— Разумеется, да. Но с присущей ему безграничной мудростью Малыш Бобби не обратил внимания на ваш совет. Что ж, это его дело. — Она вновь принялась за работу.

— Ты ему сама сказала?

— Детективы никогда не докладывают лично комиссару. Я передала ваше сообщение первому заместителю комиссара, а он, в свою очередь, сообщил Бобби.

Скэнлон окинул взглядом толпу полицейских, собравшихся во временном оперативном штабе. Потом опять повернулся к Хиггинс и спросил, чем она занята.

— Подшиваю в дело «пятерки», чтобы каждая соответствовала своему квадрату.

— Отложи это, — велел он. — Сейчас надо заниматься другим.

Говард Кристофер был высоким худощавым мужчиной, всегда одетым с иголочки в самые модные костюмы от Сирса и Роубака. У него было бледное одутловатое лицо и слишком широкий лоб. Это был мягкий человек с теплой улыбкой, любитель мыльных опер и диетического питания. Он имел чин майора Национальной Гвардии и был стойким приверженцем военного этикета, поэтому ему ни разу не пришло в голову назвать лейтенанта «Лу», как делали остальные. Подойдя к Скэнлону, он достал записную книжку.

— Лейтенант, кое-что в этом деле начинает проясняться.

Кристофер рассказал, что мясник с рынка «Данциг» на Дриггз-авеню утверждал, будто видел человека, похожего по описанию на убийцу. Он прогуливался перед крытым рынком за несколько минут до случившегося. Видел его и служащий во время перерыва. Он стоял у стены и курил, когда заметил, как из парка Макголдрик вышел пожилой человек с морщинистым лицом. В руке у него была хозяйственная сумка. Видела его и мамаша, сидевшая на скамейке и игравшая с ребенком. По ее словам, рядом с нею уселся какой-то противный старик.

Кристофер полез в карман коричневого пиджака и вытащил коробку, в которой лежала шелуха от земляных орехов. Показав ее Скэнлону, он произнес:

— Пошлю все это в лабораторию. Никогда не знаешь, где тебе может привалить счастье.

Первый заместитель начальника бруклинского северного следственного управления Макаду Маккензи был огромный вспыльчивый мужчина. Он носил плохо сшитую одежду, которая к тому же совсем ему не шла. Каждый раз, когда Скэнлон видел Маккензи, ему на ум приходила мысль о ящике, набитом изношенными деталями.

Раздвигая локтями толпу, Маккензи протиснулся к Скэнлону.

— Что новенького, Скэнлон? — по обыкновению шумливо спросил он.

Отведя заместителя начальника в сторону, Скэнлон негромко доложил об итогах предварительного расследования.

— Какой успех! — прорычал Маккензи. Он начал потеть. Вынув из кармана грязный носовой платок, вытер им руки. — Джо Галлахер убит? Не могу в это поверить. Только не он. Невозможно, чтобы это был он. Отказываюсь верить, что его больше нет.

— Все мы смертны, сэр. Хотя каждому хочется попасть в рай, никто не желает умирать.

Окинув его презрительным взглядом, Маккензи произнес:

— Наверняка Галлахер влип в какое-нибудь дерьмо. Лейтенанта полиции не убьют за просто так. — Он вытер шею. — Если пресса вцепится в это дело, ее уже за уши не оттянешь.

— На его месте мог оказаться и не полицейский. Возьмите, к примеру, Циммерман.

— Все это бред собачий, и ты прекрасно это знаешь. Такое может случиться только с дерьмовыми полицейскими, сержантами и лейтенантами. Но я скажу больше: мы по горло сыты этими скандалами. Совсем недавно в Десятом участке были арестованы шесть полицейских и сержант за шашни с колумбийцами. Еще пятеро оказались замешанными в торговле марихуаной. Если так будет продолжаться, допрыгаемся до нового процесса Нэппа. И на этот раз не избежать гражданского надзора за Службой. — Маккензи неловко переминался с ноги на ногу.

— Шеф, я за командную игру. Вы это знаете. Но скажите мне, по каким правилам играть, чтобы этого никогда больше не случилось?

— Не знаю. Могу сказать одно. Ты никуда не уйдешь, пока не разберешься, что стряслось в кондитерской. А что касается остального мира, то для него Джо Галлахер погиб как герой, предотвращая ограбление.

Следя за удаляющейся неуклюжей фигурой Макаду Маккензи, Скэнлон думал, как же легко навесить ярлык на полицейского. Типичное мышление «дворцовой стражи». Отдуваться всегда приходится подчиненным.

Скэнлон побродил по временному штабу, проверяя, все ли идет как надо. Он заметил, что Говард Кристофер задумчиво смотрит на сумку с шелухой, подошел к нему и спросил, нет ли каких затруднений. Окинув его вопрошающим взглядом, Кристофер ответил, что не знает, нужно ли приложить к лабораторному анализу докладную записку. На что Скэнлон резонно заметил, что она служит звеном в цепи свидетельских показаний. Похлопав Кристофера по плечу, он отошел. Хиггинс, занятая подшиванием к делу «пятерок», не заметила, как Скэнлон подошел к ней. Взяв формуляр, он внимательно прочитал его, сложил так, как предписывали правила, и вернул. Когда Хиггинс надписала последний конверт, он велел ей взять записную книжку. Надо было ехать в Джексон-Хайтс. Тайная квартира полицейского — это святая святых, и Скэнлон надеялся найти в ней много любопытного.

Положив в карман ключи, которые Хиггинс обнаружила на теле Галлахера, Скэнлон закрыл за собой дверь. Они были в темной сырой квартире номер 3С. Жилую комнату и кухню связывал узкий коридор. Включив карманный фонарик, Хиггинс нашла на стене выключатель. Стены были облицованы дешевой крашеной фанерой. В нише — пять лампочек без плафонов. Войдя в квартиру, они сразу увидели прямо перед собой ванную комнату. Хиггинс включила тут свет, и тараканы тотчас бросились врассыпную, забиваясь в щели.

Возвратившись в комнату, Скэнлон подошел к белой портьере, отыскал шнур и потянул за него. В мрачную комнату хлынули лучи послеполуденного солнца. Он огляделся. С потолка в углах свисала паутина, на полу — ковер неярких пастельных тонов. У стены напротив — разложенный диван-кровать, а рядом — журнальный столик с телефоном и блокнотом. Подойдя к столу, Скэнлон взял блокнот и принялся листать его. На страничке с буквой «X» стояла фамилия Харрис. Номер, начинавшийся с цифр 516, был зачеркнут, а вместо него вписан новый, который начинался с числа 718. Рядом стояло взятое в кавычки имя «Луиза» и номер, начинающийся с числа 212. В блокноте были номера полицейских подразделений, не включенные в справочники, номера благотворительных полицейских организаций и братств. Просмотрев весь блокнот, Скэнлон обнаружил еще четыре имени: Донна, Валери, Мэри и Рина. Остальные номера имели то или иное отношение к службе.

Все эти телефоны наверняка были невидимой ниточкой, ведшей к его скрытой жизни, равно как и номера телефонов полиции. Обе его жизни связывала работа. Знакомые Джо Галлахера из этой его другой жизни должны быть найдены и допрошены. Услышав шум, Скэнлон обернулся. В дверях стояла Хиггинс.

— Какая же дыра!

— Думаю, она соответствовала своему назначению, — произнес он и положил блокнот на диван. — Нашла что-нибудь в ванной?

— Несколько ржавых лезвий и тюбик из-под пасты. В этом доме и ноги женской не было.

— Откуда такое заключение?

— Будь тут женщины, были бы и женские причиндалы — косметичка, фен, салфетки, трусики на смену.

Он легко поднялся с дивана и заметил удивленный взгляд Хиггинс. Так же на него смотрели и многие другие. Этот взгляд как бы говорил: «Он двигается и держится так, будто у него нет протеза».

Стенной шкаф со скользящими створками. Скэнлон отодвинул правую. На «плечиках» висела мужская одежда. В углу стоял свернутый экран и восьмимиллиметровый проектор. В шкафу было три полки. Первая служила баром, на второй стояли стереомагнитофон и радиоприемник. Верхняя полка была завалена кассетами. Взяв несколько штук, Скэнлон прочел вслух: «Ты придешь, Энни?», «Гарри — длинный член», «Энди Харди и монашки», «Приходи еще, сладкоустая».

— Думаете, командир участка захочет прокрутить их на собрании общественности? — спросила Хиггинс.

Он рассмеялся:

— Думаю, эти старперы выронят вставные зубы.