Она снова сжала губы и чуть наклонила голову, поняв наконец, что он не пойдет у нее на поводу. Она кивнула и вышла из комнаты, оставив после себя аромат лилий.

Он медленно повернулся и подошел к окну.

Несколькими минутами позже рядом с ним оказалась Мэйбл. Она проследила за его взглядом.

– Разумеется, леди ушла разгневанная.

Ник пожал плечами, сосредоточив внимание на леди Джейнос, которая пересекала улицу с таким видом, будто владела ею. Ее лакей следовал за ней на некотором расстоянии.

– Ты отказался от дела.

– Конечно.

Мэйбл шумно вздохнула.

– Это чертовски постыдно. – Помолчав, она фыркнула: – Леди проявила какой-нибудь интерес к тебе, не связанный с делом?

– Ты спятила? – презрительно усмехнулся он. – У меня нет титула, да и банковский счет тощий.

– Но прежде это не могло тебя остановить. – Она многозначительно подняла бровь.

– То, что ты на меня работаешь, Мэйбл, не дает тебе права обсуждать мои личные дела.

– Дает, потому что я знаю тебя с незапамятных времен. К тому же в последнее время твои личные проблемы не столь уж интересны.

– Когда начинаешь собственное дело, иначе и быть не может.

– Только работа и ничего больше. И одинокие ночи.

– Держу пари, любые ребята, будь их хоть сорок, прекрасно спят по ночам после такой работы – только храп слышен, – попытался отшутиться Редфорд.

Продолжая смотреть в окно, Мэйбл помрачнела.

– А как там, в Андерсен-Холле?

На его плечи будто легло тяжкое бремя.

– Ничего хорошего.

– Тебя может спасти только работа, как и всех нас. И мы должны воспользоваться этим, чтобы отвлечься от нашего горя.

– Я никогда не изменю себе, кто бы меня ни пытался сбить с толку, даже такая красотка, как она.

Он опустил глаза на свои костистые большие руки. Это не были руки джентльмена, но и не были руки рабочего, они принадлежали умельцу совсем иного сорта.

– Данн говорил, что мое предназначение быть инструментом правосудия. И никто не заставит меня свернуть с этого пути ради больших денег.

– Знаю, знаю. Но послужить леди Джейнос… Она так хороша! – Мэйбл вздохнула. – Похожа на фею. Эти ее золотые волосы.

– Я не заметил в ней ничего, кроме голого расчета.

– А мне она показалась славной. Мне всегда нравилось, что она сама выбрала себе судьбу и не стала выходить замуж. – Мэйбл опустилась на диван. – Правда, я никогда не могла понять, почему она так поступила, но для этого нужно мужество.

– Да, в ней есть кураж, скорее наглость, если ты это имела в виду. Но думаю, это напрямую связано с ее положением.

Он продолжал смотреть в окно. Лакей усадил леди Джейнос в роскошный экипаж, кучер взмахнул кнутом, и лошади рванули с места.

– Интересно, как ей удалось получить титул, не связывая себя брачными узами?

– Титул перешел к ней по материнской линии.

На лице Мэйбл отразилось удивление, и он попытался пояснить:

– Если нет наследника мужского пола, титул переходит к женщине.

– Забавно.

Мэйбл вытащила из кармана платок и с задумчивым видом принялась его разглаживать.

– Хотелось бы знать, что с ней будет теперь.

– С ней все будет в порядке, – ответил Редфорд, отвернувшись от окна. – Она из тех, кто находит выход из любого положения. Возможно, найдет себе другого титулованного покровителя еще до того, как ее платок упадет на пол бального зала.

Но почему-то он не счел эту мысль утешительной.

– Двадцать одно, – объявил Диллон, бросив на стол карты и показав туза и короля.

– Сегодня тебе на удивление везет, Диллон, – заметила Лилиан, стараясь скрыть разочарование по поводу того, что игра закончилась так быстро.

Она гораздо меньше огорчалась из-за карточного проигрыша, чем из-за того, что оставшуюся часть дня нечем будет заполнить.

Вот уже три дня Лилиан навещала его в Ньюгейтской тюрьме, приносила еду, книги и новости с воли. Оба жили в ожидании первого залпа обвинений на заседании суда, пребывая в некоем подобии чистилища. Стрелки настенных часов двигались мучительно медленно.

Лилиан ухитрялась сохранять лицо, развивая лихорадочную активность, центром которой стал Диллон. В тюрьме он чувствовал себя совсем неплохо вопреки ее опасениям. Благодаря главным образом тому, что его отец, герцог Грейстоун, щедро подмазывал алчного смотрителя тюрьмы Джона Ньюмена. Далеко не каждому узнику удавалось занять комнату в квартире смотрителя.

Она обвела глазами тесное помещение. В комнате были кровать и секретер, а также диван, стол, стулья и камин. Другие узники ждали своей участи в кишащих паразитами камерах.

– Хотелось бы просмотреть газету, – заметил Диллон.

– Зачем? – Она протянула ему колоду карт. – Чтобы расстроиться?

– Я чувствую себя оторванным от жизни. Общаюсь только с тобой и адвокатом. – Он принялся тасовать карты. – Хотелось бы знать, напишут ли газеты о судебном процессе, когда он завершится.

Лилиан было в высшей степени на это наплевать.

– Им придется опубликовать опровержение всех обвинений и принести извинения. Ты этого заслуживаешь.

– Все настолько плохо?

– Я никогда не обращала внимания на то, что новости преподносятся в газетах в совершенно чудовищной форме. Теперь обращаю. Вполне достоверные факты, как правило, отражают в искаженном виде. Только диву даешься.

– В таком случае ты права, не стоит читать газеты. С меня хватит дурных вестей.

У обоих было ощущение, что смерть занесла косу над головой Диллона. Но Лилиан делала хорошую мину при плохой игре и держалась уверенно.

– Завтрашнее заседание пройдет хорошо, Диллон. Вот увидишь.

– Но ведь представление ведет Дэгвуд.

Она сжала кулаки.

– Я знаю, что заместитель генерального прокурора верит в то, что исполняет свой долг, но он заходит слишком далеко.

– Адвокат мистер Кент говорит, что если завтрашнее заседание пройдет благополучно, то дело не дойдет до суда и я буду освобожден.

Она дотронулась до его руки:

– В таком случае будем думать только о хорошем.

– Не могу дождаться результатов, которые представит главный дознаватель.

Лилиан старалась не поддаваться пессимизму по поводу сэра Патрика и его изысканий. Она попыталась добиться встречи с ним, но он не пожелал принять ее под предлогом занятости. И она утешала себя тем, что он собирает доказательства невиновности Диллона. Более того, герцог Грейстоун обещал ознакомить его с ее подозрениями насчет Кейна. Больше она ничего не могла сделать.

– Сэр Патрик ничего тебе не сообщал? – спросила она беззаботным тоном, будто это не имело особого значения.

– Отец делает все возможное. И пытается также поддерживать мать.

– Ей лучше?

– Нет. Она не встает с постели.

Он принялся разглядывать свои карты, потом спросил с нарочитой небрежностью:

– Рассел снова тебя навещал?

– Я разочарована тем, что он до сих пор не был у тебя. Но обещал прийти завтра на судебное заседание.

– По крайней мере он не покидает тебя. Никогда не предполагал, что его увлечение тобой приведет к чему-нибудь хорошему. Он указал на ее карты: – Знаешь, Лилиан, лучше прекратить игру, если ты будешь смотреть не в карты, а на свои руки.

Она покраснела:

– Прошу прощения. Двойка и тройка. Ну может ли быть большее невезение?

– Похоже, Рассел возмужал за последние дни.

– Думаю, самое время. Ведь ему скоро двадцать два.

– Возможно, завтра ты заметишь в нем перемену.

– Если он появится на заседании.

– Он сказал, что непременно придет и поддержит нас.

– Как Фанни?

– Фанни, как тебе известно, такие вещи не любит. Но она взяла с меня слово, что я сообщу ей все, как только закончится заседание.

– Ладно, будем надеяться, что тебе удастся сообщить ей добрую весть.

На следующий день Фанни вошла в гостиную Лилиан с крайне озабоченным видом.