1427 год, провинция Анжу, аббатство Сен-Венсан: тяжело в ученье.

Сидеть в тюрьме – дело невеселое. Монастырские темницы издавна славятся среди всех прочих учреждений исправительной системы французского королевства. А уж изобретательности и непреклонности святых отцов могут позавидовать все прочие тюремщики. Бесчеловечное отношение к провинившимся вполне понятно, ведь нарушители-монахи преступают не людской закон, а Божий.

Ты – воин на переднем крае борьбы с самим дьяволом, а потому спрос с тебя гораздо строже, чем с прочих людей. Бывает, что, не выдержав строгости устава, постоянных молитв и полнощных бдений, монахи бегут из монастырей и аббатств. К пойманным относятся как к дезертирам, самых дерзких и упрямых держат на нижних этажах темниц. Сбежал второй раз – сразу кандалы на руки и ноги, навечно попадаешь в камеры для закоренелых преступников. Третий раз из монастырей никто еще не сбегал. Те каменные норы, где в полной темноте на черством хлебе и затхлой воде, скрючившись, на четвереньках сидят наказанные монахи – нечто ужасное.

Я понял это на своей собственной шкуре. За две последние недели я прошел через все виды тюремных камер, эта – наиболее страшная. Хуже всего полное отсутствие посторонних звуков, даже одиночество не так страшно, как убийственная тишина. Время то тянется невыносимо медленно, то несется скачками, единственная точка опоры, позволяющая сохранить разум, – ежедневный кусок черствого хлеба и плошка с водой.

Замечу сразу: иногда узника попросту забывают покормить. Просидев неделю, теряешь всякое представление, год ты здесь находишься или целое столетие. Самые стойкие и упрямые, те, что на дыбе в лицо смеются опытным палачам, ломаются из-за отсутствия света и тишины, поверьте. Ты засыпаешь во тьме, когда кругом ни звука, и просыпаешься в полном безмолвии, напрасно тараща глаза.

Собственный голос звучит для тебя дико и безобразно, наконец в отчаянье начинаешь кричать, лишь бы хоть что-то слышать. Стоит замолчать, со всех сторон вновь наваливается давящая тишина, от которой чуть не лопается череп. Спасаюсь лишь тем, что вслух повторяю зазубренные знания, проверяя, что выучено плохо и требует освежения.

Все знают, что служить телохранителем особы королевской крови – почетно и престижно. Туда подбирают рослых мужчин, бугрящихся горами мышц, с реакцией гремучей змеи и крепкими, как стальные канаты, нервами. Бодигарды превосходно владеют холодным оружием, отменные стрелки из луков и арбалетов. Экзотическое пока огнестрельное оружие изучили до тонкостей, при случае с легкостью воспользуются. Голыми руками, обычным стулом или куском витражного стекла они натворят больше дел, чем вы с авиационным пулеметом. А еще у правящей династии Валуа есть разведка и контрразведка, полиция и таможенники, лесники и егеря.

У каждого сотрудника французских силовых ведомств собственная задача, но превыше всего – жизнь короля! Каждый из них немедля должен бросить любое неотложное дело, обнаружив опасность, грозящую сюзерену. Остальных из семьи охраняют значительно проще, что не есть правильно, но речь сейчас не о том. Все перечисленные ведомства имеют громадный недостаток: госслужащие поголовно одеты в форму или доспехи, а потому заметны издалека. При должной сноровке обойти их не составит труда, а ведь на кону стоит жизнь монарха.

Идея отца Бартимеуса в том и состоит, чтобы начать готовить телохранителей-невидимок, которые постоянно присутствовали бы возле охраняемых особ. Парикмахеры и лакеи, пажи в роскошных ливреях и личный виночерпий с выпирающим пузом – какой убийца заподозрит их? С такой фантазией место в поэтах, а не в заговорщиках. Особенно отцу настоятелю приглянулась мысль о лекаре, который, кротко улыбаясь, одной рукой протягивает хозяину лекарство, другой стискивает рукоять кинжала. А сам так и шарит по сторонам преданными глазами, выискивая, какому бы тут злодею перехватить горло. Вот почему план секретаря тут же одобрили, а меня, не медля ни минуты, швырнули в горнило учебы.

Третий францисканский орден базируется во Франции, а самое главное, он всецело поддерживает династию Валуа. Аббат Гаспар де Ортон и сам принадлежит к боковой ветви правящей семьи, а потому тут же обязал отца Бартимеуса в лепешку расшибиться, но подготовить достойного специалиста, такого, чтобы не стыдно было представить самому дофину!

– Врачи-убийцы… – шепчу я. – Ну надо же, как давно власть предержащие додумались до такой простой вещи.

Я тяжело вздыхаю, при любой попытке устроиться поудобнее, нависающий с потолка камень как ножом врезается в позвоночник. Интересно, как там справляется мэтр Олтерри, нанятый на место лекаря, ладит ли с учениками? Признаться, мне их немного не хватает. Только расставшись, я сообразил, как много им недосказал, не показал и не проверил, уяснили ли.

Теперь уж делать нечего, проехали. Та страница моей жизни перевернулась, закрылась навсегда. Сейчас мне надо постараться отключиться от происходящего, единственный выход – вернуться к воспоминаниям. Так вот, с того самого дня, как я согласился стать послушником, и началась жизнь, полная чудовищного напряжения.

Если и мелькала порой назойливая мысль, что одной из главных наук будет искусство обольщать разных красоток, а через них проникать во все тайны королевского двора, я прогонял ее безжалостно, ну не могло мне так повезти! Оказалось, правильно я ее гнал, к чему ордену искусные обольстители, если на исповеди дурехи выкладывают секреты наперебой, только успевай запоминать и докладывать по команде. Мой грустный удел – учиться, учиться и еще раз учиться.

Как это чему? Правила поведения при королевском дворе, геральдика, история и география Франции и окрестных государств. Подробные описания провинций королевства и крупных городов, отдельно – перечень самых влиятельных вельмож Франции и сопредельных держав с краткими, но исчерпывающими характеристиками на каждого. Ну и попробуйте удержать все это в голове, чтобы не перепуталось, к примеру, кому принадлежит замок Крей, а кому – Ла-Ферте, кто владеет городом Сен-Рикье, а кто – дворцом Сен-Поль!

Кроме того – масса практических занятий. Есть замечательная поговорка: черт под старость идет в монастырь. В кельях аббатства для меня безо всякого труда набрали опытных учителей по самым различным специальностям. Глядя, как ловко нынешние монахи вскрывают замысловатые замки и шарят по карманам, я только диву давался. Мирские имена и клички давно уж позабыты, но в былые времена гремели, гремели. Нынче их сменила бойкая молодежь, но ветераны еще могут тряхнуть стариной.

Не знаю, откуда взялось распространенное заблуждение, будто бы все монахи являются людьми тихими, благочестивыми и мирными, как морские свинки. Учившие меня никогда не скупились на резкое слово, глядя, как я пытаюсь взломать сундук или незаметно срезать кошель, а при случае давали крепкий подзатыльник. Странно, но такое непедагогическое средство весьма ускоряет учебу. Отсидка в темницах также входит в процесс обучения. Я тяжело вздыхаю, бормочу под нос:

– Итак, геральдический щит разделяется на рассеченный, пересеченный… клинчато-скошенный слева. Кресты бывают костылевидные, клиновидные… украшенные лилиями. Далее у нас линии разделения, геральдические фигуры, дополнения и совмещения дворянских гербов…

Когда меня наконец вытаскивают из каменной норы, я еле держусь на подгибающихся ногах. Сильные руки монахов бережно подхватывают под локти, на слезящиеся глаза плотно ложится темная повязка, чтобы с непривычки не ослеп.

Когда жизнь тяжела, люди невольно сбиваются в тайные общества, секты и ордена. Значительно проще карабкаться к вершинам власти, подставляя друг другу крепкое плечо, чем проделывать тот же фокус в одиночку. В дворянской среде для этого существуют рыцарские ордена, самые известные из них – Мальтийский и Тевтонский. В церковной среде орденов множество, это доминиканцы и иезуиты, францисканцы и цистерцианцы, бенедиктинцы и клариссы, плюс многие, многие другие. Но просто чтобы выжить, монашеским орденам необходимо вмешиваться в жизнь мирскую.