Незнакомый джигит гневно отвернулся.
— Если Мамбет-ага выбрал тебя в попутчики, ты постарайся оправдать его доверие. Дело, видать, серьезное и требует смелости.
Но Аманкул не унимался:
— Ведь и с чучелом надо уметь обращаться! Ну, вот, например, с какой стороны подскочить с ним к русским? Со стороны ветра или с затишья?
— Тьфу! — злобно плюнул джигит.
Никто из джигитов не знал, что задумал Мамбет. Предположение, что чучела нужны для того, чтобы напугать вражьих коней, было неубедительным.
Мамбет вернулся вместе с Абдрахманом Айтиевым.
— Джигиты! — уверенно и громко заговорил Ай-тиев, — Конный белоказачий полк стоит на этом берегу Яика. Одна сотня уральских казаков двинулась вдоль Чингирлау в Аккалу. Против нее должны выступить мы и обратить врага в бегство. На вторую сотню белых, направляющихся в Тас-Кудык, сбоку налетит отряд Белана. Мы должны опрокинуть врага, потому что мы сильнее. К тому же мы воюем на родной земле, среди своего народа. Бейтесь с врагом смело и уверенно! Будьте готовы к бою, друзья!
— Готовы! — крикнули джигиты. — Веди нас, Абеке!
— Веди! — всколыхнулись все.
— Мамбет, собирайся, — сказал Абдрахман, и поспешно пошел в штаб.
— По коням! — приказал Мамбет и сам направился к коню.
Через несколько минут Мамбет с десятью джигитами и «непревзойденным наездником» Аманкулом отправился в путь.
Когда выехали за Акбулак, Мамбет приказал двум джигитам спрятать винтовки, привязав их к седлам, и выехать вперед. Затем подозвал к себе Аманкула.
— Значит, ты табунщик, говоришь? Тогда скажи мне: что делать, если впереди вдруг появился косяк лошадей и надо его угнать. Причем быстро угнать, так, чтобы пастухи и пикнуть не успели. Как это сделать?
Аманкул понимающе улыбнулся.
— Лучше всего это делают волки. Один притаится где-нибудь и ждет, а другой подкрадывается осторожно, вспугнет табун, а сам бежит сбоку и направляет косяк к волку, который притаился. Тот выскакивает из засады и хватает коня за ляжки…
— Я тебя не спрашиваю, как волки заманивают коней. Скажи, как бы ты сам угнал косяк?
— Очень просто. Натянул бы на себя шубу наизнанку. Потом к кончику курука привязал бы тряпье— пугало — и на бешеном скаку со свистом погнал бы косяк, куда надо. А если разгорячить косяк, его уже не остановишь — только знай размахивай полами шубы и пугалом и мчись следом.
— Тогда выверни наизнанку тулуп и надень его. А вот к этому чучелу привяжи веревку и мчись вон к тому пригорку. Посмотрю, сможешь ли ты угнать табун.. — сказал Мамбет.
Аманкул возражать не стал, вывернул наизнанку тулуп, надел его, потом вывернул шапку. Ехавший рядом джигит сиял с седла пегое чучело, крепко привязал к нему веревку и подал один конец Аманкулу.
Конь табунщика полностью соответствовал замыслу джигитов. Едва Аманкул, гикнув, припал к гриве, конь прижал уши и рванулся в карьер, будто в шею ему вцепился барс. А пегое чучело из ссохшейся телячьей шкуры, привязанное длинной веревкой, закрутилось, заскакало, завертелось бесом по кочкам позади коня. Казалось, это гонится, поднимаясь и припадая, какое-то страшное волосатое чудовище. Аманкул оглушительно свистел, конь, распластавшись и вытянув шею, несся, словно сатана, по степи — не только животное, люди ужаснутся, увидев такое…
Тренировочный выезд табунщика понравился Мамбету.
— Неплохо, — похвалил он, подозвав к себе Аманкула. — Только учти: у казаков-табунщиков может быть оружие. Если сробеешь — угробишь себя и других. Смелый джигит или погибнет, или оправдает надежду товарищей.
Одиннадцать человек ехало по берегу Чингирлау в сторону Аккалы, что стоит в тридцати пяти верстах от Акбулака. Между двумя селениями тянулся глубокий овраг — Тикисай. По сведениям разведчиков, казаки дошли до Тикисая и повернули назад, будто чем-то напуганные. Мамбет решил проехать по оврагу засветло. Отряд шел легкой рысцой, растянувшись цепочкой по тропинке. Часто переходили на шаг.
Осенний день короток, вечера долги. Мамбет решил перед самым заходом солнца проехать Тикисай и успеть до ночи добраться до Аккалы. Остальные силы отряда между тем пройдут по оврагу и остановятся на подступах к городку. Коли враг не помешает, они сделают все необходимое еще до рассвета. С рассветом отряд должен ворваться в Ак-калу.
У начала оврага путников встретил коренастый, рыжеватый джигйт на карем коне.
— Путь свободен, батыр. Можно остановиться у нас, перекусить, дать коням передохнуть.
— Боюсь, что нам некогда будет ужинать, Ергали. Готовы ли твои пастухи? — спросил Мамбет.
— Пятнадцать-шестнадцать верст — дорога недолгая. Мигом доедете.
— Доехать-то доедем… — Мамбет задумался. — Если не успеем до вечернего водопоя, худо будет. Ждать на свирепом холоде до утра — опасно.
— Поэтому нужно согреться, Маке.
— Ты лучше о пастухах мне скажи.
— Пастухи вас встретят.
— Тогда, Ергали, приготовь всем по чашке разведенного курта. Только побыстрее.
Ергали поскакал назад.
Когда путники подъехали к домику у оврага, на дастархане уже стояли наготове чашки крепкого пахучего курта и холодная баранина. Привязав коней, джигиты, не раздеваясь, по-двое заходили в домик, мигом опрокидывали чашку курта, поспешно закусывали двумя-тремя ломтями мяса от опаленной бараньей головы. Последним зашел Мамбет, поздоровался с хозяйкой, поджав одно колено, опустился на край дастархана, оторвал кусочек мяса и отправил в рот. Потом взял из рук хозяйки большую чашку разбавленного курта. Несколькими большими глотками выпил его, сказал: «Спасибо, дженге» и поднялся.
Светлая, средних лет женщина вышла вслед за ним. Мамбет взял коня под уздцы и подвел к ней. Женщина погладила лошадиную морду правой рукой.
— Батыр! Когда храбрый джигит отправляется в поход, его провожает возлюбленная. К невесте джигита провожает дженге. Тебя, я думаю, уже провожали и те и другие. Я тебя провожу как добрая старшая сестра. Удачного пути, батыр!
И женщина нежно провела ладонью по лбу коня.
Ехавшие в хвосте отряда Жапалак и Аманкул вдруг остановились и показали рукой на запад, в сторону города. Вдали маячили вооруженные конники.
Давно известно, что на войне побеждает та армия, которая лучше обучена и вооружена и которой командует наиболее способный, опытный полководец. Но иногда, несмотря па лучшее вооружение, на блестящее военное руководство, армия терпит неудачу за неудачей. Вот такой невезучей оказалась и отборная конная дивизия под командованием генерала Акутина. Все лето ее нещадно колотили «босяки» Чапаева, и Акутин не смог удержать фронт западнее Уральска. А позднее, когда на помощь Двадцать пятой дивизии пришли бригады Двадцать второй и красные в начале декабря подошли к Уральску с двух сторон, знаменитый казачий корпус генерала Акутина затрещал по всем швам, точно бязевые лохмотья. Под Каменкой целый полк из его дивизии перешел на сторону красных. Большевистские агитаторы умело попадали в цель. Их лозунги: «Землю — крестьянам!», «Заводы — рабочим!», «Русские рабочие — братья!», «Советская власть воюет не с трудящимися, а с угнетателями и с их прихвостнями — белыми генералами!»— проникали в окопы, в белоказачьи сотни и будоражили простых солдат. И не только будоражили/но и способствовали тому, что многие повернули оружие против атаманов…
В низовьях и верховьях Яика, в селах и станицах, даже в далеких аулах, поднялся с оружием в руках оскорбленный и униженный люд. Вместо необузданной удали у казаков появился страх, вместо неудержимых налетов — трусливая оглядка. Презренные «карашекпены», «вонючие русские мужики» и «дикие киргизы» беспрестанно налетали на «славные» казачьи отряды, совершенно лишая их покоя. Но генерал Акутин сопротивлялся отчаянно. Против партизан с бухарской стороны держал в станицах Меновой двор и Теректы полк конных казаков. Чтобы остановить натиск красных со стороны Самары и Саратова, надо было во что бы то ни стало добиться порядка в тылу. Теперь же Акутину пришлось перебросить этот полк на север против красных, рвавшихся в город. А на место казачьих сотен Уральское Войсковое правительство решило отправить джамбейтинских дружинников. За одну ночь на защиту Уральска был переброшен отряд в пятьсот сабель, а две сотни остались до прибытия дружинников Жанши. Однако оставите-ся не бездействовали: чтобы показать партизанам свою силу, казаки решились на отчаянный, рискованный маневр — из Теректы отправились в Кабанбай-Кокпекты а оттуда еще дальше — до Чингирлау, с целью очистить эти места от партизанских отрядов.
