— Снился мне сон, Чеслав, — совсем уже серьезно ска­зала знахарка, — тень видела за тобой, парень...

Чеслав, перестав пить, затаил дыхание. И было от­чего...

Кроме знахарского, был у Мары еще один дар — по­жалуй, самый дивный и ценный. О том, что он есть у от­шельницы, многие в племени шептались, но уверенно никто не мог сказать. А Чеслав мог. Как-то он застал ста­руху в момент, когда она общалась с... Она общалась! Юноша страшился даже думать, с кем именно, но Мара могла то, что под силу только избранным. И теперь это было их тайной.

Глаза Мары остановились, затуманились, перестали за­мечать Чеслава, и она, будто снова унесясь в свой сон, продолжила рассказ:

— Тень дивную... То вроде есть за тобой: куда ты, ту­да и она следует, а остановишься или шагнешь в сторо­ну — и она вроде как отступает, не преследуя тебя. Буд­то кто-то невидимый, покрытый той тенью, хочет, чтобы ты не шел дальше... Да только сколько ни старалась, ни силилась да ни просила, все никак разглядеть обличье, скрытое сумраком, не могла. — И совсем понизив голос и резко подавшись к Чеславу, она едва слышно прошеп­тала: — Словно сами Великие охраняют ту тень...

И Чеслав готов был поклясться, что был страх в тех словах ведуньи.

А старая знахарка, немного помолчав, заговорила снова:

— А еще... Не знаю уж, в самом ли деле так мне виде­лось или совсем все во сне спуталось, да только будто бы та тень порой одна, а то еще одна за ней проступает и то­же за тобой следует...

После этого Мара, пребывая в задумчивости, прошепта­ла еще несколько слов, которые Чеслав не разобрал, поднес­ла руки к лицу и медленно, даже с каким-то усилием вытер­ла его, а также начавшие слезиться глаза, словно стараясь стереть остатки воспоминаний о своих беспокойных снах.

— Думаю, уж не потравитель ли да поджигатель той те­нью за тобой следует? — Она посмотрела на парня теперь уже ясными глазами. — Ты за ним, а он за тобой...

— А больше, кажись, и некому, — задумчиво сказал Чеслав и почувствовал, что покривил душой.

Покривил, потому как упоминание знахарки о второй, скрытной тени, что, возможно, следовала за ним, беспо­койной занозой засело в голове.

— Уж не знаю, в помощь ли тебе, Чеслав, мой сон аль в слова пустые, а все, что смогла, я сделала, — поднялась Мара с пня и взяла из рук юноши пустую миску, посколь­ку содержимое ее во время рассказа знахарки тонкой струйкой пролилось на землю.

Сам Чеслав и не заметил того — так жадно впитывал повествуемое.

— А теперь, коль надумал, скажи, что дальше делать со­бираешься, муж?

Мара решительно взяла его за подбородок пальцами и, приподняв голову, заглянула в глаза. А у самой взгляд стал колюч и взыскателен, будто ждала от него чего-то, да не говорила, чего именно.

— Смерти, что в округе нашей стались, с чужаками к нам пришли...— начал размышлять юноша. — И у нас же их самих и настигли. Ну, одного так уж точно.

— Так, может, за ними смерть и ходила? — непонятно к чему вела знахарка.

— Отчего же теперь за мной гоняется?

— Потому как знать про то хочешь, — жестко резанула Мара.

Чеслав рывком высвободился от ее руки.

— И не только знать, а и покарать нелюдя! — Кровь уда­рила ему в голову и разожгла дремавшую злость. — За родню Кудряша. За невинно погубленных. И чтобы в стра­хе не жить нам!

— Не отступишься? — спросила так, словно прикрик­нула, Мара.

— Не пристало сыну Велимира и мужу нашего племе­ни спускать обидчикам да погубителям крови нашей! — схватился с места Чеслав.

Он и сам не заметил, как руки сжались в кулаки.

Неожиданно Мара, только что жесткая и взыскатель­ная, обмякла и удовлетворенно усмехнулась:

— То и хотела услышать от тебя, парень.

«Ох и хитра же старуха! Хитра! А скорее, мудра... Вон как злость во мне распалила! Да желание докопаться до истины раззадорила! Хоть и без того хотел...» — подумал Чеслав.

Вслух же заговорил решительно:

— Смерть за чужаками пришла, а про самих пришлых мы мало что знаем. А то и вовсе ничего. И потому про­знать про них больше надо: что за люди и кому тропу не­удачно перешли. Думаю, прознать можно там, откуда они к нам пришли. Старый Сокол, наставник мой, мудро учил начинать искать оттуда, откуда след пошел.

— Верно молвишь, охотник, — подхватила знахарка. — Потому как голос мне тоже сказал, что искать надо в той стороне, откуда чужаки пришли. Тебе не сказала сразу, по­тому как хотела, чтоб то твоя воля была, твой выбор, а не мной или бреднями моими сонливыми навязанный...

Подойдя, Мара потянулась к его вихрам и, потрепав их, с серьезным, сосредоточенным видом, что-то бормо­ча себе под нос, провела рукой по его лицу. Закончив, со слабой улыбкой оттолкнула молодца от себя.

— Как все, что скрыто ночью, днем становится явным, так и тень когда-нибудь распознается...

Чеслав уже выходил из жилища, когда его настигли на­путственные слова старой знахарки:

— Не ходи прямыми тропами, парень. Да хранят тебя Великие!

Сказанное гулким эхом откликнулось под каменными сводами пещеры.

Чеслав и не думал, что пробудет в пещере старой Ма­ры столько времени, что Даждьбог-батюшка уже успеет уйти на покой и на округу опустятся густые сумерки. Не предвидя того, что ночь так близка, он и не подумал при­хватить с собой горящую головешку из очага старой Ма­ры, чтобы легче было распознавать тропу. А возвращать­ся за ней счел излишним, потому как хорошо знал дорогу в родное городище и рассчитывал добраться до дома еще до наступления полной темноты.

Однако черноликая ночь оказалась более прыткой, чем проворные ноги молодца. Юноша едва успел миновать бо­лото, как все вокруг стало малоразличимым.

Но что опытному охотнику глухая тьма? Ведь столько раз ему доводилось коротать ночную пору среди дикого леса. Чеслав стал лишь продвигаться не так торопливо, чтобы не потерять тропу.

Внезапно ночную тишину расколол резкий треск и что- то тяжелое с шумом рухнуло впереди него.

«Не ходи прямыми тропами, парень...» — искрой вспых­нуло в сознании предупреждение старой знахарки.

Чеслав в одно мгновение выхватил нож, выставил его перед собой, навстречу окружающей темноте, и принял­ся стремительно поворачиваться на каждый подозритель­ный звук, следя, чтобы к нему не подобрались сзади.

— Кто здесь? Выходи! Покажи свое обличье поганое! Я все одно тебя разыщу! Все одно распознаю лютого! — яростно выкрикивал он невидимому врагу.

Но время, пульсируя напряженной жилкой на виске Чеслава, стекало, а никто не выказывал своего присут­ствия рядом.

Немного успокоившись, молодой охотник подумал о том, что это могло рухнуть и трухлявое дерево, подто­ченное неумолимым временем, или сухая ветка надло­миться под тяжестью зверя либо птицы. Хотя могла быть и подстроенная неизвестным, который в последнее вре­мя стал преследовать его, западня. Ведь нож и камень, брошенные в его сторону, не привиделись ему. Но если сейчас кто и был на тропе или рядом, то разве распозна­ешь в эдакой темени?

Чеслав сделал несколько осторожных шагов вперед, го­товый в любую секунду отпрыгнуть в сторону. Но ничто, кроме упавшего дерева, через которое он с легкостью пе­ребрался, больше не мешало продвижению.

И все же не надо забывать о предостережении мудрой Мары:

«Не ходи прямыми тропами, парень...» — вспомнил Чеслав.

Знахарка попусту слов на ветер не бросает.

Да только другой тропы от пещеры Мары не было.

Мелкий летний дождик тихо шелестел по лесу, осыпая кроны деревьев, листья кустов, стебли травы, лепестки цветов и все, что не могло от него укрыться, неисчисли­мым количеством прозрачных стрел-капель. Взял он в осаду и избушку волхва, что стояла неподалеку от ка­пища, и, казалось, каждой своей частичкой старался проникнуть в ее деревянную утробу. Но только самым метким водяным горошинам удавалось проскочить че­рез узкую оконницу и, ударившись о твердь бревна и разлетевшись на еще более мелкие части, опуститься водной пылью на одного из присутствующих там мужей. И кто после этого скажет, что настырник-дождь не до­стиг своей цели?