Мы выпили столько Whisky, что все планы, которые мы стоили, казались нам реальными и осуществимыми.
Я начала утро с уборки. Вернее, я начала утро с того, что два часа искала, где хранится то, чем обычно убирается моя квартира. Не нашла.
Села в машину, доехала до «Седьмого Континента». Удивилась, какое количество чистяще-моющих средств есть в продаже. Накупила на двести долларов.
Протерев пыль во всей квартире, поняла, что физический труд — тоже труд.
Когда доставала шваброй паутину с потолка, вспомнила мультфильм про Мойдодыра. Хотя я умываюсь.
Полы мыть уже не смогла. Позвонила в агентство по трудоустройству. Накричала на них: почему мне месяц не присылают домработницу.
Они слабо оправдывались, говоря, что звонили мне, а я не проявляла интереса. Я в жесткой форме объяснила им, что интересы мои распространяются на другие области, но чтобы завтра у меня была домработница. Они обещали через три дня.
Я была зла и поэтому помыла полы. Когда позвонил Стас, я так ему и сказала: «Перезвоню, когда помою полы». Без всякого напускного бахвальства. И добавила, подумав: «Малыш».
Я очень устала. Успокаивала только мысль о том, что за этот день я наверняка похудела. Килограмма на три.
Я положила на глаза маску Shiseido и действительно набрала номер Стаса.
— Я не спал всю ночь, — сообщил Стас.
— Гулял? — уточнила я не без зависти.
— Да. Во сне. По небу. Вместе с тобой. Ты держала меня за руку.
Я вздохнула.
— Никита, мне надо тебя увидеть.
Я снова вздохнула. Когда уже даже играть неинтересно — все. Отношения без будущего.
Стас буквально закричал:
— Никита, мне надо тебя увидеть!
— Ты с ума сошел? Не кричи на меня.
— Да, я с ума сошел! Это ты свела меня с ума!
Я подумала, что у Стаса истерика. Положила трубку. Он перезвонил через секунду.
— Извини меня, — попросил он совершенно ровным голосом.
— Извиняю. Ну, что нового?
— Буду делать репортаж. Из милицейского участка. Про несовершеннолетних проституток.
— Очень интересно. Я бы даже сказала, захватывающе.
— Да. Когда мы увидимся?
— Я позвоню тебе, малыш. Ладно?
— Ладно.
Я думала, он повесит трубку, но гудков не было.
— Стас, пока!
— Пока. Целую тебя. И знаешь что?
— Что?
— Я загадал. Если ты не сразу повесишь трубку, значит, ты любишь меня. Ты не повесила.
— Здорово, — сказала я и нажала на красную кнопку мобильного.
Завтра должен приехать Рома.
Свекор тогда прислал свою службу безопасности.
Он не хотел милицию. Ему не нужна огласка.
И он приехал сам. В лиловом.
Юношу звали Артем. Как моего сына. Я боялась стать свидетельницей какой-нибудь сцены из жизни сексуальных меньшинств.
Свекор вел себя достойно. Надо отдать должное Артему, он тоже.
Вокруг были люди. Свекор крепко обнял его и проводил в машину.
Только глаза.
Глаза не умеют себя вести как надо. У глаз нет этикета. Глазам необязательно соблюдать приличия.
Глаза свекра с ненавистью смотрели на Сайда. И с растерянностью — на грузного темноволосого азиата. Он был за рулем «мерседеса».
Моего.
Азиат сидел на земле, в наручниках, прислонившись спиной к машине.
Моей.
Его рубашка то ли порвалась, то ли расстегнулась, и над ремнем брюк нависал голый живот, как тесто, когда оно выходит за край миски. Моя бабушка пекла пироги.
Он не сводил глаз со свекра.
Черных, слегка раскосых глаз.
Что-то изменилось в лице моего свекра.
То ли он помолодел лет на пятнадцать.
То ли состарился за эти несколько минут.
Они были знакомы.
Около ворот «Эдема» мне никто ничего не стал объяснять.
***
Позвонила Катя.
Я рассказала ей о событиях прошедшей ночи.
Боевик с погоней. И с хеппи-эндом.
Катя вяло комментировала.
— Антона не выпускают, — сказала она невпопад, когда я стала высказывать свои предположения о дальнейшей судьбе Сайда.
Занятая своими делами, я совершенно забыла об Антоне.
Люди сначала эгоисты, а уже потом — друзья.
— Как не выпускают? Адвокат же сказал…
— Не знаю. Говорит, там какие-то сложности.
— Что же делать, Кать?
— Не знаю.
Я сидела совершенно обескураженная. Антон в милиции. Безжизненный Катин голос.
Слишком много всего свалилось на меня в последнее время.
Позвонил Рома.
Мы договорились увидеться на следующий день.
Я соскучилась по Артему.
Я хочу, чтобы мне вернули сына.
***
Я проснулась знаменитой.
Меня разбудил телефонный звонок журналистки из «7 Дней». Ей срочно понадобилось интервью со мной. Обо мне. Ну, и о моем агентстве.
Мы встретились одновременно: я, Рома и журналистка. В Смоленском пассаже, в пиццерии.
Пусть Рома знает наших.
Журналистка оказалась бойкой, улыбчивой, с длинными руками и очень длинным носом.
С проблемой лишнего веса она если и боролась, то безуспешно. Волосы были покрашены в белый цвет, вероятно, потому, что белый, говорят, освежает. Ей было давно около сорока. Она пришла в короткой юбке.
Большую часть вопросов она задавала Роме.
Мне хотелось пнуть ее под столом ногой. Рома улыбался и поглядывал на часы.
— А вы не боитесь своей жены? — спросила журналистка Рому. — С ее боевыми девушками? С ее боевым характером?
— Боюсь. Но вы скажите, как мне лучше ответить, чтобы это было интересно вашим читательницам?
Она пошевелила ногами, как мне показалось, для того, чтобы юбка слегка приподнялась.
— Читателям будет приятно прочитать о том, как вы ее любите, и о том, что дома она совсем другая — хорошая хозяйка, добрая мать и любящая жена.
Рома отвратительно усмехнулся.
— Это как раз ее портрет. Я бы не смог сказать лучше.
Я глупо улыбалась. Попросила официанта принести мне вина.
Журналистка уехала, оставив на столе перед каждым из нас по визитной карточке.
Позвонила Катя. Попросила меня связаться с адвокатом Антона.
— Я не понимаю его намеков, Никит. Может, он денег еще хочет? Почему тогда сразу не сказать об этом?
— Я позвоню ему, Кать, не волнуйся. — Я думала о том, как выгляжу со стороны. Со стороны Ромы: такая милая заботливая подруга. Отлично. — Я все узнаю, и все, что возможно, сделаю. Все будет хорошо, я уверена.
