– Прошу прощения, а сколько вам было лет? – перебила Лилиан.

– Десять. Остальные мальчики были старше, но Данн позволял мне ходить туда вместе с ними.

– Похоже, он был удивительным человеком, – в раздумье произнесла Лилиан, вспомнив их разговор на эту тему и стараясь загладить свою бестактность.

Он словно оцепенел и умолк.

– Право же, мне очень жаль. Я вовсе не хотела копаться в вашей жизни и чувствах.

На самом деле все было иначе. Она хотела знать о нем как можно больше. Все до мельчайших подробностей. Описание его подвигов в газетах не позволяло проникнуть в суть его натуры, понять, что он за личность, каковы мотивы его поступков и устремления. И Лилиан подчас не знала, как себя с ним вести.

– Едва ли это тайна, – заметил Ник, пожав плечами. – Данн заменил мне отца. Собственный сын не оправдал его надежд.

– Именно это вас и сблизило с Данном.

– Вне всякого сомнения. Данн высоко ценил нашу дружбу. И все же я не был его родным сыном.

– И вас это печалило?

– В основном я огорчался из-за Данна. Разлад между ним и Маркусом причинял ему невыносимую душевную боль.

– А какова была причина разлада?

– Умный и ловкий, Маркус не отличался серьезностью и даже смахивал на повесу. Данн пытался воздействовать на сына, дисциплинировать его, выбить из него склонность к бесшабашности, заставлял его заниматься домашней работой, наказывал за малейшую оплошность. В общем, он заслуживал хорошей порки, но всегда старался отомстить отцу. Маркус напоминал дикого жеребца, и Данн пытался его обуздать. Так долго не могло продолжаться.

– И что же случилось?

– Не знаю. Данн не хотел об этом говорить. Маркус уехал на Пиренеи. С тех пор Данн сильно изменился. Он старался скрыть свои чувства, но тщетно, как мы все понимали.

В голосе Ника звучала горечь. Но в следующее мгновение он овладел собой.

– Я отвлекся. Я ведь начал рассказывать о парфюмерном деле мистера Эванса и его лавке. Вам не скучно меня слушать?

– Нет, пожалуйста, продолжайте.

Она жаждала узнать о его детстве, столь отличном от ее собственного, буквально все.

– Итак, эта лавка на Святках была настоящим бедламом, но мистер Эванс всегда держал ухо востро и заметил, что кто-то приворовывает из кассы.

– И обвинил вас?

– Нет, Джона Уильяма, моего друга. Джон был хвастунишкой и много болтал. Вероятно, намекнул, что поблизости есть местечко, где можно поживиться, но не настолько он был нагл или глуп, чтобы стянуть хотя бы фартинг.

– Что же все-таки случилось?

– Я попросил мистера Эванса дать мне возможность доказать невиновность Джона Уильяма.

– Значит, вы еще тогда хотели стать детективом?

– Нет, я осознал это много лет спустя. Но, когда вспоминаю то далекое время, думаю, что призвание к такого рода деятельности у меня уже было.

– И что же, в приюте вам довелось раскрыть много тайн?

Ник поежился: многие дети хотели узнать о своих родителях.

Он покачал головой и медленно произнес:

– Ведь я просто хотел вас развлечь. Не припомню, чтобы когда-нибудь столь пространно рассказывал о себе… И право же, это не слишком интересно.

– Нет, пожалуйста! Я хотела бы узнать больше.

– Почему?

Она пожала плечами:

– У нас с вами такие несхожие жизни. Хотелось бы понять, в чем различие.

– Зачем?

– Нынче вечером вы спасли мне жизнь. Я должна вознаградить вас за это. Разве нет?

Лилиан тут же осознала свою ошибку и готова была проглотить собственный язык, чтобы никогда больше не произносить ничего подобного!

– Я хотела сказать… хотела сказать… О Господи! Сама не знаю, что я хотела сказать.

– А я знаю, – произнес Ник.

– Знаете?

– Вы вообразили, что мистер Эванс наградил меня мылом, и захотели узнать, понравилось ли мне это.

– Именно так, – промолвила она с облегчением.

Лилиан поняла, что Ник помог ей выйти из затруднительного положения, и оценила его галантность. Не каждый джентльмен нашел бы в себе силы устоять против соблазна и оказался бы в ловушке. Особенно после того, что позволила себе Лилиан в начале их знакомства.

– Пожалуйста, расскажите поподробнее о краже в парфюмерной лавке, – попросила она.

После минутной паузы он вздохнул и продолжил свой рассказ:

– Итак, если вором не был Джон Уильям, значит, воровал кто-то из работников мистера Эванса.

– И кто же был этот мерзавец?

– Иезекиль Джонс.

– Как же вы раскрыли кражу?

– Достаточно было какое-то время понаблюдать за ним. Вероятно, он знал, что я его подозреваю, но не придал этому значения. Подумаешь, какой-то десятилетний сирота. Что значили мои слова против его слов?

– Поэтому вы решили доказать его вину?

– Джонс спал в задней комнате магазина. Я попросил мистера Эванса отослать его куда-нибудь с поручением, и мы обыскали его комнату.

– И?..

– Оказалось, что его подушки до отказа набиты деньгами. Приказчик не смог бы столько скопить.

– И едва ли это расположило мистера Эванса к его приказчику. Должно быть, мистер Эванс оценил вашу услугу.

– Вот тогда-то он и вознаградил меня миндальным мылом.

– И все?

– Все.

– Вы поймали воришку, орудовавшего у него под носом, изобличили приказчика, обманувшего доверие хозяина, а он вознаградил вас всего лишь жалким куском мыла? – воскликнула Лилиан, пристально глядя на него.

– Успокойтесь, – ответил он с улыбкой. Ее горячность его позабавила. – Он давал и дает мне столько мыла, сколько мне требуется.

– Что это значит?

– Я буду получать его, пока жив, если, конечно, захочу. В первый вторник каждого месяца мне домой присылают коробку такого мыла.

– Ежемесячно?

– С тех пор как мне исполнилось десять лет.

Умиротворенная, Лилиан снова откинулась в его объятия.

– В конце концов, он не такой уж прижимистый. И все же мистер Эванс уже не хозяин этого дела.

– На мой счет существует его особое письменное распоряжение, составленное как полагается.

– Никогда не слышала ни о чем подобном.

– Мистер Шсйфер тоже не слышал. Но он не против того, чтобы я значился среди его постоянных клиентов, потому что я заодно приглядываю за его магазином.

– И у него нет причины для беспокойства, когда Николас Редфорд поблизости.

– Ну, миледи, это значит притягивать факты за уши. – Он слегка пошевелился.

– Я слышала о воре с Робинсон-сквер. Говорят, он не ограбил ни одного дома, находящегося у вас под надзором.

– Это случайность.

– Если верить «Таймс», вовсе нет, мистер Редфорд.

– Не можете же вы верить всему, о чем пишут газеты.

– Совершенно справедливо, но…

Экипаж накренился на повороте, и Лилиан оказалась прижатой к Нику.

– Прошу прощения, – пробормотала она.

Щеки ее запылали, и не только от смущения.

– Не беспокойтесь, – холодно произнес Ник, как ей показалось, совершенно не впечатленный ее близостью.

Она тоже притворилась равнодушной. Ник продолжал крепко прижимать ее к себе.

– У меня к вам просьба, миледи, – помолчав с минуту, обратился к ней Ник.

– Да?

– Не сочтите это за фамильярность, но, право же, мне было бы удобнее, если бы вы называли меня Ником.

«Ник»! Это звучало слишком интимно, и она была не вполне готова совершить столь решительный шаг, означавший новую ступень в их отношениях. Тем более что лежала сейчас полуобнаженная в его объятиях, испытывая невыразимое блаженство.

– Я отношусь к вам с большим уважением, – продолжил он.

– Не сомневаюсь в этом, – откликнулась Лилиан.

Ведь этот человек спас ей жизнь!

– Мы вместе столько испытали, а соблюдаем никому не нужные церемонии.

Он прав. Ее доверие к нему крепло с каждой минутой. Он был чужим, человеком со стороны, но знал все ее тайны. А нынче вечером спас ее. И был с ней более галантен, чем многие ее знакомые мужчины.

– Ник, – произнесла Лилиан. Это имя шло ему, звучало мужественно, и произносить его было приятно, как и ощущать исходивший от него запах миндаля… Тут Лилиан пронзила мысль, стремительно, словно зигзаг молнии.