— Клянусь господними потрохами, — сказал угрюмый боцман, — мы будем самыми счастливыми людьми, если сможем когда-нибудь выбраться отсюда! Будь проклята эта карта и эта земля!

— Не проклинай того, чего не знаешь, — оборвал его капитан. — Земля — наша, и мы будем на ней жить.

Дом оказался простой палаткой. Она уютно пристроилась между двух огромных камней. Место вокруг было странное: точно кто-то нарочно накидал в долину больших неровных глыб. Камни легли неплотно, иногда едва держась на одном ребре. Между ними темнели неровные щели, оттуда тянуло сырым холодом. На камнях росли черные, зеленые и серые лишайники, чудом удерживались какие-то былинки. Володя никогда еще не видал таких мест.

— И вы всегда тут живете?!

— Нет… Только летом. Пока отпуск, — небрежно ответил Геннадий Васильевич. — Между прочим, неплохо живем, это наш остров.

— Кто это его вам отдал? — недоверчиво спросил Володя.

— Никто. Сами взяли.

Рыжебородый Василий Геннадиевич слазал в палатку и торжественно поставил перед сыном небольшое ведерко с картошкой.

— Вот, займись-ка, землевладелец. И не морочь человеку голову. Может, он тоже хочет, чтобы остров принадлежал ему.

Солнце остановилось над гребнем сопки и неторопливо брело по склону, спускаясь от вершины к морю. Небо светлело, теряло цвет. Море отливало перламутром, как большая раковина. Зато камни вокруг палатки потемнели и словно выросли. В них появилась живая изменчивость очертаний. Теперь уже никак нельзя было сказать, камень ли чернеет вдали или тихо ползет неведомый зверь. Протяжно, по-вечернему заныли комары.

Геннадия Васильевича ничто не пугало. Он даже и не смотрел по сторонам. Сердито сопя носом, он как попало кромсал картошку. Володя несколько минут наблюдал за ним, потом протянул руку:

— Дай я, так и картошки не останется.

— А у тебя останется? — Но спорить не стал и отдал нож.

Странное дело, Володя всегда считал, что чистить картошку — почти самое скучное занятие на свете. Чуть-чуть веселее, чем стоять в очереди. Но сейчас неровные отблески костра золотили руки и темные шершавые клубни казались диковинными плодами неведомой земли.

— Эти клубни вполне съедобны, боцман, — местные туземцы знают их давно.

— Что? Что ты сказал? — Геннадий Васильевич вытаращил глаза.

— Если говорит сам капитан, то команда должна слушать его беспрекословно, — спокойно сказал Василий Геннадиевич. Он незаметно уселся позади мальчиков. — Мы находимся на вновь открытой земле, корабль потерпел крушение. Ведь так?

— Откуда… Как вы знаете?! — Володя выронил картошку, и она покатилась в костер.

— А может быть, я тоже всю жизнь искал свою последнюю неоткрытую землю? Только она далеко. Многие моря и земли видели мои глаза, а вот теперь я — хранитель этого острова, а это — комендант птичьего базара. Я охраняю рыб, он — птиц. Но мы рады доброму гостю.

— И зачем ты так непонятно говоришь? — пожал плечами Геннадий Васильевич, — Сказал бы просто: ты инспектор рыбонадзора, все бы понятно было, а то что?

Хранитель острова вздохнул:

— Скучный ты человек, Геннадий Васильевич, прямо — понедельник. Учу тебя, учу — ничего не получается. Ну как ты жить будешь такой?

— Да уж проживу. Воды вот опять не принес, а ведь не моя очередь. Ладно уж, сиди, сам потом схожу.

Котелок над костром торопливо забулькал, потянуло сытным духом вареной картошки и лаврового листа, Василий Геннадиевич снял котелок, опрокинул туда банку мясной тушенки, крупно покрошил перья зеленого лука. Снова поставил на огонь, принюхался:

— Теперь в самый раз будет. Прошу к столу.

Стол заменял большой плоский камень, который словно нарочно положили возле палатки. Володя было снова взялся за рюкзак, Василий Геннадиевич отвел его руку и молча опрокинул мешок. На траве оказалась серая каша мокрой бумаги.

— Эх, капитан! Кто же так собирается в дорогу? — Но, глянув на потемневшее лицо Володи, добавил:

— Ничего. Колбаса все равно годится. У нас как раз кончилась. И масло еще можно спасти.

После ужина Геннадий Васильевич тронул Володю за плечо.

— Пошли, что-ли, за водой?

Мальчики долго петляли среди камней. Володе вообще стало казаться, что они не двигаются с места. Вверх, вниз по камням. То справа высунет мохнатые лапы куст стланика, то слева. Но вдруг мягко ударил в лицо свежий речной ветер, близко запела вода, а ноги утонули в высокой росистой траве. Широкие мягкие листья ласково гладили руки.

— Пришли, — коротко сказал Геннадий Васильевич. — Сейчас я к речке спущусь, а ты мне ведро подашь.

Он бесшумно нырнул вниз, в темноту и плеск. Володя остался один возле густой мохнатой лиственницы. В ее ветвях сонно завозилась какая-то птица. Он вздрогнул. Собственно говоря, было не так уж и темно. Небо оставалось светлым, и вдалеке над морем немеркнущая заря сливалась с заревом городских огней. Темнота притаилась лишь на земле, среди камней и деревьев.

Снизу позвал голос Геннадия Васильевича:

— Валяй сюда! Тут комаров почти нет.

Камешек, сорвавшись из-под ног, звонко плюхнул в воду, но Володя уже стоял на узеньком карнизе подмытого берега. Рядом на корточках сидел Геннадий Васильевич, а возле их ног пела река. Другой берег тонул в плотной пелене тумана. Геннадий Васильевич сдунул руку в воду:

— Смотри, у берега совсем теплая! Пойдем завтра купаться?

Володя тоже потрогал воду, пальцы ожгло холодом. Он нагнулся, держась за ветку, и тронул воду подальше от берега. Там течение было быстрее. И вдруг по ладони черкнуло что-то стремительное и гладкое, еще более холодное, чем вода. Володя отдернул руку, удивленно оглянулся.

— Слушай, там живое что-то…

— Так это же горбуша пошла, чудак. Здорово-то как, понимаешь!

Мальчики притихли, вслушиваясь.

Вся река странно всплескивала, бурлила, шелестела. То там, то тут плавники вспарывали воду, слышались плещущие удары хвостов. Шла горбуша. И словно сама ночь наполнилась могучими требовательными голосами жизни.

Очень давно, в детстве, отец принес Володе невиданную игрушку. Маленький невзрачный шарик бросили в воду, и вдруг шарик раскрылся и стал диковинным зверем.

В тяжелую осеннюю путину сейнер отца не вернулся. После одни говорили, что судно не смогло справиться со льдом, другие — что сейнер перекинулся. Все это не имело значения. Правда заключалась в одном: сейнер не вернулся на базу. И от всего, что было связано с отцом, осталась только смутная память о сильных руках, несших его куда-то, да еще о диковинной игрушке.

А сейчас перед Володей также неожиданно и чудесно открывалась новая земля. За ночь туман осел на кустах крупными звонкими каплями. Капли барабанили по крыше палатки, гулко падали в ведро.

Василий Геннадиевич поднялся еще до света и куда-то ушел.

— Пошел на станцию, радио давать, — коротко объяснил сын.

Сам он вытащил из палатки катушки, лески, палочки и мастерил что-то непонятное. Володя смотрел, смотрел, но так ничего и не понял. Стало скучновато, а кругом оставалось столько неузнанного!

— …Капитан, по курсу зюйд-зюйд-вест обнаружена неисследованная горная страна. Туземцы носят золотые украшения. Может быть, это и есть знаменитое Эльдорадо?

— Мы это скоро узнаем, боцман. В путь! Курс — зюйд-зюйд-вест! Девиз — приключения и удача!

Володя шел по дну ущелья. Широкий загроможденный камнями распадок незаметно и быстро сузился. Камни исчезли. Зато с двух сторон поднялись шершавые серые стены, с которых, как клочья волос, свисали вниз бледные травы. Между стен змеился мелкий ручей. К нему с обоих берегов подступала густая черная тень, и только на самой середине камни на дне светились, как стеклянные, под солнечным лучом.

Ущелье кончилось внезапно, словно его обрубили. Ручеек с разбегу нырнул в море, а скалы слегка раздвинулись. На них уже не висели плакучие травы. Высоко, куда ни за что не добраться, между камней синели незабудки.