Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— У них уйма танков, — озабоченно заметил Сохор.

— Танками займется Седлачек. — Ярош повернулся к смуглому подтянутому брюнету — тот молча кивнул. — От тебя же, Тонда, пока требуется только основательная разведка. Они не должны застать нас врасплох, понимаешь?

Сохор поднял на Яроша большие, все понимающие глаза.

— Ребята их стерегут, — сказал он уверенно.

Ярош обошел вокруг стола, засунув большие пальцы рук за пояс.

— Еще раз обойдем взводы. Все ли у нас… — Он не окончил, так как снаружи донесся топот множества копыт.

Они вышли из дома. Уже рассвело. Над деревней висели низкие серые тучи. К церкви от реки подъезжали четыре 76-миллиметровые пушки, каждая была прицеплена к двуколке, которую тащила четверка лошадей. На левых, оседланных конях трусили возницы, по бокам в развевающихся шинелях, сменяя друг друга, рысцой поспешали бойцы расчета.

Батарея подъезжала к церкви. Были слышны гортанные выкрики. Орудия останавливались одно за другим. Кони мотали головами, фыркали и скалили зубы. Возницы спрыгнули на землю. Сзади гарцевал пригнувшийся к шее коня всадник, а за ним впритык ехал другой. Оба остановили коней как по команде. Первый передал второму поводья и огляделся. Увидев группу офицеров возле дома, он направился к ним по скользкой дороге, левой рукой придерживая планшет. Льдинки со звоном вылетали из-под его сапог. Ярош пошел ему навстречу.

— Старший лейтенант Филатов, — представился всадник. — Командир пятой батареи. По приказу капитана Новикова я откомандирован для поддержки вашей роты.

Ярош отдал честь и пожал ему руку.

— Противника уже слышно. Он обошел Тарановку и идет на нас. Необходимо прикрыть центр и правый фланг нашей обороны.

Филатов с пониманием кивнул и, прищурившись, посмотрел на горизонт.

— Ясно. Две пушки я выдвину вперед, а две оставлю где-нибудь здесь. Сейчас размещу их.

Он на ходу отдал честь и побежал назад. Раздалась протяжная команда. Всадники вскочили на коней.

— Силен, — бросил за спиной Яроша Седлачек и затянулся папиросой.

— Дай курнуть, — проговорил, едва разжимая губы, Ярош, обернувшись к нему.

«Тоже нервничает», — подумал Седлачек и протянул ему дымящуюся папиросу.

В окопах, врезавшихся в склон возле деревни в непосредственной близости от рассеченной надвое балки, беспокойно переминались с ноги на ногу, пехотинцы. Ночью они спали в хатах, бодрствовали лишь бойцы, обслуживавшие тяжелые пулеметы. Теперь же над бруствером густо торчали стволы винтовок, легких пулеметов Дегтярева с тарелкообразными плоскими магазинами, толстые трубки «максимов» и длинные стволы противотанковых ружей. Над ними поднимались головы бойцов, обеспокоенных тишиной. Лишь иногда доносился отдаленный рокот моторов.

Старший сержант Кубеш осматривал протянувшиеся на пятьдесят метров окопы взвода, переходя от одного бойца к другому. Он проверял, все ли в порядке, и одновременно старался разрядить нервную обстановку. Беспокойство овладело всеми, да и сам он с трудом скрывал волнение. Ночью он спал плохо, в голове проносились разные мысли. Что, если его убьют? Наверняка во взводе будут убитые, и среди них может оказаться и он. Кубеш написал письмо домой:

«Милая мама, я стараюсь с честью исполнить свой долг. Ведь ты сама меня так воспитала, и спасибо тебе за это. Я бы не хотел причинять тебе боли, но если я не вернусь, у тебя останется еще Енда. Он вознаградит тебя за твою любовь к нам, мальчишкам. Если б был жив отец, он тоже бы согласился со мной. Наша родина переживает тяжкое испытание, и она нуждается в нашей помощи. Марушке скажи, чтоб не ждала меня и выходила замуж».

Кубеш сунул письмо в нагрудный карман, хотя и понимал, что это глупо. Кто его передаст? Надо было бы отдать его Галузе, но тот остался за рекой, в Миргороде. Там, наверное, не будет так жарко. При мысли о предстоящем у него засосало под ложечкой. Сердце сжалось от страха. Он попытался преодолеть его и мысленно приказывал себе: «Спокойно, Франта! Не дрейфь, не будь трусом!» Он не выспался и промерз, как и все, но ни на минуту не забывал о том, что он командир и коммунист и должен быть примером, о чем не раз говорил им на собраниях капитан Прохазка. Кубеш вспомнил наказы Прохазки: «Коммунист должен быть всегда впереди. Если мы хотим зажигать людей, должны гореть сами!» Кубеш распрямил плечи, выгнул грудь, оглядел своих бойцов.

— Ну, ребята, есть такие, кто испугался фашистов? — загремел он могучим голосом.

Бойцы зашевелились, принудили себя улыбнуться. Кубеш хорошо понимал, что они сейчас скованы тревожным ожиданием.

— Слышите? — заговорил он с наигранной бодростью. — Уже едут. Гитлеровские холопы! Как только покажут нос, хорошенько цельтесь, ребята! Мы этой минуты ждали с тридцать восьмого года.

— А как насчет завтрака, пан ротный [1]? — пропел вдруг голос с натуральнейшим прононсом жижковского франта [2]. Солдаты сразу будто очнулись от колдовского сна и дружно засмеялись.

— Ах, как же так, тебе в постельку завтрак не подали? Ну и персонал, гнать их надо в шею!

— Тебе уже жарят собачий хвост.

— Послушай, Дурдик, ты должен радоваться, что у тебя пустые кишки. По крайней мере, не придется подвязывать штанины!

— Болван! Можно подумать, что только я хочу жрать.

— Ребята, не ругайтесь, сейчас все будет.

По тропинке от деревни в гору к окопам семенили две девичьи фигурки — санитарки. За две ручки они тащили здоровенный термос.

— Если они опять состряпали нам свою кашу, я вылью ее им на голову! — заворчал Дурдик, но голос его потонул в звоне мисок. Из узких накладных карманов английской униформы бойцы вытаскивали алюминиевые ложки.

Около одиннадцати часов дня туманный, темно-фиолетовый лес зазвенел от далекой стрельбы стрелкового оружия. Солдаты в окопах навострили уши. От деревни на передний край пробежали двадцать автоматчиков. Кубеш, заметив Сохора, кивнул ему:

— Что случилось?

— Окружили наш дозор. Идем выручать.

Слева линия окопов заходила в садик, где стояла небольшая хатка, крытая серой соломой. Из дверей, шаркая ногами, вышел дед Трофимыч с миской дымящейся картошки в руках. Простуженно покашлял. Солдаты сдружились с ним с первого дня, когда еще рыли окопы. Когда они отрыли в мерзлой земле яму для тяжелого пулемета и сверху прикрыли ее толстыми сучьями, дед, в старых валенках и облезлой бараньей шапке, приковылял к ним. Почесав свою седую бороду, он засунул руки в карманы изношенного пальтеца, не достигавшего колен, и недовольно проговорил:

— Нет, братцы, так не пойдет. Это же прутики! Да у вас все разлетится от выстрела из винтовки. Здесь нужны брусья, здоровые брусья!

— Какие же брусья! — обернулся Кубеш. — За ними надо топать в лес бог знает куда. Времени нет, отец. А сад ваш ради такого дела мы рубить не будем.

— Сад, конечно, жалко. Но вот… погодите… я вам кое-что принесу.

Дед Трофимыч засеменил на кривых ногах в хату и вернулся, неся топор. Раздались глухие удары. Солдаты удивленно переглянулись. Дед стал разбирать деревянный хлев. Кубеш подошел к нему.

— Отец, зачем?.. Жалко хлев.

Дед лишь махнул рукой.

— Эх! Чего там жалко, — проговорил он, тяжело дыша. — Хлев поставить — тьфу, а вот жизнь солдату вернуть… Вот так-то. Лучше подсоби мне!

Вечером вся команда Кубеша сидела у деда в хате вокруг стола. Пили чай. Печь дышала теплом. Дед достал из сундучка порыжевшую буденовку и рассказывал о Первой Конной, о том, как сражался против Деникина, а потом против белополяков.

Над старинным диваном с мягкой спинкой висели фотографии двух пареньков. Оба были похожи друг на друга как две капли воды, и у обоих были такие же широкие лица и рты, как у деда Трофимыча.

— Это Миколка, а это Васька, — сказал дед. — Двойняшки. Оба воюют, только не знаем где. Давно от них уже нет писем.

Старушка села на табуретку в углу и всплакнула.

вернуться

1

Воинское звание, соответствующее званию старшего сержанта. — Прим. ред.

вернуться

2

Жижков — район Праги. — Прим. ред.

4
{"b":"233904","o":1}