцать — военным атташе на Западе. Три года назад его пригласили в ЮНАКО на место одного русского, уличенного в шпионаже и высланного на родину.

Всего в ЮНАКО было двести девять служащих, в том числе тридцать — лучшие оперативники мира. Работали они по трое. Каждая такая группа имела специальное обозначение в «Ударных силах». Во время операций они имели право пользоваться любым видом оружия по своему усмотрению, регулярно тренировались в специальном центре, который в целях соблюдения секретности находился под землей.

Филпотт взял трость и, тяжело прихрамывая (результат ранения на войне в Корее), подошел к окну. Его кабинет, расположенный на двадцать втором этаже Секретариата ООН, выходил прямо на Ист-Ривер.

— После информации, полученной сегодня утром, полагаю, нам надо использовать для этой операции третью ударную группу, — обратился Филпотт к своему заместителю.

— Вы правы, — согласился Колчинский, — но я бы в любом случае задействовал именно эту группу.

— Я замечаю у вас, Сергей, к ним некоторое пристрастие. — С этими словами Филпотт снова уселся в кресло и включил стоявший перед ним компьютер.

— Дело не в пристрастии, сэр, — возразил Колчинский. — Просто они — наша лучшая команда.

Прочитав информацию на дисплее, Филпотт со злостью ударил кулаком по столу:

— Этого еще нам не хватало: оказывается, они с прошлой недели в отпуске.

Он нажал кнопку пульта.

— Да, сэр? — немедленно ответила секретарша.

— Свяжитесь с Майком, Сабриной и К.В. Сообщите, что их отпуск прерывается. И ждите дальнейших указаний.

Сабрина Карвер была единственной женщиной среди оперативников ЮНАКО. Сначала мужчины были недовольны, что ее перевели из Федерального бюро расследований и назначили в «Ударные силы», но она быстро доказала, чего стоит. И теперь, спустя два года, те, кто сомневался в ее опыте и способностях, даже завидовали Майку Грэхему и К.В., которые входили с ней в одну «тройку».

Сабрина постоянно жила в Нью-Йорке, но дважды в год непременно старалась побывать в Майами, где в особняке на берегу залива жили ее родители. Вот и в этот раз, получив отпуск в середине марта, Сабрина, которая не виделась с родителями с самого Рождества, когда они по обыкновению приезжали к ней в Нью-Йорк, первые десять дней отпуска решила провести с ними в Майами, а потом слетать на недельку в Швейцарию — покататься на лыжах.

В Майами было очень жарко, и Сабрина почти не вылезала из бассейна или носилась по заливу на быстроходном отцовом катере.

Припарковав «БМВ» недалеко от гавани, Сабрина вышла из машины и направилась к пирсу. Все невольно оборачивались ей вслед: девушка была удивительно хороша собой. Для того чтобы всегда поддерживать форму, она регулярно, если, конечно, не была на задании, три раза в неделю посещала занятия по аэробике. Светлые волосы до плеч Сабрина слегка подкрашивала в каштановый цвет оттеночным шампунем. Мужчины не могли оторвать от нее глаз, когда она, гордо вскинув голову, шла по пирсу в своей белой майке, надетой поверх изумрудного бикини. Сабрина прекрасно сознавала собственную привлекательность, но не обращала на мужчин ни малейшего внимания, считая, что делать это — значит проявлять тщеславие, а девушка презирала тщеславие в любой его форме.

Проходя мимо яхты, принадлежащей одному из крупнейших финансистов и близкому другу ее отца — Джону Бернштейну, она увидела на ней двоих мужчин и, очень удивившись, остановилась: отец только вчера говорил ей, что Бернштейн на совещании в Вашингтоне и пробудет там до следующей недели. Сабрина решила выяснить, что делают посторонние на судне, и ловко прыгнула на палубу. И тут прозвучал выстрел. Пуля пробила стеклянную дверь и попала в пирс. Девушка вовремя успела упасть на палубу. Через мгновение, вскочив на ноги, она увидела, как двое мужчин пытаются удрать на «джет-ски». Сабрина выбралась на пирс и, громко крикнув какой-то паре, чтобы они срочно вызвали полицию, побежала к своей яхте и пустилась в погоню за преступниками. Заметив ее, угонщики разделились: один попытался пробраться к центру гавани, забитому яхтами и катерами, другой ринулся в сторону острова Ламмас. Сабрина решила преследовать того, который хотел скрыться в гавани. Она быстро приближалась к угонщику. Увидев девушку, он полез в карман за оружием и, потеряв равновесие, упал в воду. Сабрина подплыла поближе и помогла парню, который не оказал ни малейшего сопротивления, взобраться на свою яхту. Тяжело дыша, он опустился на мягкое сиденье. Из глубокой раны над глазом сочилась кровь. И тут Сабрина заметила патрульный катер. Когда он подошел к яхте, с катера сбросили канат.

— Там еще один, — попыталась объяснить Сабрина, показывая в сторону острова.

— Привяжите канат к яхте, — скомандовал с патрульного катера рыжеволосый лейтенант, лет пятидесяти, не обращая внимания на ее слова.

Она заглушила мотор и, продев через кольцо, крепко завязала канат узлом. Раненого угонщика втащили на патрульный катер и отвели вниз — обработать рану. Сабрина, проигнорировав протянутые к ней руки, сама взобралась на катер и тут же спросила про второго угонщика.