На квартире Сальмен умылся, причесался, и тут к нему, прибежал встревоженный Жанкожа.

— Сальмен-ага, вас ждет войсковой старшина, — доложил он упавшим голосом.

Удивленный унылым настроением юноши, Сальмен внимательно взглянул на него, но расспрашивать ни о чем не стал.

— Сейчас, Жанкожа, пойду. А ты пока приготовь чаек_г приду — попьем с удовольствием.

— Меня он назначил своим вестовым…

— Кто?..

— Господин Азмуратов.

— И это тебя печалит, Жанкожа? Ничего, наоборот, для тебя только лучше.

— Нет, Сальмен-ага, другое меня печалит…

— Ну, ладно, ладно, после поговорим, — бросил на ходу Сальмен и пошел к командиру в соседний дом.

Азмуратов пристально оглядел Сальмена. За спиной командира стоял Аблаев.

— Вас что-то не было… Или вы ведете переговоры с босяками-дружинниками?

— Нет, — коротко ответил Сальмен. Презрительный тон командира задел его, и он продолжал — С босяками-дружинниками я вел беседу вчера, а теперь, думаю, ваш черед с ними разговаривать.

Азмуратов уловил усмешку в ответе прапорщика. Аблаева передернуло.

— Ладно, ступайте, — сдержанно проговорил Азмуратов.

Едва Сальмен вышел, как Аблаев взорвался:

— Сразу видно — врет! Мерзавец, успел все выложить им! «Значит, к Хакиму едешь? В Уральск?! Молодчина!»— говорит. А та, подлюка, отвечает: «Вместе, вместе теперь едем!» Эта сучка — невеста Жунусова, агента большевиков. А рядом с ней — брат Жунусова. Своими песнями он сеял смуту среди дружинников. С ними заодно еще и Мамбет, известный головорез. Это он, разнузданный негодяй, набросился на Кириллова, ворвался в дом султана Гаруна и орал там. Это он сманил голодранцев на сторону большевиков. А ваш прапорщик снюхался с подонками и пакостит вам как только может. Насчет предательства они собаку съели, подлость — их любимый прием. Эта банда связана и с теми партизанами, которые под Богдановной отбили обоз с оружием. Теперь они спешат в Уральск, к Айтиеву. Вот их планы!.. Собачье отродье! — Аблаев сплюнул от злости.

— Жанкожа, позови Аманбаева! — приказал Азмуратов.

— Зовите его или не зовите, господин командир, а намерения его уже известны, — прохрипел Аблаев и кивком головы указал на шагнувшего к двери юношу, как бы говоря: «С этим тоже будь осторожней».

— Ладно, подожди звать! — отменил свой приказ командир.

Ему понравилось, что Аблаев не доверял и молодому юнкеру. Помолчав, командир сказал Аблаеву:

— Последите, чтобы никуда не уходил.

Аблаев с готовностью кивнул. Он уже обдумал, как будет сторожить Сальмена на квартире.

Жоламанов и Ораков почтительно вскочили, когда огромный Мамбет ворвался в дом. Среди сотников Мамбет был старшим и по возрасту, и по чину, в свое время ворочал всеми интендантскими делами Джамбейтинской дружины.

— Ну, где твой Кара-Таяк?[10]— спросил Мамбет Жоламанова, едва переступив порог.

Кара-Таяком он называл офицера из Уила, но Нурум не сразу сообразил и с улыбкой глянул на Жоламанова, как бы спрашивая: «А это еще кто такой?»

— Кара-Таяк сейчас на квартире, в доме возле речушки, — доложил сотник. — Мы с Батырбеком ждем вас, чтобы обсудить это дело.

Нурум залюбовался Мамбетом: «Ну и наградил тебя аллах силой! Мышцы так и распирают одежду. А говорит-то как?! Словно колотушкой бьет… Сердце у него, наверно, львиное, не знает страха…»

— Зови! — зычно сказал Мамбет.

Жоламанов отправил двух джигитов за старшиной юнкеров.

— Будьте повежливей. Они сейчас вроде наши гости, — предупредил сотник джигитов.

Жоламанов стал делиться с Мамбетом своими соображениями.

— Офицер у них образованный, такой же высокородный чистоплюй, как братья Досмухамедовы и Гарун-тюре. Вопят о свободе, о равенстве, а сами презирают простых казахов. Я не верю, что они поднялись против велаята и хотят присоединиться к нам!

Батырбек покосился на Мамбета.

— Ты разве не из таких? Тоже офицер, но пришло время — ты отделился от своего косяка, от Кириллова к нам пришел. Разве не так? — спросил Мамбет, в упор глядя на Жоламанова.

Такого оборота Жоламанов не ожидал.

— Это совсем другое дело, Маке. Я — не «белая» кость, а такой же, как и вы и по образованию, и по натуре. Тут и говорить нечего… — запнулся Жоламанов, обидевшись.

— Значит, обмануть нас хотят? Зачем? Что им надо, как по-твоему? — резко спросил Мамбет.

— Настоящий враг изворотлив, хитер…

— Ни черта они нам не сделают! — отрезал Мамбет.

Он шагнул к окну, стал смотреть на улицу. Батырбек и Орак молчали, но подозрение Жоламанова смутило их, оба нахмурились.

Совершенно разными по характеру были эти пятеро джигитов, выросшие в различных уголках на первый взгляд однообразной степи.

Мало-мальски осознав себя, уже полных двадцать лет Мамбет шел наперекор всему, не глядел по сторонам, точно сорвавшийся с крючка рассвирепевший сазан. Всем своим видом он сейчас говорил: «Всколыхнул я всю Орду, замордую строптивых! Вот и чванливое офицерье потянулось ко мне!» Поход в Уил был для него пройденным этапом, теперь он хотел провести отряд туда, где лучшие сыны казахов хотят водрузить знамя свободы.

Жоламанов, не обладая решительностью Мамбета и находчивостью Орака, порою стеснительный, мнительный, сейчас мечтал об одном: скорее добраться до Галиаскара, до большевиков. Вполне возможно, что Жоламанов стал сотником у повстанцев по совету своего родственника Гали-аскара. Когда Джамбейтинский велаят принял решение оказать помощь казахам, захватившим Уральск, большевик Алибеков прислал к Жоламанову человека с наказом — поднять дружинников на восстание. Восстание вспыхнуло само по себе, но довести начатое дело до конца стало теперь главной заботой Жоламанова. Сейчас он не верил ни одному офицеру и был убежден, что Уильский кадетский корпус коварно хитрит. Он весьма сухо обошелся с прапорщиком и нетерпеливо ждал Батырбека и Мамбета. А теперь вот долгожданный Мамбет рубит с плеча: «Разве ты не из таких же?!» Что ему скажешь? Объяснить, что я сочувствую большевикам? Разве и так не видно, кто кому сочувствует?!»

— Прапорщик — хороший друг нашего Хакима, — подал голос Нурум. — Зовут его Сальмен. Сейчас он придет сюда, с ним можно обо всем потолковать.

— Сальмен, говоришь?! Сальмен Аманбаев, который в Теке учился?! — встрепенулся Батырбек.

— Да, Сальмен Аманбаев. Вместе с Хакимом учился.

— Так я его хорошо знаю!..

— В его искренности нельзя сомневаться, — ревниво сказал Нурум.

— Ойбай-ау, это превосходный джигит. Друг наш! — радостно поддержал его Батырбек.

Батырбек был единственным сыном пастуха Альжана.

Почти всю жизнь Альжан пас скот богатых казахов возле Борбастау. Батырбек окончил русско-казахскую школу, с детства был близок к Мендигерею, Сахипкерею, Абдрахману и к другим образованным людям прибрежья Яика. Летом он помог отряду Абдрахмана захватить обоз с оружием. Недавно его избрали председателем комитета дружинников. Джигиты полюбили его, называли «Наш Батырбек». Был он худ, бледен, из-под гимнастерки выдавались хрупкие плечи, но горяч, порывист, горой стоял за юношей-казахов и не жалел сил ради их хорошего будущего.

Когда руководство дружиной перешло к властному Мам-бету, Батырбек обрадовался. Мамбет казался ему казахским сказочным батыром, прирожденным полководцем, способным без страха ринуться на врага и обратить его в бегство. Перечить решениям героя Батырбек считал непозволительной шалостью, детским баловством.

Большую комнату, в которой могли бы свободно разместиться за дастарханом тридцать-сорок аульчан, сейчас заполнили люди в военной форме и при оружии. Одни выходили, другие заходили. До прихода Азмуратова Мамбет перекинулся несколькими словами со своими товарищами и разлегся на коврике, подложив под руку подушку. Могучая его фигура заняла весь простенок между окнами. В правом углу, ближе к печке, сидел на корточках Батырбек; как только улегся Мамбет, он тоже сел, скрестив ноги. Ораков о чем-то рассказывал Нуруму. Жоламанов задумчиво прислонился к стене возле двери.