Морозов присел осторожно на краешек стула, переводил взгляд с лезвия ножа на Кучерявого, на портфель.

— Сколько ты хочешь?

— А! Испугался! Шутю, шутю... Половину возьму. Любую. Предстоят расходы... И еще ты обещал за рацпредложение, за риск... Про Суханова я буду молчать даром. Так что быстро доставай монеты, сыпь пополам. Чтоб никому не было обидно.

— Половину? Тебе половину? За что? Что ты, кроме черновой работы, делал? Тайники у кого? Связи у кого? У тебя?

— Не торгуйся, не на Привозе. У меня хреновое положение, мне тоже нужны деньги. Сыпь, скотина!

— Я тебе обещал десять тысяч, я тебе их дам. Совзнаками.

— Совзнаки оставь себе. Сыпь!

— Кучерявый! — гипнотизировал взглядом Кучерявого Морозов. — Спрячь нож! Пока мы тут цапаемся... за нами могут прийти. Сейчас в милиции или где там... из Ильяшенко вытряхивают наши координаты. Чем раньше мы исчезнем, тем лучше.

Кучерявый сглотнул слюну и на секунду задумался. Недоверчиво прищурился и вдруг вспылил.

— Сыпь, зараза! — завизжал по-бабьи. — А то сам отсыплю! Зарежу!

— Куда сыпать? — процедил Морозов.

— У карман. Шутю. Сыпь пока на стол. Не скупись, Морган!

Морозов нехотя вынул из портфеля мешочек, стал развязывать тесемку. Ухнул на стол больше половины монет. Несколько солнечными зайчиками брызнули со стола, зазвенели по полу.

— Подавись!

— Спокойно, шеф, — заулыбался Кучерявый. — Все законно. Согласно статье...

Он взял старую газету, свернул кулек, стал сгребать монеты со стола.

Морозов обреченно скручивал похудевший мешочек, но последние слова взорвали его. Одним прыжком он перекрыл расстояние, отделявшее от склонившегося над столом улыбающегося Кучерявого, наотмашь ударил своеобразным кистенем. Что-то хрустнуло. Морозов ударил еще. Коротко. С оттяжкой. Кучерявый пошатнулся, осел. Попытался подняться, рухнул на пол. Глаза потускнели, как бы втянули в себя дневной свет. Он дернулся, захрипел и затих.

Морозов не смотрел в его сторону. Сгреб монеты со стола в портфель, подобрал рассыпавшиеся, пересыпал из кулька остальные и только после этого удостоил врага взглядом. Злость улетучивалась, уступая место страху. Зачем он это сделал? Ну, Суханов, понятно... Подсмотрел моторист. А этого зачем? Сам виноват, недомерок!

Убедив себя таким образом, что поступил верно, все же присел и всмотрелся в серевшее лицо. Острием поднятого с пола ножа кольнул в щеку. Неужто в самом деле готов? Встал, лихорадочно соображая, что делать дальше. Взял портфель, в котором находились золото и деньги, посмотрел на чемодан. Нет, будет только мешать. Все нужное можно купить потом. Вышел, хлопнув дверью, закрывавшейся на автоматический замок, постоял несколько секунд на пороге, затем быстрым и решительным шагом направился по аллее к калитке.

Шел по улице, уже точно зная, что станет делать через минуту, через час. Всевозможные планы, идущие в обход основного, возникали и рушились, как карточные домики, не выдерживая первых же логически выстроенных, как боевые порядки, натисков, сокрушающих доводов. Мысли бешено сменялись, и казалось, что череп распирается изнутри тысячами тонких иголок.

Навстречу, рядом шли люди. С работы, в гости, с пляжа, по делам и так. Вдали завели знакомую мелодию. Жара спала, и на улице стало оживленней. У всех все нормально, хорошо, отлично. А у него — кошмар! Что за жизнь!

Морозов плюхнулся на скамейку трамвайной остановки, поставил увесистый портфель на колени. Надо было обдумать основной план, представить себе, как воплотить его в реальность.

Он понимал, что рано или поздно его найдут. Может, уже ищут. Найдут, и он получит за все сполна. «Вышка»? Легкий холодок пробежал по его спине. Ну, нет! Он не из тех, кто сдается. Надо идти ва-банк.

Быстро примерил новую роль. Выходило, что жить, в общем, можно. Сила и воля к победе у него есть. Сильные мира сего начинали и с меньшего. Может быть, кое в чем придется уступить, кое-что потерять, но всякое новое дело требует предварительных расходов. Там, где свирепствуют волчьи законы, он свое наверстает. Ему не привыкать, учиться не надо. Денег для начала хватит.

Подбадривая себя, видел уже солидное предприятие, поездки в другие страны. Не раз в чужих портах заходил в магазины, на вывесках которых было написано «Одесса», «Россия», «Москва». Или просто — «Здесь торгует Боря». Владельцы на чистейшем русском языке лихо ругались, хватали за полы, торговались до посинения и были рады, когда моряки выбирали из кучек тряпок нужное.

У него все будет поставлено с учетом современной экономики. Главный козырь в предстоящей операции — «Амур».

Вопрос «быть или не быть» больше не терзал Морозова. К нему он был готов давно. Только вперед! Он поднялся, вспомнил, ощутил смятение. Наташа! Что делать с ней? Там она ему здорово помогла бы. Если б с ней! Поговорить сейчас или потом? Лучше в рейсе. Если не согласится... Или, когда сойдут на берег? Поставить перед фактом. А сейчас надо наплести ей, успокоить. Кучерявый... Возвратиться, спрятать тело? Не стоит. И примета плохая, и вообще... С покойниками он обращаться не привык. Где-то в глубине души надеялся, что ошибся, что не до смерти. Придет в себя. Живучий... Надо уходить. Первым делом поменять кое-что из денег на «зелень». Брать все и много. Не торгуясь.

Как ни крути, а попасть в покойники куда хуже, чем в последний раз совершить увлекательный круиз по Средиземному морю.

Наташа выдернула из рук приставалы подстилку, подхватила сумочку с вещами и зашагала к выходу с пляжа.

Захмелевший от солнца и бутылки «биомицина» усатый бабник передернул тощими плечами, поднялся и, не стряхивая мокрый песок с обвисших зеленых в белый горошек трусов, направился в другую сторону искать приключения.

Сегодня должно было состояться объяснение с Юрой. Поговорят и о монетах, и о дальнейшей жизни. Наташа и хотела, и боялась предстоящего разговора. Ночью, оставшись одна в квартире, дрожала от страха, понимая, какой опасности подвергается. Страшили и Морозов, и возможная расплата за контрабанду, терзали вопросы, ответ на которые она должна получить сегодня. Как быть с Морозовым дальше? Хотела позвонить Хорунжему, но решила не спешить. Юрка влюблен в нее по-прежнему, никуда не денется. Поманит — прибежит, как миленький. Ей страстно захотелось тихой, спокойной жизни в кругу семьи, с мужем, с летним вареньем, зимними театрами, сопливыми детьми...

Дома Морозова не оказалось, и она поехала к нему на дачу.

Подойдя к калитке, остановилась, не решаясь войти. Страшила встреча с Морозовым, и в то же время хотелось увидеть его, услышать те редкие слова, которые он говорил ей в начале знакомства... Пересилила страх, толкнула калитку, вошла.

Дверь дома была заперта. Она постучала, потом заглянула в окно. Холодея от недоброго предчувствия, увидела ноги лежавшего в углу за столом человека. Не Юра. Кто? Почему лежит? Пьян?

Забарабанила в стекло. Это ни к чему не привело. Схватила лежащий у стенки камень, выбила стекло, открыла окно, влезла в комнату и, трясясь от страха, подошла...

Перед ней лежал Кучерявый, механик с «Амура».

С замершим в горле криком Наташа попятилась, увидела за ножкой стола что-то блестящее, желтое, круглое... Она не стала поднимать. Знала, что это.

Морозов спокойно прошел через проходную, демонстративно неся пузатый портфель.

Целый день он провел, объезжая знакомых валютчиков, платя втридорога за доллары, фунты, марки, франки. Не брезговал и другой валютой. Домой не заезжал, вещи не брал, чтобы не привлекать внимания.

Сутулый, с хитрыми глазками, вертлявый охранник проверял вещи только у тех, кто шел в город.

Морозов уверенным шагом шел по дороге, ведущей к причалам, где был отшвартован «Амур». С болезненным любопытством смотрел на работающих, на крутые склоны берега, на такие знакомые картины, с которыми прощался если не навсегда, то надолго. Кто знает, под чьей фамилией и когда придется побывать здесь вновь! Как ни жаль, а уезжать надо.