— В том смысле, что он у вас до сих пор морского театра не сдал.

— Никак нет, штурманенок сегодня сдал, товарищ командир.

— Знаю, как он сдал...

— Да нет, для начала — неплохо, — сказал Володин.

Все уже за суп принялись, а ему надо было отвечать на вопросы, и ответил он сейчас, кажется, неудачно: Букреев даже ложку ко рту не донес.

— Для начала?! Какое тут может быть «начало»?! — недовольно сказал Букреев. — Он же у вас ходовую вахту нести собирается!

Володин молчал, не понимая толком, чем вызвано такое неудовольствие командира.

— Что-то вы уж больно мягкий начальник, штурман...

Володин и тут промолчал. Это было явно не в его характере, и Букреев, чувствуя, что перехватил, сказал уже спокойнее, почти добродушно:

— Что там у вас с Евдокимовым?

Теперь уже на Букреева с недоумением посмотрел Ковалев: сначала не понял, за что командир отчитал штурмана, а теперь не мог понять, почему Букреев вдруг подобрел.

— Натворил что-нибудь? — спросил Володин о своем подчиненном. Еще секундой назад не позволил бы себе так спросить, но сейчас, уловив, что отпущение грехов состоялось, — правда, не знал, каких именно, — он спросил. Спросил, как о какой-то возможной мелочи, хотя тут могла быть и не мелочь... Володин старался все же заранее угадать, что натворил старший матрос Евдокимов.

— Если бы натворил, я бы тогда с вами не так миролюбиво, — Сказал Букреев. — У него ведь по поощрению десять суток?

— Так точно, товарищ командир, положено...

— Положено — так отдайте, — спокойно проговорил Букреев.

— Но за Евдокимовым перископ закреплен, товарищ командир, — напомнил Володин. — А у нас планово-предупредительный ремонт на носу.

Букреев, соглашаясь, кивнул, а Ковалев не выдержал:

— Вы же воспитатель, Сергей Владимирович!

— Ну?.. — согласился Володин.

— Вот вам и «ну»!.. А у вас в боевой части просто невыгодно быть хорошим специалистом. Невыгодно, понимаете?

Штурман не понимал. Но и никто, кажется, за столом ничего не понимал.

— Если я не справляюсь... — начал Володин.

— Так сумел бы и лейтенант Филькин ответить, — оборвал Ковалев. — А для командира боевой части — это несерьезно. Серьезно другое: подчиненный не может уехать в отпуск, потому что чересчур хорошо знает свою технику!.. Какой же вы, Сергей Владимирович, тогда воспитатель?

«Какой, какой... — Букреев недовольно взглянул на замполита. — Нормальный воспитатель. Побольше бы таких офицеров...»

Хотя... Заместитель в чем-то был, конечно, прав, и надо, пожалуй, отпустить Евдокимова домой — это тоже было понятно Букрееву. А кроме того Ковалев являлся для штурмана все-таки начальником, а значит, прав был в конечном счете замполит. Во всяком случае, должен быть прав.

— Ну, это ладно... — примиряюще сказал Букреев. — А скажите, штурман: если ваш Евдокимов выйдет из строя? Заболел, например?

— У него есть замена, товарищ командир. Но, разумеется, Евдокимов...

— Вот и проверим в деле вашу замену, — решил Букреев. — Сколько нужно для ремонта?

— Трое суток.

— Сделать за двое. Об исполнении доложить.

— Есть доложить, товарищ командир, — сказал Володин, но тут же не утерпел: — Если будет приказано, я хоть сейчас могу доложить об исполнении. Но от этого с перископом ничего ведь не изменится.

Букрееву нравилась эта дерзость в штурмане, он иногда даже себя в нем узнавал, себя тех еще времен, когда был помоложе. И, благожелательно глядя на Володина, он сказал:

— С перископом, конечно, от вашего липового доклада ничего не изменится, но в вашей биографии... Мне бы этого не хотелось, штурман. Ясно?

— Ясно, — кивнул Володин, жалея сейчас, что так мало попросил на ремонт перископа: надо было не трое суток назвать, а хотя бы четверо — тогда бы трое суток уж точно дали.

— Неясно только, когда Евдокимов в отпуск едет, — сказал Ковалев.

Володин удивился:

— Как же неясно? Через... через трое суток.

— Мне показалось, — улыбнулся Ковалев, — одни сутки вы набавили.

— Разве?.. А!.. Так это для того, чтобы избежать липового доклада насчет перископа.

Букреев взглянул на Ковалева и как бы сказал: «Вот видишь, а ты говоришь... Толковый он офицер».

— Добро, — согласился Букреев, усмехаясь. — Пусть едет через трое суток... Но я никогда не думал, штурман, что вы такой упрямый, — укоризненно сказал Букреев.

Впрочем, в последней его фразе Володину почудилось больше одобрения, чем укоризны.

Вопрос наконец был решен, штурману удалось избежать мели, не посадить себя на камни. И вообще — после деловой части можно было поговорить о чем-то постороннем.

— Прочитал сегодня, — сказал Обозин, допивая компот. — У пчел, оказывается, есть свои диалекты. Например, итальянские пчелы плохо понимают югославских...

— Чего уж там пчелы! — отозвался Букреев. — Тут без диалектов — а, бывает, собственную жену не всегда понимаешь...

— Точно! — Обозин заулыбался. То, что свою жену не всегда понимаешь, с этим он давно уже свыкся, но приятно было, что не он один, что, выходит, еще кто-то не понимает. Тем более — командир. — Жена вот мне как-то жалуется... — Сейчас, вдалеке от своей базы, можно было вспоминать об этом с улыбкой, как о каком-то забавном пустяке, и Обозин удивился, что еще какой-нибудь месяц назад его это раздражало. — Никак, говорит, дочку утром не поднять. Спит до одиннадцати... Укладывай, говорю, раньше. А как же, говорит, раньше, если она поздно встает?.. Так вот и укладывай пораньше!.. А она мне...

— А как же ее рано укладывать, — подсказал Володин, — если она поздно встает?

— Верно, — с удивлением посмотрел на него Обозин. — А ты-то откуда знаешь?

— Потому, может, и не женюсь, что знаю, — сказал Володин.

В дверях появился радист, вхож он был и к командиру, и в кают-компанию в любое время, хорошо усвоил это свое право, и, сказав обычное «Прошу разрешения» только для формы, подошел к Букрееву.

— Получено радио, товарищ командир...

Букреев взял радиограмму.

Никаких особенных неожиданностей ждать не приходилось — они полным ходом шли домой. Но военная служба все-таки давно приучила, что неожиданности случаются не так уж редко, и, выжидательно глядя на Букреева, они все уже поняли, что это как раз та самая неожиданность...

— Только этого не хватало, — хмуро сказал Букреев, отдавая радиограмму. — Штурман, можете снимать свои концертные туфли...

— Танцы в субботу отменяются, товарищ командир? — спросил Володин.

— Хуже. Состоятся... Но без моего штурмана, — Букреев встал из-за стола, подошел к трансляции и включил центральный пост: — Старпом!

— Есть старпом! — ответил динамик.

— В кают-компанию.

— Есть, товарищ командир.

Динамик щелкнул, отключился, и в наступившей тягостной тишине совсем как-то неуместно прозвучали слова появившегося из буфетной мичмана Бобрика:

— Кому еще компот? Жена так не сварит...

— Бобрик, а к нам командующий прибывает, — мрачно поделился командир своей новостью.

— Сам... сам командующий?! — растерянно спросил Бобрик, забыв про компот.

— Сам, — подтвердил Букреев. — Без жены. Что делать думаете?

— Доставать надо, товарищ командир! — возбужденно сказал Бобрик.

— Что доставать?

— Все, что можно! Редкий случай, товарищ командир. Нам сервиз нужен, ковры обновить... Потом ни за что не дадут, товарищ командир, — убеждал Бобрик. — И еще нам надо...

— Остановитесь, Бобрик, — перебил командир и повернулся к вошедшему Варламову: — Старпом, мы готовы принять командующего?

Старший помощник ничем не выдал своего удивления — Букрееву это понравилось, — только спросил деловито:

— Когда, товарищ командир?

Как будто они принимали у себя командующего каждый день...

— Почти сразу, как вернемся, — сказал Букреев. — Послезавтра.

— Послезавтра же выходной, — вспомнил Бобрик.

— Кто это вам ересь такую сказал? — покосился на него Букреев.