Когда Харрис повернулся, чтобы отвести женщину к вдове, он махнул полицейскому, стоявшему рядом, веля пропустить Скэнлона без очереди.

— Спасибо, что пришел, Лу, — сказал Харрис, пожимая ему руку. — Пошли, я представлю тебя вдове Джо.

У Мэри Энн Галлахер были темные круги под глазами. Ее длинные русые волосы обрамляли бледное лицо. На ней было очень скромное неброское платье и никаких украшений, кроме обручального кольца. В правой руке она держала четки, медленно перебирая их и бормоча молитву.

Скэнлон склонился к ней, чтобы выразить сочувствие. На ее губах был заметен белый налет. Но, несмотря на неважный вид, Скэнлон увидел, что она привлекательная женщина тридцати с небольшим лет, с необыкновенно голубыми глазами. Мэри Энн Галлахер пустыми глазами смотрела в лицо Скэнлона, пока он шептал слова соболезнования. Исполнив свой долг, он уже повернулся, чтобы отойти, но Харрис придержал его за локоть, нагнулся и что-то шепнул вдове.

Внезапно холодная липкая рука сжала запястье Скэнлона. Он увидел, что лицо вдовы оживилось каким-то странным пугающим образом: ее ноздри расширились, губы искривились в странном оскале. Опираясь на его запястье, она поднялась со своего кресла, ее лицо оказалось на уровне лица Скэнлона. Послышался тяжелый вздох.

— Поймайте их! — завопила она. — Этих животных, которые отняли у меня мужа. Этих дикарей, которые уничтожили наши жизни. Убейте их!

Она упала в кресло. Женщины поспешили к ней, чтобы утешить.

Тут Скэнлон впервые заметил двоих детей, сидящих по бокам от вдовы. Девочке было около десяти, и она страдала синдромом Дауна. На ней были белые кружевные носочки и синее платье.

Мальчику было лет двенадцать, он был темноволос. Его тонкий черный галстук висел косо, а костюм из саржи, казалось, был великоват.

— Давай выйдем, покурим, — предложил Харрис.

Они вышли на веранду. Алый свет на горизонте уже затухал. На его фоне резко выделялись дома жилого района Мэлколм Экс Хаузинг Проджект. Скэнлон взглянул на густые заросли азалий перед зданием. Они прошли через полицейский кордон, спустились по деревянной лестнице. Трава была только что подстрижена и пахла свежестью. Они подошли к фигуре плачущего гнома в центре ухоженной лужайки. Скэнлон обратил внимание, что Харрис носил с униформой черные ковбойские сапоги. В «Уставе патрульной службы» записано: «Униформа должна подбираться по образцу: обувь — черная, простая, из гладкой кожи, со шнурками, на ровной подошве, с набойками из резины».

Сержанту Джорджу Харрису нравилось нарушать правила.

Они прислонились к стволу дерева; Харрис вытащил пачку сигарет и достал затушенный окурок. Скэнлон смотрел, как он вновь зажигает его.

— Что, дела так плохи, сержант?

— Сигареты дороги. Я ничего не выбрасываю.

Подняв руку, Скэнлон пригнул ветку и понюхал соцветие.

— Твои детективы разыскивали тебя.

Скэнлон резко отпустил ветку. Она взлетела вверх.

— Где они?

Харрис кивнул в сторону гриль-бара «Мак-Джеку», через Остин-бульвар.

— Они просили передать, что пошли туда перекусить.

Скэнлон посмотрел на полицейских, которые выходили из похоронного бюро и направлялись к «Мак-Джеку».

— Тебе удалось узнать что-нибудь в Сто четырнадцатом участке?

— С этими похоронами у меня не было времени что-то искать. Вспомни, что Джо был боссом и не общался с каждым полицейским. А те немногие, с которыми он сталкивался, ничего не знают о его личной жизни.

Харрис глубоко затянулся, потом выплюнул и раздавил окурок.

— А ты что-нибудь узнал? — спросил он, покосившись на лейтенанта.

— Я допрашивал семью Циммерманов. Они очень интеллигентные, богатые и приличные люди. Когда я только намекнул, что их мать могла быть мишенью нападения, они просто взбесились. «Невозможно!» — закричали они. Дочь сказала мне, что раз уж я не верю в то, что это был грабеж, мне надо покопаться в частной жизни Джо, поскольку ее мать чиста как первый снег.

— Как и все мы! — воскликнул Харрис. — Почему ты так уверен, что это было заказное убийство, а не грабеж?

— Потому, что свидетель сказал, будто парень просто вошел в лавку и, окликнув Галлахера: «Эй, ты!», открыл пальбу. Нам также известно, что у парня неподалеку был фургон, на котором он хотел скрыться, и там сидел сообщник. Кроме того, не было никаких: «Руки вверх!», или «Откройте кассу!», или чего-то в этом роде. Ничего из обычного словаря грабителей. Человек вошел в дверь, чтобы совершить убийство.

— И ты думаешь, что целью был Джо?

— По логике вещей, он более вероятная цель. Для публики он был «Мистер Совершенство», но нам прекрасно известно, что его личная жизнь была другой, его нельзя было назвать ангелом.

— А кого, к черту, можно так назвать?

— С этим я не спорю. Но где-то должен быть мотив преступления, и я буду копать, пока не найду его. И когда я его найду, он станет путеводным огнем, который укажет мне, где искать убийцу.

— У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Все, что у меня пока есть, — это подозреваемые. — Скэнлон посмотрел на Харриса. — Джо когда-нибудь рассказывал о женщине по имени Валери Кларксон?

Лицо Харриса застыло. Он старательно вспоминал.

— Насколько я помню, нет. Кто она?

— Одна из его любовниц. Мы вызвали ее на допрос, и она согласилась нам помочь, а потом исчезла. Только она, единственная из всех его подружек, не явилась в полицию.

— Твои люди разыскивают ее?

— Хиггинс, — ответил Скэнлон и продолжал: — А я не знал, что у Джо ребенок с синдромом Дауна.

— Оба ребенка приемные. Джо с женой взяли детей, которых никто не хотел усыновить. Дали им любовь, семью. Мальчик, кстати, запаздывает в развитии. Вот таким парнем был Джо Галлахер. У этого сучонка было золотое сердце. Не обращай внимания на всю ту дрянь, которую про него рассказывают. Посмотри на этих детей, и ты увидишь, каким человеком он был.

— Вы ладили между собой?

— Мы были друзьями. На Службе Джо был моим шефом. Его слово было законом.

— Вы никогда не спорили о делах?

— Конечно, всякое бывало, — сказал Харрис. — Но он всегда выслушивал мое мнение, а потом выносил решение. Иногда он соглашался со мной, иногда — нет.

— Я допрашивал Луизу Бардвелл и ее мужа, — произнес Скэнлон, наблюдая за реакцией Харриса при упоминании имени его любовницы.

— Что скажешь о ней?

— Странная дамочка. И у ее мужа явно не все дома.

— Люди все разные, Лу.

— Аминь. Вы все еще встречаетесь?

— Нет. Я уже давно ее не видел. Пожалуй, при нынешней вспышке СПИДа лучше не встречаться с бисексуальными женщинами. Одно дело, когда ты об этом не знаешь, а другое — знаешь и продолжаешь встречаться. Это значит, что у тебя тоже не все в порядке с головой.

— А ты встречаешься с кем-нибудь еще, кто имеет отношение к делу?

— Нет. — Харрис перестал облокачиваться на дерево. — Я должен возвращаться, Лу. Я позвоню, если что-то узнаю.

Группа полицейских вышла из похоронного бюро и направилась по мощеной аллее через Остин-бульвар к бару «Мак-Джеку».

Подходили все новые участники церемонии, и среди них, облаченная с ног до головы в черное, с траурной вуалью поверх обесцвеченных волос, Гретта Полчински.

Скэнлон догнал ее на лестнице. Остановил, схватив за плечи. Лицо ее было накрашено очень ярко.

— Черное идет тебе, Гретта.

— Я пришла сюда, чтобы воздать почести мертвому, а не для того, чтобы ты заигрывал со мной.

Он придвинулся поближе и заговорщицки шепнул:

— Ты можешь что-нибудь мне сказать?

Она рассмеялась ему в лицо и повернулась, чтобы уйти. Скэнлон остановил ее.

— Я предполагаю, что такая заметная в обществе личность, как ты, может собрать кое-какие сведения для друга-полицейского, на которого и так уже все наехали.

Она выдернула руку.

— Я слышала, что твой мертвый лейтенант и его сержант жили как кошка с собакой. Харрис был шестеркой Галлахера. И Галлахер никогда не благодарил. Хотя, с другой стороны, все вы, полицейские, такие.