Возражений было много, но наконец, попрепиравшись из-за формулировки, мы приступили к голосованию.

– Кто за то, чтобы примкнуть к Сан-Диего и американскому сопротивлению для борьбы с японцами, поднимите руки.

Рафаэль, Симпсоны, Мендесы, Марвин и Джо Хэмиши, Стив, Мандо, Нат Эглофф, отец и я – мы подняли руки и помогли маленьким братьям и сестренкам Габби поднять свои. Шестнадцать человек.

– Кто против?

Том, Док Коста, Кармен, Мариани, Шенксы, Рейсы. Джон Николен прошел вдоль своих домашних и поднял руки Тедди, Эмили, Вирджинии и Джо, Кэрол и Джудит, и даже Мэри, словно она тоже ребенок – да по уму она им и была. Маленький Джо встал навытяжку и тянул руку, так что из-под измазанной соплями рубашонки показались животик и пиписка. Миссис Н. взглянула на рубашонку и вздохнула. «И этот туда же», – посетовал Рафаэль, но таковы были правила. Все проголосовали. Получилось двадцать три против. Однако между взрослыми выходило почти поровну, и, когда в напряженной тишине Кармен закончила считать, на многих лицах была написана злость. Ничего подобного в нашей долине прежде не случалось. Предвкушение драки раззадоривает, скажем, на толкучке, когда стоишь против компании мусорщиков, однако в долине, где все друзья и соседи, это ощущение не из приятных. Думаю, остальные чувствовали то же самое; никто не придумал, как загладить впечатление.

– Хорошо, – сказал Том. – Когда они появятся снова, я скажу Ли и Дженнингсу, что мы не станем им помогать.

– Одиночки вправе поступать, как захотят, – ни с того ни с сего заявил Эдисон Шенкс, словно провозглашал общий принцип.

– Разумеется, – сказал Том, с любопытством глядя на Эда. – Как всегда. Просто мы не заключаем союза.

– Меня это устраивает, – сказал Эд и ушел, уводя за собой Мелиссу.

– А меня не устраивает, – объявил Рафаэль, глядя на всех, но в особенности на Джона. – Это неправильно. Японцы задавили нас, понимаете? Остальной мир движется вперед, у них есть машины и лекарства для больных, и все остальное. Они уничтожили все, что у нас было, и теперь держат. Неправильно это. – Не помню, чтобы он говорил с такой горечью, даже голос изменился. – Надо было выбрать борьбу.

– Ты хочешь сказать, что поступишь наперекор общему решению? – спросил Джон. Рафаэль взглянул на него сердито:

– Не тебе бы так говорить, Джон, ты меня знаешь. Я подчинюсь решению. Да и что бы я сделал один? Но я думаю, это ошибка. Мы не можем спрятаться в этой долине, как лисы в норе, – здесь, прямо напротив Каталины. – Шумно втянул воздух, выдохнул. – Ладно, черт возьми. Вряд ли мы могли проголосовать иначе. – Повернулся и пошел между сидящими к двери.

Собрание закончилось. Мы со Стивом и Габби тоже пошли к выходу. Стив изо всех сил старался не пройти близко к отцу. Во всей этой кутерьме мы заметили, что Дел машет нам рукой. Я кивнул Мандо и Кэтрин, и мы вышли наружу.

Вдоль реки шли молча, за чьим-то фонарем. Через мост, к большим валунам у нижнего края ячменного поля. Валуны были мокрые, не сядешь. Ветер качал деревья, после бани было холодно, у меня мурашки побежали по телу. В темноте едва угадывались силуэты стоящих на валунах ребят. За рекой между деревьями мелькали фонари, отмечая дорожки, по которым расходились соседи.

– Верите вы в этот треп? – горестно сказал Габби.

– Рафаэль прав, – зло произнес Николен. – Что подумают о нас в Сан-Диего и дальше, когда узнают?

– Теперь все позади, – сказала Кэтрин, стараясь его успокоить.

– Для тебя позади, – отозвался Николен. – Все вышло по-твоему. Но для нас…

– Для всех, – настаивала Кэтрин. – Позади для всех. Однако Стив не унимался.

– Ты хочешь, чтобы это было так, но это не так. Это никогда не будет позади.

– О чем ты? – сказала Кэтрин. – Мы проголосовали.

– И ты счастлива, – огрызнулся Стив.

– Я за сегодня наслушалась, – сказала Кэтрин. – Я иду домой.

– Ну и вали отсюда, скатертью дорожка, – сердито сказал Стив. Кэтрин, собравшаяся было спрыгнуть с валуна, уставилась на него. В эту секунду мне не хотелось бы оказаться в его шкуре. Без единого слова она спрыгнула и зашагала к мосту. – Не ты командуешь этой долиной! – крикнул вдогонку Стив хриплым от напряжения голосом. – И мной тоже! И никогда не будешь! – Он спрыгнул с валуна в ячмень. Кэтрин уже подходила к мосту.

– Не знаю, чего она сегодня так вызверилась, – жалобно сказал Стив.

После долгого молчания Мандо проговорил:

– Надо было голосовать «за». Дел гоготнул:

– Мы и голосовали. Только нас оказалось мало.

– Я хотел сказать, всем надо было голосовать «за».

– Надо было примкнуть к сопротивлению, – крикнул Николен из ячменя.

– И что теперь? – спросил Габби. Он всегда готов подначить Николена. – Что ты теперь будешь делать?

За рекой тявкнула собака. На секунду в просвет между облаками выглянула луна. Позади шелестел ячмень, я дрожал на холодном ветру, в темноте качались силуэты деревьев, и мне вдруг припомнилось, как я шел по расселине искать Тома и остальных. Вернулся страх, он был вокруг меня, как и ветер. Страх так легко забывается. Стив расхаживал среди валунов, словно попавший в ловчую яму волк. Он сказал:

– Мы должны сами примкнуть к сопротивлению.

– Что? – с жаром откликнулся Габби.

– Мы одни. Слышали, что Эд сказал под конец? Одиночки вправе поступать, как захотят. И Том согласился. Мы можем подойти к ним после того, как Том передаст им ответ. И сказать, что мы хотим помогать. Мы одни.

– Но как? – спросил Мандо.

– Какой помощи они от нас хотят? Никто не смог сказать, но я знаю. Вести их через округ Ориндж, вот что. Мы можем сделать это лучше, чем кто другой в Онофре.

– Вот уж не знал, – заметил Дел.

– По крайней мере не хуже других! – поправился Стив, вспомнив, что его отец и еще кое-кто из соседей подолгу бывали на севере. – Так почему бы нет?

Я осторожно вставил:

– Может, лучше подчиниться общему решению?

– Какого черта! – яростно выкрикнул Стив. – Что с тобой, Генри? Японцев испугался? Съездил в Сан-Диего и теперь учишь нас, что нам делать, да?

– Нет! – громко возразил я.

– Испугался, когда в своем великом путешествии увидел их вблизи?

– Нет. – Я не думал, что Стив впадет в такую ярость, и теперь от растерянности не мог даже защищаться. – Я хочу сражаться, – добавил я неуверенно. – Я и на собрании так говорил.

– Далось тебе это собрание. Ты с нами или нет?

– С вами, – сказал я. – Я и не отказывался!

– Ну?

– Ну… действительно, можно спросить Дженнингса, нужны ли им провожатые. Я об этом не подумал.

– А я – подумал, – сказал Стив. – Так и поступим.

– После того, как они поговорят с Томом, – уточнил Габби, подбивая Стива продолжать.

– Верно. После. Мы с Генри пойдем к ним. Верно, Генри?

– Конечно, – сказал я, вздрагивая от его голоса, как от тычка в бок. – Конечно.

– Я – за, – сказал Дел.

– Я тоже! – закричал Мандо. – Я тоже хочу. Я бывал в округе Ориндж не меньше вашего. – Ты с нами, – успокоил его Стив. – И я, – сказал Габби.

– А ты, Генри? – наседал Стив. – Ты с нами?

Мы были одни, только качались на ветру призрачные деревья. Луна скользнула в просвет между облаками, и я увидел нечеткие лица друзей, белые, как булки на противне.

Все смотрели на меня. Мы положили правые руки на средний валун, наши мозолистые пальцы переплелись.

– С вами, – сказал я.

В следующий раз, увидев старика, я высказал ему все, что о нем думаю. Прими он сторону сопротивления, голоса могли бы разделиться иначе. А если бы долина проголосовала «за», Стив не придумал бы помогать жителям Сан-Диего тайно и я бы не влип в эту историю. А поскольку не хотелось думать, что я пошел у Стива на поводу, я решил, что придумал он замечательно. Так что отчасти виноват был старик. Плохо, конечно, что мы будем помогать сопротивлению украдкой, по-воровски, но ведь мы должны ему помочь. Я отчетливо помнил свои слезы на железной палубе японского корабля, когда думал, что Том и остальные погибли, и свою клятву сражаться с японцами по гроб жизни. И не их заслуга, что Том остался в живых. Все это я Тому высказал.