Серьезно относясь к обязанностям госпожи замка, Несса изучила каждую комнату — кроме той, что в башне лорда Уильяма заперта цепями. Она знала, что в пустой комнате напротив ее спальни каждый раз кто-то ночует. Она сама там убирала, но никогда не упоминала о ней в разговоре с графом.

Приняв решение и не дожидаясь, когда воля ослабеет, Несса соскользнула с высокой кровати, накинула на плечи одеяло и пошла к двери, осторожно ступая по колючей подстилке. Приоткрыла скрипучую дверь и выглянула в коридор. Тускло освещенный настенными масляными лампами, он был пуст. Из Большого зала доносились мужские голоса. Пока не иссякло мужество, Несса ринулась в комнату напротив.

Дверь открылась при первом же толчке. Несса проскользнула внутрь. Надо было отдышаться. Она прислонилась к двери и сделала несколько глубоких вдохов. В комнате никого не было, кровать возле холодного камина стояла неубранная. Служанки считали, что тут никто не живет, а она убирала, только когда выдавалось время и возможность — когда была уверена, что ее никто здесь не увидит. В комнате было прохладно. Она подошла к камину, опустилась на колени и раздула последние красные огоньки, тлеющие в золе; слабые язычки пламени лизнули тонкие поленья. Если бы можно было так же легко разжечь в нем страсть… По крайней мере в эту якобы пустующую комнату никто не ворвется, не нарушит уединение супругов.

В ответ на грубую шутку одного из воинов — ему, мол, пора идти к жене, а то она заждалась — Гаррик засмеялся, как будто так и должно быть. Но когда он вступил в открытую пасть широкой каменной лестницы, он был спокоен. Он был убежден, что эта ночь станет окончанием их брачного танца. Если жена и сегодня не сможет приветливо принять его, то уже никогда не сможет, но в этом случае терпеть ему все равно больше не придется.

Граф постоял у двери, набираясь вдохновения для слов и ласк, которыми соблазнит свою целомудренную жену. Но ничего не приходило в голову. Подарки? Чтобы заслужить то последнее объятие, он подарил ей книгу, единственное сокровище, которое, как он знал, она оценит. Она не выражала желания получить красивую одежду или драгоценности. Гаррик поморщился. Раньше женщины за ним бегали, даже если он не хотел дарить им… хоть булавку. Как получилось, что единственная женщина, которая ему нужна, ничего от него не хочет? Тогда пусть возьмет его самого. Прямо сейчас — или никогда.

Граф тихо открыл дверь, вошел и закрыл ее за собой. Кровать была пуста. Он повернулся к церковной скамеечке — в ее присутствии бывшей послушнице любовные объятия должны были казаться кощунством, — но Нессы и там не оказалось. Ее вообще не было в комнате! Но где же она? Может, она пошла в часовню и собирается всю ночь простоять на коленях на холодном полу? Закусив губу, граф решительно вышел из комнаты, принесшей ему столь горькое разочарование.

«Какой же я глупец, — думал Гаррик. — Как же я позволил женщине захватить власть надо мной?» В комнате, где ему предстояло спать, холодно, как и у него на душе; он снова стал человеком изо льда. Он толкнул дверь, и в лицо пахнуло неожиданным теплом: в черном от сажи камине плясал огонь. Возле него, в профиль к Гаррику, сидела на низкой скамеечке та, которую он считал недосягаемой. Волосы ее были распущены, а на плечах — одеяло, из-под которого выглядывали изящные руки. Из-за треска дров в камине она не услышала, как он вошел. Он стоял и упивался ее красотой, еще более ценной оттого, что она, такая прекрасная, принадлежит только ему одному.

Рыцарское искусство ходить бесшумно позволило ему подойти к ней вплотную. Тогда она почувствовала его присутствие, но не удивилась. Подняла глаза и встретила взгляд, отливающий серебром. Не испугалась, почувствовав его сладкую угрозу; прикосновение взгляда казалось таким же осязаемым, как рука, коснувшаяся ее щеки. И тотчас же ледяная броня снова растаяла — Несса сразу это поняла.

Легкое дрожание нежных губ как огнем смело все сомнения Гаррика. Он подхватил жену, поставил ее на ноги и прижал к себе — одеяло бесформенной кучей упало к их ногам. Несса трепетала в объятиях мужа — трепетала от радостного предчувствия. Она пришла сюда, чтобы отдаться ему, но сама изумлялась той смелости, с которой приняла его пленительную власть, когда он заиграл на ее чувствах, словно искусный менестрель — на лютне. Она боялась только одного — разочаровать мужа.

Наслаждаясь заманчивыми округлостями ее тела, сгорая от нетерпения, Гаррик собрал всю свою выдержку, чтобы обращаться с ней с той нежностью, которой она заслуживала. Он должен был бережно пронести Нессу сквозь все ее самоограничения в мир необузданной и сладостной свободы. Запустив пальцы в ее густые кудри, он приподнял их, обнажив шею.

— Какая ты горячая, — шепнул он и поцеловал жену в плечо.

Несса сказала не раздумывая:

— Лед обжигает.

Гаррик засмеялся и легонько поцеловал жену в висок. Если он лед, то она — солнце, она растапливает его, как весеннее солнце растапливает лед на замерзшем за зиму пруду.

От смеха затряслась грудь, в которую она упиралась лбом, и это послужило магическим призывом — ее тоже пронзило искушение. Несса подняла голову и уткнулась губами в крепкую, бронзовую от загара шею. С ненасытным любопытством она повторила неумелый поцелуй, привыкая к удовольствию.

Гаррик замер под соблазнительными поцелуями нежных губ — сначала в шею, потом ниже, в просвет туники, стянутой под горлом шнурком. Он изо всех сил повторял себе, что надо продвигаться медленно, не напугать жену силой своего. желания, но вдруг невольно застонал, и Несса тут же отпрянула.

— Не бойся, голубка. — Голос был низкий и хриплый. — Твои ласки — такое наслаждение, что я готов умереть. — Тут он чуть отстранился и стащил через голову ненавистную тряпку, разделявшую их тела; туника полетела куда-то в угол.

Несса едва не задохнулась от восторга, увидев мужскую грудь с темной порослью волос, начинавшихся пониже широких плеч и исчезавших в штанах, стягивавших узкие бедра. Да, он и вправду само искушение! В этот момент ей больше всего на свете хотелось ощутить его тепло. Чтобы не сделать что-нибудь постыдное, она прижала руки к груди.

Взгляд ее глаз обладал такой силой, что, казалось, каким-то мистическим образом дотронулся до него, и пламя этого взгляда опалило Гаррика; ему мучительно хотелось ласки. Он положил ее руки себе на грудь и сказал:

— Я смотрел, как ты гладила книжку, и томился, хотел, чтоб ты так же гладила меня.

Ощутив под пальцами твердые мышцы и гладкую кожу, Несса испытала такое возбуждение, что закусила губу. Вот она, возможность исполнить грешное желание — и все же невидимые цепи запрета не давали это сделать, и она не шевелилась, пока он не провел ее рукой по своей горячей груди. И тотчас же исчезло все, осталось только разраставшееся чувство свободы делать все, что хочешь. Вздымавшаяся под ее лаской грудь излучала нарастающее голодное желание, и оно захватило ее.

Гаррик снова застонал, и на сей раз Несса не испугалась, не отпрянула. Она заглянула в серебряные глаза, подернутые дымкой, и крепко прижалась к мужу. Закрыв глаза, она тоже застонала. В следующее мгновение сильные руки подхватили ее и отнесли на давно ожидавшую кровать. Покрывала были сбиты после почти бессонной вчерашней ночи и, казалось, предлагали улечься в их беспокойные складки. Гаррик откинул одеяло и, положив жену на постель, какое-то время любовался совершенством линий ее тела, коралловыми губками и лицом алебастровой белизны в окружении роскошных кудрей, позолоченных пламенем камина.

Несса же, почувствовав холод простыни, на мгновение испугалась, что муж сейчас покинет ее. Она впилась взглядом в его глаза — они горели огнем. Наконец он сел рядом с ней на кровать и осторожно провел пальцами по ее груди. Она запрокинула голову и снова закрыла глаза; из горла вырвался сдавленный вздох.

«Она очаровательно беспомощна», — думал Гаррик, медленно проводя ладонью по трепещущему телу жены.