Приютивший меня Третий орден францисканцев вовсе не намерен бездействовать, пока англичане и бургундцы топчут землю милой Франции. Францисканцы ведут массу различных проектов, тот, в котором я принял участие, лишь один из многих. Мне также неизвестно, один ли я прохожу подготовку, или нас несколько. Быть может, я – опытный образец, а по итогам выпускных экзаменов (отчего-то не сомневаюсь, что они будут) власти примут решение, целесообразно ли в принципе готовить телохранителей такого рода. А может быть, процесс подготовки отработан веками, и в данную минуту в разных аббатствах и монастырях Франции готовятся десятки специалистов тайной войны?

Разумеется, меня терпеливо учат маскироваться под представителей любого из трех сословий – дворянства, духовенства и буржуа. Как ни странно, проще всего изображать послушника либо монаха. По дорогам Франции таких бродят многие тысячи, странствуя от одного монастыря к другому, порой безостановочно кружа по стране годами. Дел у них может быть великое множество, тут и поклонение мощам одного из святых либо раке с куском креста, на коем распят был Господь, а то и просто путешествие на своих двоих во исполнение данного обета.

Здесь и посыльные, что разносят скорбные вести о кончине одного из уважаемых святых отцов или, наоборот, извещают о вступлении в должность настоятеля известного монастыря или аббатства. Много тех, кто попросту проповедует слово Божье, увещевает паству, призывая отказаться от насилия и вступить на путь праведный. Что особенно важно для такого лжемонаха, как я, так это то, что практически невозможно прищучить меня на незнании обязательного для всех устава. В каждом аббатстве и монастыре он свой, при любом промахе можно отпереться со стопроцентной гарантией. Разумеется, если не станешь креститься справа налево, а главное – не будешь проповедовать манихейство.

Наставник чуть улыбается при этих словах, улыбаюсь и я. Оба знаем, что не буду. Если, добавлю, не потребуют высшие интересы государства. Позовет труба, могу и проповедовать. В числе прочих мне прочитали краткий курс по основным ересям христианства. Остается лишь надеяться, что до таких крайностей дело не дойдет. Все-таки лекарю не к лицу дешевая популярность ниспровергателя основ, реформатора и революционера Католической церкви. Подобных ораторов и без меня хватает.

Что жизненно необходимо, так это сделать из меня приличного наездника. В предыдущей жизни лошадей я видел лишь на картинках и экране телевизора, да и к чему великолепные четвероногие в двадцать первом веке, где их давным-давно вытеснили автомобили? Здесь же о механических повозках слыхом не слыхивали – если не хочешь месить грязь на своих двоих, учись ездить на коне. За неумение гарцевать меня не раз критиковал покойный Гектор. А когда я посчитал, что научился достойно держаться в седле, он лишь ухмылялся, но не ранил мое сердце язвительными комментариями. Как оказалось, зря.

Лейтенант Жардоне, получив приказ капитана Готье в двухнедельный срок сделать из меня достойного всадника, явственно побледнел, разглядев мою неуклюжую посадку. Как человек опытный и мужественный, вдобавок офицер и дворянин, отказаться Шарль не смог. Какой уж тут отдых, напрасно трепетные прелестницы Блуа томились по усатому красавцу, все свое время от рассвета до заката лейтенант посвятил мне, и только мне.

Зато попутно я узнал уйму интереснейшей информации о лошадях, которых шевалье искренне считает ни в чем не уступающим людям по сообразительности, а по преданности намного превосходящим. В течение двух недель мы беспрерывно совершали длительные конные прогулки по окрестностям, а в перерывах лейтенант учил меня седлать лошадь, чистить и самостоятельно устранять небольшие неисправности в сбруе.

Ну и естественно, что одна из его излюбленных тем – защита дорогого друга. Конский бронированный доспех зовется чалдер. Было время, когда рыцарям и в голову не приходило защищать любимых скакунов. Как-то не принято было в Европе лупить между ушей вражеского коня, вспарывать ему живот и нашпиговывать стрелами.

В бою случалось всякое, но даже когда приходилось совсем тяжко, сражавшиеся старались обходиться без подобных грязных штучек. Боевые кони безумно дороги, каждый стоит не одно стадо коров. Если была возможность, старались захватывать скакунов для себя, страшась повредить хоть в чем-то. Но время шло, молодые европейские страны окрепли настолько, что начали теснить последователей Магомета.

Когда оказалось, что легкой арабской сабелькой не то что латный доспех, но и европейскую кольчугу прорубить довольно сложно, а рыцарские мечи, напротив, с вызывающей легкостью крушат жилистых, но мелких в кости сарацин, те крепко призадумались. Нет, были и среди них великаны, по крайней мере, так называли в тавернах бахвалящиеся победами рыцари сраженных воинов, которые в Европе едва сошли бы за людей среднего роста.

Но именно про сарацин сказал великий поэт: «Богатыри – не вы». Дело в том, что в покрытой лесами Европе люди подсознательно равняются на деревья и оттого неустанно тянутся к солнцу, вырастая в настоящих мужчин. А на что равняться в пустыне: на саксаул и верблюжью колючку?

Как же справиться с лавиной бронированных гигантов на громадных конях, которые злобно скалят желтые зубы и без труда сшибают не только грудью, но и боком мелких арабских скакунов? Сарацины начали отступать, лихорадочно ища выход. Кто ищет, тот находит. Коварные недомерки начали садить стрелами по безответным лошадям. Мол, спешенный крестоносец – уже не воин, а медленно ковыляющее по раскаленным пескам недоразумение.

Первым большим сражением, когда сарацинские лучники целенаправленно выкашивали рыцарских лошадей многими сотнями, стала битва при Дорилеуме в 1097 году. А вскоре – снова и снова. Теперь призадумались рыцари, но размышляли недолго, в скором времени изумив коварных азиатов видом бронированных лошадей.

Вот так, вместе с возвращающимися крестоносцами, изуверская манера охоты на лошадей и попала в Европу. Как ни старались договориться между собой государства о запрете расстрела четвероногих, вышло как с арбалетом. На словах все за, а как дойдет до дела, тут же «забывают». Пришлось и в Европе повсеместно вводить чалдеры. Единственные, кто искренне обрадовался новинке, – мастера-оружейники. Стоит-то каждый чалдер недешево.

Боевой конь дорог сам по себе, но защищают его совсем не потому, что жаль уплаченных ливров и экю. Главное, чтобы он мог быстро возить рыцаря по полю боя, ведь сверху лупить пеших противников намного сподручнее. А в случае чего, верный четвероногий друг должен вынести тебя в безопасное место, к своим. Потому денег на доспехи для коней не жалеют, жизнь рыцаря все равно стоит намного дороже.

Полмесяца пролетело как один день, а я и впрямь начал держаться в седле гораздо увереннее. Ну а раз я как следует отдохнул, то, как выразился отец Бартимеус, настало время заняться учебой по-настоящему. Каждый день наставник пару раз проверяет, как идет процесс обучения, по вечерам у нас беседы.

– Скажи мне, Робер, кто опаснее, мужчина или женщина?

Вопрос явно с подвохом, обычный человек не раздумывая ляпнет, что мужчина с арапником в руке разгонит армию амазонок. Место женщины на кухне, спит пусть в спальне на кровати, так и быть, но чтобы не пихалась во сне и не стягивала на себя одеяло. Еще может ходить в церковь и на рынок, надо же ей общаться с себе подобными болтушками. Но к двадцать первому веку мы вдоволь насмотрелись уродливых плодов равенства женщин, прекрасная идея феминизма на деле обернулась изобилием женщин в армии, полиции и спецназе, снайперами в белых колготках и прочими душегубками на шпильках.

А потому я отвечаю:

– В умелых руках, наставник, полезен даже ржавый гвоздик. Вбей его в дверь и смажь кончик ядом, пусть нехороший человек слегка оцарапает руку. Да он даже не заметит подобной ерунды. С тем же успехом можно ударить мечом по шее, итог один. Кто опаснее, меч или гвоздик?

– Светлый ум, – с некоторой даже опаской роняет отец Бартимеус. – Далеко пойдешь, юноша. Сам придумал?