Окончательно смирившись с тем, что вряд ли удастся подступиться к вредной бабке, Вуяна смачно, от всей ду­ши плюнула на порог, подняв комок грязи, швырнула его в дверь, погрозила кулаком и только после этого, рассы­пая на ходу угрозы и оскорбления, пошла прочь.

Рассудительно выждав в стороне, пока бабья битва стихнет и рассерженная Вуяна уйдет, Чеслав подошел по­ближе к халупе, которая только что устояла в столь ярост­ной осаде. Казалось, домишко затаился и, как порой посту­пает слабый зверь лесной в миг опасности, притворился мертвым. И только усиленное сопение выдавало присут­ствие живого существа за дверью. Чеслав решил не кли­кать Леду и дождаться, пока она окончательно успокоит­ся. Тогда легче будет выманить старуху из ее укрытия А то ведь и заупрямиться может.

Как оказалось, расчет его был верным. Прошло совсем немного времени, и дверь, вздрогнув, осторожно приот­крылась, но лишь настолько, что и мышонку в эту щелоч­ку проскочить было бы трудно. Старуха явно решила разведать, как обстоят дела за пределами ее убежища и миновала ли опасность.

— За что сражаешься, Леда? — спросил как можно мяг­че Чеслав.

Однако помогло это мало. Дверь резко захлопнулась.

— Да это я, Чеслав. А Вуяна ушла уже, — снова подал он голос.

Дверь не сразу, но все же с осторожным скрипом сно­ва приоткрылась, и в образовавшуюся щель стал виден настороженный глаз Кривой Леды. Убедившись, что пе­ред ней таки Чеслав, старуха открыла дверь шире и сту­пила за порог.

— А-а-а, Чеславушка! — сладко пропела бабка, но при этом ее глаз смотрел никак не на парня, а лихорадочно шарил по округе.

Старуха явно опасалась, что взбешенная Вуяна затаи­лась неподалеку и в любой момент может неожиданно вы­скочить, чтобы продолжить схватку. Но, не заметив ни­чего, сулящего продолжение взбучки, Леда наконец-то перевела взгляд на Чеслава и каркнула:

— Чего?

Чеслав почувствовал, что боевой пыл у нее еще не остыл.

— Тебя повидать пришел. Да, чую, не до меня тебе сей­час, бедалашной... — с сочувствием сказал он и сделал шаг, желая якобы уйти.

— Да куда ж ты, ясен день? — поспешила остановить его старуха и даже за рукав схватила, решив, наверное, что с Чеславом ей будет безопаснее. — Чего лишний раз ноги трудить? Да ты заходи. Только, смотри, головушку не зашиби, — потащила она парня в свою халупу.

Согнувшись едва не вдвое, Чеслав переступил порог Лединого жилища. Но и там распрямиться в полный рост не было ему никакой возможности — прокопченный ды­мом от очага деревянный настил, придавив хатку сверху, позволял разве что хозяйке передвигаться не сгорбившись. Предусмотрительно закрыв покрепче дверь, Леда указала гостю на пень, куда он с облегчением и присел. Сама же старуха, все еще растревоженная недавней бит­вой, прикипела к крохотной оконнице, высматривая, не воротилась ли злыдня Вуяна.

— Ну, я тебе... Кобыла бешеная! Все мужику переска­жу... Уж он-то тебя за патлы оттаскает! Ой уж оттаскает! А я полюбуюсь... — бормотала бабка себе под нос, не в си­лах пережить нанесенную обиду.

Чеслав негромко кашлянул, напоминая старухе о се­бе, и та, не отрываясь от наблюдения, тут же мало что не пропела:

— Да ты говори, Чеславушка, говори... Зачем пожа­ловал?

Парень сразу решил перейти к разговору, волновавше­му его.

— Ты, Леда, тайны многих в городище и в округе зна­ешь. И про сердечные дела, небось, немало. Кто кому люб, к кому тропку топчет...

Бабка с подозрением воззрилась на парня, очевидно пытаясь разглядеть в его глазах какой-то подвох: а не гро­зит ли его речь новой напастью?

— Видишь, все меня обидеть норовят, — заскулила она на всякий случай. — Вот и ты тогда на привязи в лесу держал...

Видя, что старуха начинает заводить свою излюблен­ную песню, Чеслав что было силы стукнул кулаком по столу, да так, что тот едва не развалился.

Старуха хотела было испугаться, но быстро передумала.

— А про кого ж тебе знать, Чеславушка, надо? — заис­кивающе поспешила поинтересоваться она.

— Про Зоряну.

Бабка даже руками всплеснула, а глаз ее вспыхнул та­ким откровенным любопытством и азартом, словно на едва тлеющий уголек бросили охапку сухой травы.

— Ай! Неужто про чужачку, девку Буревоеву, решил позабыть? — поцокала она языком. — На Зоряну глаз опять положил? И правильно, Чеславушка, на кой ле­ший тебе чужачка? А Зоряна девка справная! А красна-а-а-я! Любому мужику что ягода сладкая будет! Ай, всем парням на зависть! — снова всплеснула руками старая сплетница.

Чеслав и не подумал разубеждать вошедшую в раж старуху.

— Дак я как раз про зависть и хочу спросить тебя, Ле­да, — заговорил он приглушенным голосом, давая по­нять, что разговор у них вовсе не праздный. — Поведай, кто среди мужей наших на Зоряну виды имеет.

— Да откуда же мне про то... — начала было ломаться бабка, вскинув остатки куцых бровей и нарочито удив­ленно выпучив глаз.

Но Чеслав решительно прервал притворщицу, с явной издевкой спросив:

— Тебе и не знать, Леда? Аль дряхлеешь?

Бабка на это хоть и обожгла его испепеляющим взгля­дом, но промолчала. Подойдя к столу, она села напротив юноши, руками подперла голову и задумалась — очевид­но перебирая в памяти свои наблюдения и слухи.

— Ну, Бореславка рыжий проходу ей не дает, — сказа­ла она через какое-то время.

— Про того и я знаю. А еще кто? Может, кто тайно смо­трит в ее сторону?

— На такую девку да чтоб не смотрели?!

И тут с глазом бабки произошла перемена — он отчего- то хитро прищурился. Ее явно осенила какая-то идея.

«Ой, не к добру это...» — подумалось Чеславу.

— Но про всех знать не могу... — развела руки в сто­роны старуха. Чеслав хотел уже было прикрикнуть на плутовку, когда та подозрительно ласково продолжи­ла: — Да коль я и не ведаю сейчас, так для тебя, Чесла­вушка, расстараюсь, разузнаю про всех. Дай только вре­мя — выведаю. — Тут Леда неожиданно схватила его за руку. — Да и ты, если что, не оставь меня сиротинушку, защити от поносителей да обидчиков злющих. А то, ви­дишь, самой, убогой, жизнь свою отстаивать приходит­ся. Обещай, ясен день!

«Ох и лукава эта Кривая Леда! Выгоду свою ни в чем не упустит!»

— Ладно, обещаю, — нехотя вынужден был согласить­ся Чеслав, хорошо представляя, сколько у Леды может оказаться обидчиков при таком ее «человеколюбивом» характере.

С тем и вышел он от старухи.

Чеслав хотел уже войти в пещерное обиталище Мары, как оттуда неожиданно ему навстречу выпорхнула лесная птаха. Молодой охотник инстинктивно пригнулся, и стре­мительная пичуга, едва не задев крылом его макушку, унеслась к верхушкам деревьев.

«Вот так завсегда с Марой: нужно быть готовым к лю­бой неожиданности».

Юноша прошел в жилище старой отшельницы — с днев­ного света под своды, освещенные костром.

Сама хозяйка пещеры стояла возле очага, подперев бо­ка руками, и, казалось, только его и ждала.

— Нет яства слаще воли... — непонятно к чему сказа­ла Мара, а после не то спросила гостя, не то уверилась в его появлении: — Пришел.

— Сама наказывала прийти поглядеть, жива ли еще, вот и пришел.

В глазах парня заплясали лукавые светляки. Подойдя ближе к очагу, он уселся на сухой пень и даже с каким-то вызовом уставился на знахарку.

— Зубаст! — покачала головой старуха, но беззлобно, скорее с любованием.

— В наших лесах беззубому да немощному не жизнь, сама знаешь. Такого если не зверье дикое порвет, так люд лихой сгубит, — не уступил ей в ответе парень.

Какое-то время они перебрасывались колкими шутка­ми, поддевая друг друга, но во всем этом чувствовалась лишь большая симпатия и доверие.

— Как видишь, еще жива, не немощна и даже сплю порой крепко... — вдруг многозначительно сказала Мара.

Взяв глиняный кувшин, она налила в миску янтарно­го напитка и подала гостю. Чеслав пригубил и почувство­вал горько-сладкий вкус трав. Мара села напротив, взя­ла из его руки миску, сделала глоток и снова ее вернула.