— Меня это вполне бы устроило. Но если отец решит объявить войну, то я и с этим соглашусь. Я не терплю и не намерен больше терпеть такое положение, когда имеешь титул, но не обладаешь реальной властью, и если уж на то пошло, когда трудишься, но не получаешь никакого вознаграждения.

Трагедия заключалась в том, что бунт молодого короля и Ричарда, выдвижение ими требований совпали по времени с приездом Альеноры на континент. Генрих II предпочел забыть, что сыновья еще до этого в течение ряда лет проявляли недовольство и стремились сбросить отцовскую узду. Он любил сыновей — особенно Генриха-младшего, — и его всегда удивляли их претензии. Теперь же, не мудрствуя лукаво, он в своей прямолинейной манере обвинил во всем жену. Мол, его сыновья — хорошие ребята, он любит их, а они любят его. И все было хорошо, пока она не приехала к ним со своими взглядами, жалобами и со своей злостью и не подбила их на мятеж. И Генрих II вознамерился преподать сыновьям по-доброму хороший урок, — одно или два сражения, которые он, конечно, выиграет. Затем он великодушно вернет им все владения с условием, что ни один из них больше никогда не встретится с матерью и не станет принимать ее у себя.

«Я проучу ее», — подумал Генрих мстительно.

Из того самого окна, из которого более двадцати лет назад она увидела подъехавшего рыжеволосого юношу на гнедом коне, Альенора смотрела на объятый пламенем город Пуатье. В воздухе висел тяжелый, удушливый запах сгоревшей соломы и раскаленной глины. Стояла поздняя осень, и шли обильные дожди, и поэтому напоенные влагой стены и крыши домов загорались не сразу, оказывая последнее жалкое сопротивление огню. Тем не менее с каждым часом пожар разгорался все сильнее. Война пришла на землю Пуату, и ее ужасы превзошли все то, что прежде рисовало ее воображение.

С остатками своего войска Ричард еще удерживал центр города, окружавший замок, в котором находилась Альенора. Ричарду очень не повезло. Вскоре после приезда матери он и Генрих-младший отказались повиноваться и предъявили отцу свои условия. Старший Генрих их высмеял и установил для сыновей еще более строгие правила. Ричард, полагая, что владения брата подвергнутся нападению в первую очередь, и зная слабую его подготовленность к войне, послал на север больше воинов, чем мог себе позволить, и в конце концов отправился туда сам. Но легкомысленные, ненадежные друзья Генриха-младшего неохотно сражались, а два брата полностью разошлись во взглядах на планы военных действий. Спор закончился внезапным взрывом присущего Плантагенетам необузданного темперамента, после чего Ричард с горсткой своих воинов сломя голову помчался на юг, чтобы успеть подготовить Пуату к обороне. Король Генрих II не стал окончательно добивать старшего сына, а бросился вдогонку за младшим. Он справедливо считал Ричарда наиболее опасным из сыновей. Кроме того, в Пуату была Альенора… Если бы только ему удалось захватить ее!

И вот теперь война близилась к концу. Генрих-младший был уже почти усмирен, а Ричард, конечно же, не мог долго держаться. Многие из его людей остались на севере, немало перебежало на сторону противника, как только им показалось, что король одерживает верх. В те незабываемые дни сеньоры и рыцари переходили с одной стороны на другую с такой же легкостью, с какой меняют партнеров во время танца. Среди тех, кто сражался в горящем городе бок о бок с Ричардом, были такие — и король это знал лучше других, — которые лишь выжидали удобного момента, чтобы изменить.

Одного из них звали Гильберт де Блей. Это был сын того самого хитрого и коварного барона, который устроил брак короля Франции и Альеноры и пронзил мечом ее первую любовь. Об этой истории Гильберт ничего не знал: старик до конца хранил все в секрете. Но Гильберту было хорошо известно, что в короткий период между разводом и новым браком, когда герцогиня сделалась единоличной и полновластной госпожой, она очень плохо обращалась с его отцом. Такое отношение породило в Гильберте глубокую неприязнь к Альеноре. Она отобрала обширное богатое поместье, давно полученное отцом в подарок от Людовика VII. Потом, набросившись на старого де Блея, подобно соколу на голубя, она подняла шум вокруг мелких проступков, которые старик, уверенный в покровительстве французского короля, совершил на протяжении многих лет. Например, он позволил сгнить мосту, заботиться о ремонте которого входило в его обязанности. В результате путникам приходилось пользоваться бродом выше по течению реки, где старый де Блей взимал плату с каждого человека, животного и с каждой повозки. Герцогиня назвала это «уклонением от исполнения долга» и «обманом населения» и наложила на барона Годфруа такой крупный штраф, что он умер в бедности. Причем от удара, вызванного приступом ярости. Барон Гильберт долгие годы ждал случая отомстить герцогине… и такая возможность как будто появилась.

Войдя в комнату, откуда Альенора наблюдала за ходом битвы, Гильберт преклонил колено и тут же вновь выпрямился, соблюдая этикет в той мере, в какой допускали чрезвычайные обстоятельства.

— Ваша светлость, — проговорил он, — я от герцога, ему нужна ваша помощь. Противник сильно теснит, и у герцога осталось мало воинов: Но в Партене — всего в часе езды — он оставил отряд, строго приказав не трогаться с места. Если герцог пошлет какого-нибудь пажа, придворного шута или менестреля — а других лишних людей у него нет, — там могут заподозрить уловку и откажутся выступить. Поэтому он спрашивает: не решитесь ли вы проделать этот путь? Город еще не полностью окружен, бои идут в основном на северной его окраине. У нас есть хороший шанс, если мы поскачем немедленно через южные ворота!

Гильберт рассчитывал, что срочный характер поручения не позволит долго размышлять над содержанием послания, и его старательно придуманная история имела успех. Для Альеноры, которая, скорбя и страшась, беспомощно наблюдала за тем, как огонь пожирает улицу за улицей, любая возможность сделать что-то полезное была как нельзя кстати.

— Разумеется, — сказала она, — возвращайтесь к герцогу, сударь, и передайте, что я уже в дороге и что через два часа или раньше вернусь с подкреплением. Идите.

— Но я должен сопровождать вас, сударыня.

— Я обойдусь без сопровождения, а герцогу нужен каждый здоровый воин.

— Увы, я таковым больше не являюсь, — сказал Гильберт, показывая руку, которую до тех пор держал за спиной. Она была обмотана окровавленными тряпками. — По той же причине, — продолжал он, — я не могу выполнить это поручение, поскольку все зависит от быстрой езды. Но я в состоянии, сударыня, продержаться в седле достаточно долго, чтобы показать вам кратчайший путь из города… Некоторые улицы из-за пожаров сделались совершенно непроезжими… Но я знаю дорогу. Когда же вы проскочите, то я могу спокойно умереть, истекая кровью. Моя судьба меня не волнует!

— Вы — мужественный человек, — сказала Альенора и без раздумий, подозрений или колебаний спустилась во двор, где уже ждали две оседланные лошади. И наш мужественный человек — его имени она не знала, но решила непременно узнать и вознаградить, если он останется жив, или его семью, если он умрет, — вскочил в седло и взял в левую руку поводья.

— Следуйте за мной, — проговорил он.

Дым внизу был еще гуще, а удушливый запах гари таким едким, что по дороге оба всадника, не переставая, надрывно кашляли, и из глаз у них струились жгучие слезы. Левые ворота были закрыты, сторожевые башни заняты охраной. Сюда пока не доносился шум яростной битвы, кольцо вокруг города еще не замкнулось. Обращаясь к караульным, Альенора крикнула:

— Я ваша герцогиня, спешу за подмогой.

Ее услышали и с готовностью распахнули ворота, и когда она с Гильбертом проезжала, ей вслед кричали: «Пусть Господь придаст вам крылья!»

Поскольку Альенора знала, что Партене лежит немного к северо-западу от Пуатье, она без всяких сомнений и подозрений последовала за проводником, поскакавшим в этом направлении.