— Я один, сотник, но один из многих. Я как разведчик вышел вперед.

Толпа надвинулась, Жоламанов уставился ка прапорщика, но тот будто не замечал, как насторожились вокруг.

— Если вы разговариваете, сидя на коне, то и я, пожалуй, сяду… — проговорил он и, закинув повод на седло, легко прыгнул на коня.

— Сколько вас? Куда путь держите? Или… — запнулся вдруг Жоламанов.

Все, затаив дыхание, вслушивались.

— Что он говорит?

— Много их?

— Целое войско, выходит… — заволновались джигиты.

— Слушайте, джигиты! — начал опять прапорщик, привстав на стременах и картинно откинув корпус. — Вы, вероятно, слышали, что в городе Уиле была открыта юнкерская школа для подготовки офицеров. Триста выпускников этой школы, триста джигитов-казахов три дня тому назад, так же, как и вы, подняли восстание. Они тоже хотят быть верными мудрости казахов: пока жив, ищи свой край. Вместо того, чтобы быть безвольной игрушкой, слепым оружием в руках ненавистных атаманов, лучше всем нам объединиться и позаботиться о себе и о своем народе. Поэтому надо примкнуть к казахам Актюбинска, Ак-Мечети и Казалы. Таким было наше решение. Мы прогнали из своих рядов казачьих офицеров, некоторых арестовали, наиболее ретивых прислужников обезоружили и тоже вышли в путь. Пока нас всего пятьдесят человек. Я — разведчик. Остальные едут в пятнадцати-двадцати верстах отсюда. Я не только разведчик, но и парламентер, мне поручено вести с вами переговоры. Как сказал сотник, вы не с неба свалились, а действительно дружинники из Джамбейты, верно?

— Верно, верно!

— Точно. Не ошибся… — облегченно загалдели дружинники.

— Не шумите! — приказал Жоламанов джигитам. — Ну, а дальше?

— А дальше… дальше я надеялся встретиться с вами. Отряд большой, думал я, не может быть, чтобы я его не заметил. Как видите, надежда моя оправдалась.

— Пятьдесят, говорите? А где же остальные юнкера? — спросил Жоламанов.

— Остальные в Уиле, — ответил прапорщик.

— А что они там делают, в Уиле?

— Ждут, пока мы вернемся с вестью о вас.

— А почему вас пятьдесят? Для переговоров хватило бы двух-трех?

Прапорщик ответил не сразу, улыбнулся.

— Вижу, вы опять засомневались. И опять скажу: это справедливо и естественно. Воин должен быть особенно бдительным и осторожным. Лишь все обдумав, тщательно взвесив, следует принять решение. Вы, собрат, мне очень нравитесь…

— Слушайте, прапорщик! Я, кажется, уже говорил, что мы наслушались и хвалы, и хулы!

— Нет, нет, извините, это я говорю искренне то, что думаю.

— Ну, хорошо! — сказал Жоламанов и повернулся к Нуруму. — Поезжай вместе с господином прапорщиком и узнай, что там за офицеры. Посмотри, сколько их, пятьдесят или больше, меньше. Мы будем ждать вон в том ауле. Туда и возвращайся, до вечера должен успеть.

Нурум увлек Жоламанова в сторонку,

— Одному ехать? — спросил он.

— Езжай один. Посмотри, где они, сколько их. А потом приведи сюда прапорщика, потолкуем вместе с Ораком и Мамбетом.

Нурум и прапорщик поскакали.

— Джигиты! — крикнул Жоламанов, обращаясь с столпившимся дружинникам. — Этот офицер приехал сюда с вестью, будто офицеры в Уиле решили примкнуть к нам. Многие из вас слышали это своими ушами, а те, кто не слышал, слушайте. Всего их будто бы пятьдесят человек. Чтобы выяснить все, я послал к ним певца Нурума. Моя к вам просьба: соблюдайте порядок, на привалах и ночлегах далеко не расходитесь, в аулах, среди народа, не роняйте солдатской чести, будьте осторожны. Куда ехать завтра, объявим вечером после решения комитета дружинников. О том, как нам быть с офицером, тоже поговорим вечером. Не волнуйтесь, не беспокойтесь! Без лишних разговоров, без паники продолжайте путь!

Отряд двинулся дальше.

Прапорщик оказался товарищем Хакима.

По тому, как он держался среди дружинников, по волевой осанке и ладной речи, Нурум сразу решил: «Видать, бывалый джигит и образованный, как наши Хаким и Ораз. И мой ровесник, примерно». Прапорщик ему понравился, но подозрительность Жоламанова перешла и к Нуруму. Почти всю дорогу джигиты молчали.

— Видать, похолодает… Чувствуете, какой колючий ветер, — начал было прапорщик, но Нурум сухо ответил:

— Что ж, время подошло.

— Жел токсан — месяц ветра, оправдывает свое название.

— Жел токсан — начало зимы, говорили казахи в старину.

— Старики, кажется, еще говорили: в эту пору сиди дома?

— Старики иногда наоборот говорят: глубокая осень — собирайся в путь…

Дальше погоды разговор не пошел. Даже из этих осторожных фраз Нурум понял, что его спутник — человек общительный.

Вскоре встретились с пятьюдесятью офицерами. Прапорщик радостно сообщил о встрече с дружинниками, однако командир офицерского отряда — серолицый, хмурый человек — выслушал его холодно.

— Выезд мой оказался удачным. Дружинники тоже, оказывается, искали встречи с нами. Господин старшина, если вы согласны, можно устроить общий привал и обо всем переговорить, — доложил прапорщик серолицему.

Лицо командира осталось непроницаемым. Он не обмолвился ни словом, лишь кивнул головой, как бы говоря: «Посмотрим».

Весь отряд по два в ряд стоял позади командира, никто не вырывался вперед, все застыли, сохраняя равнение. Нурум незаметно для серолицего кинул взгляд вдоль стройного ряда офицеров. Всего было двадцать четыре пары, вместе с командиром и прапорщиком ровно пятьдесят всадников. Шинели у всех новые, с иголочки, и не серые, как у дружинников, а светло-голубые; совершенно новыми, блестящими были и погоны; у всех — сабли, на боку — наган, рядом с седлом висят маленькие японские винтовки. Нурум с восхищением смотрел на подтянутый, внушительный отряд.

Прапорщик слез с коня, подтянул подпругу, снова поднялся в седло и сказал командиру:

— Я поеду, старшина, выбрать место привала.

Командир и на этот раз лишь кивнул головой.

«Что за порядки у них? Или они что-то скрывают? — удивился Нурум. — А командир-то? Первый раз такого вижу…» Говорить Нуруму было не о чем, отряд он увидел, пересчитал, однако молчком уехать было неловко. Командир с ним даже не поздоровался. Хмурые молчаливые офицеры, особенно сурового вида командир, удивляли Нурума.

Чтобы успеть до сумерек догнать ушедших вперед дружинников и добраться до привала, Нурум и прапорщик пустили коней крупной рысью. Лишь пройдя несколько верст, всадники поехали шагом.

— Ты откуда родом, джигит? — снова первым заговорил прапорщик.

Вместо ответа Нурум спросил:

— Этот серолицый главный у вас?

— Он — командир военной части в Уиле, войсковой старшина Азмуратов. Умный, знает военное дело. А молчит от усталости. Долгий путь изматывает любого,

— Неужели и начальники против Жанши? — спросил Нурум.

— Он — казах, — быстро ответил прапорщик. — Разве может настоящий казах покинуть молодых джигитов в трудный час?

Нурум промолчал. «Ведь Жанша — тоже казах. Но ведь он не на стороне дружинников. Тот же султан Гарун, те же толстопузые судьи, разве они не враги дружинников? А ведь все — казахи. И для защиты Уральска готовы отправить под пули всех нас». Но Нурум счел неприличным возразить спутнику. Немного помолчав, он сказал:

— Вы спросили, откуда я родом. Из Анхаты.

— Со мной в Уральском реальном училище учился один джигит из Анхаты, Хаким Жунусов. Не знаете его?

Нурум невольно натянул поводья, удивленно глянул на прапорщика. Но офицер неожиданно сконфузился, заерзал в седле. Вначале прапорщик говорил, что в шестнадцатом году его забрали на окопные работы и за безупречную службу присвоили звание младшего офицера, а теперь выпалил, что учился вместе с Хакимом. Но обо всем этом Нурум даже и не подумал.

— Если вы учились с Хакимом, то должны знать и его родных! — сказал Нурум и улыбнулся, протягивая офицеру руку.

— Он знает по рассказам о моей семье. Я — о его. Помню, что у Хакима был старший брат.