Нурум редко терялся, он легко находил язык и с пожилыми, и с молодыми. А в аулах среди девушек и молодых женщин он был бессменным заводилой и затейником. Острое словцо, едкая насмешка так и сыпались из него, веселя людей и вызывая новые шутки. Без него не проходил ни один той, первым акыном, первым певцом непременно был Нурум. Общительный, задиристый острослов, душа тоев и веселых игрищ, Нурум перед Мукарамой стал вдруг неузнаваем, растерялся и смущенно крутил медные пуговицы несуразно сшитой шинели. Он даже не решался прямо взглянуть на красивую татарку. В суконной шинели с грубым солдатским ремнем, в тяжелых сапогах, в нелепо высоком шлеме, с обветренным до черноты лицом и мозолистыми длинными руками, он сам себе казался черным рабом, что сопровождают райских гурий в сказаньях. Отвечать басом на нежный голосок девушки казалось ему кощунством. Его широкий шаг, тяжелая, вразвалку, поступь никак не вязались с легкой походкой девушки.

«Зачем она пришла? О чем будет говорить? Что я ей отвечу? Моя грубая речь отпугнет ее сразу, как крик коршуна— гусят на озере. Она может подумать: если родной брат Хакима такой неотесанный, невежда, то что говорить о его родителях и родных? Ах, досада, лучше б она не знала меня пока. «Я вас искала, господин Жунусов». Значит, узнала, кто я».

Первой заговорила Мукарама.

— Вы не ждали моего прихода, Жунусов-мирза? И думаете, наверное: что это за бесстыжая девица такая, явилась к тысяче джигитов, да? — засмеялась она.

Голос ее, как и думал Нурум, струился будто серебристый ручеек.

— Нет, нет… что вы, я не думал… извините, локтр. Я… я совсем о другом думал…

— О, неприлично думать о постороннем, когда рядом с вами идет локтр, — снова тихо рассмеялась девушка.

— Вы не называйте меня «локтр», я не доктор. Я лишь выполняю поручения доктора.

Нурум промолчал. Он немного оправился, поняв, что девушка не думает насмехаться.

— Вы откуда родом? — спросила Мукарама.

Нурум назвал свой аул.

— Вы старший брат Хакима?

— А как вы об этом догадались?

Он знал как, но все же спросил — очень приятно было услышать, необыкновенная радость за брата охватила его. Красивая девушка, очень милая… «Хаким нашел себе дивную подругу, только бы не сглазить. Такой несравненной красоты я никогда не видел. Она воспитана и на словах не теряется. Татары вообще открытый, общительный народ. Наши девушки никогда бы не осмелились вот так прийти к нужному человеку и открыто заговорить с ним».

— Я догадалась по вашей фамилии… Там, в больнице, в разговоре с доктором Ихласом. Хаким как-то говорил, что они с Ихласом из одного аула, А кроме того, вы похожи на Хакима.

— Нет, я не похож на Хакима. Он моложе меня, — сказал, улыбнувшись, Нурум.

— Да, простите, это Хаким похож на вас, — сказала Мукарама, тоже улыбнувшись.

Вечер был лунный. Нурум видел лицо девушки ясно, как днем. Мукарама подняла голову, взгляд ее остановился на шлеме Нурума. Она вдруг неожиданно нахмурилась. Длинные ресницы чуть трепетали, нос, казалось, заострился, побледнел, шея была удивительно белой.

— Где сейчас… Хаким?

— Не знаю, — рассеянно ответил Нурум.

— Вы же родные братья, вы должны знать, где он, не скрывайте.

— Именем аллаха, не знаю, — поклялся Нурум.

— Нет, вы скрываете… А мне нужно… Я хотела написать письмо…

— Аллах судья, поверьте мне! Не знаю, где он сейчас.

Тонкие высокие брови Мукарамы изломом сошлись к переносице.

— Родные братья… — девушка запнулась и продолжала недовольным голосом — Вы зачем сюда приехали?

— Вступить в дружину, все парни записываются.

— По-вашему, родные братья должны зачисляться в разные армии?

— Хаким не в армии.

— Вы говорили, что не знаете, где он… Откуда же вам знать, в армии он или не в армии?

Нурум смешался. Не решаясь говорить о своих предположениях, он что-то невнятно пробурчал.

— Я хотел сказать, что… он не вступит в армию.

— Уже вступил. Да еще в какую! — капризно, точно ребенок, воскликнула Мукарама. — Я и без вас знаю! Напрасно скрываете. Я разыскала вас, пришла к вам в казарму, а вы…

Нурум понял, что девушка обиделась.

— Вы, Мукарама, не должны на меня обижаться…

— Я же не спрашиваю, что делает ваш брат? Это я и сама знаю. Мне нужен лишь его адрес, чтобы письмо написать.

— Не знаю, локтр… давно уже от него нет вестей. Оллахи, правда, — снова поклялся он, боясь, что Мукарама еще больше обидится. — Разве я скрыл бы от вас, если б знал? Вы спрашиваете: могут ли братья находиться в разных армиях? Я, честное слово, об этом не думал. Я даже ни с кем не советовался. Вот приехал — и сразу в дружину.

— Хакима тоже никто не заставлял! — сухо сказала девушка. — Каждый поступает самостоятельно. Я тоже по собственной воле приехала сюда…

Последние слова вырвались у нее случайно, Мукарама смутилась, опустила голову. «Ведь Минхайдар-аби послала меня… Вместе с доктором Ихласом. А я вот налгала. Зачем? Ведь не по собственной воле приехала. А этот Жунусов действительно приехал по своей воле и сказал об этом доктору Шугулову».

Нурум, конечно, не догадывался о причине смущения Мукарамы и обрадовался, видя, что гнев ее проходит.

— Я, локтр, могу разузнать о Хакиме у одного человека. Я завтра же постараюсь увидеть этого человека. Возможно, он знает, — как бы извиняясь, сказал Нурум.

— А кто этот человек? — встрепенулась девушка.

— Вы не знаете. Он служит здесь в отделе снабжения…

Нурум не хотел называть имя Ораза.

— Хорошо, — согласилась Мукарама, — но главное, узнайте точный адрес Хакима.

Слово «адрес» Нурум понял смутно, но все же ответил:

— Он должен знать, где Хаким, он сам недавно со стороны Яика.

— Завтра же мне сообщите, ладно?

— Хорошо, хорошо.

— Потом… — Мукарама задумалась. — Не называйте меня, пожалуйста, локтр. Я — сестра милосердия. И сестрой не зовите, а просто — Мукарама. — Она протянула руку.

Нурум опешил: он никогда не прощался с девушкой за руку.

— Давайте же руку, — строго сказала девушка.

Нурум, опомнившись, торопливо подал руку. Тонкими, длинными пальцами девушка взяла большую руку Нурума, слегка тряхнула ее и, повернувшись, пошла. Нурум растерянно застыл на месте.

Нурум не знал, что делать: то ли вернуться в казарму, то ли сейчас же найти Ораза и спросить о Хакиме. А если он не знает? «Завтра же мне сообщите», — сказала она. Апырмай, а если Ораз на самом деле не знает? Нет, они все друг о друге знают… Надо у Фазыла узнать квартиру Ораза.

Нурум направился в сторону бойни, но тут же остановился. В сумерках все еще видна была удаляющаяся Мукарама, и было слышно, как по мостовой стучали ее каблучки. «Еще подумает, что я за ней рвусь… Неловко, — решил Нурум, никогда прежде не смущавшийся. — Сначала надо предупредить джигитов в казарме».

— Я пойду на квартиру к родичу, где остановился, — сказал Нурум Жолмукану. — Слышишь, батыр? Надеюсь, никто меня искать не станет, слышишь?

— Слышу, слышу! Ступаешь как верблюд, да дышишь так, что, боюсь, казарма рухнет. Можешь не волноваться. Если спросят, скажем: Нурум ушел баюкать песней Ак-Жунус — первую красавицу города. На днях он выкрадет ее из дворца хана Жанши, и тогда даже Карт-Кожак не угонится за ним. Завтра, что ли, вернешься?

— Оставь свои шутки, Жолмукан. Девушка пришла ко мне по важному делу. После расскажу…

— Можешь не рассказывать, знаем мы эти дела. Порядочные девушки без дела спят у стенки за спиной родителей, а не шляются на ночь глядя в казарму за джигитом…

Не дослушав Жолмукана, Нурум вышел из казармы.

Узнав у Фазыла квартиру Ораза, Нурум уже. поздно вечером пришел к дому портного Жарке. Как и землянка Фазыла, дом Жарке оказался скособоченной лачугой, разделенной на комнатушку и кухонку; возле котла стоял кебеже, а на нем — сундук. Нурум вошел, низко пригибаясь, и сразу не разобрал, где тут кухня, а где комнатка для гостей. Он так и застыл у двери.