Он свернул за угол огромного складского здания и остановился, словно громом пораженный — «Амур» исчез. Пусто! Нет! Дырка! Причал сквозил пустотой. Впереди — ничего, кроме синей черты горизонта.

Морозов побежал вдоль причала, проскочил между штабелями грузов к стенке, остановился у самой кромки, шарил взглядом по акватории, разыскивая свое спасение, надежду.

— «Амур» не видел? — хрипло спросил у проходившего швартовщика.

Дядя Миша остановился, понимающе посмотрел на элегантного моряка с пузатым портфелем.

— Загулял, молодой? На доску объявлений не смотришь...

— Где «Амур»?

— Его ж час назад перешвартовали на двадцать первый. Ты объявления читай. Я и то все знаю...

Морозов ругнул швартовщика и сломя голову побежал на двадцать первый, проклиная свою рассеянность. Вчера был так поглощен батарейками, что пропустил мимо ушей объявление. Сходя на берег, не посмотрел на доску с напоминаниями. Рассеянность могла дорого обойтись. Надо же быть таким идиотом! В его профессии такие ошибки стоят дорого. Очень дорого!

У поднятого трапа стоял молодой пограничник со сдвинутой на затылок фуражкой. На одном боку тяжело висел пистолет в кобуре, на другом — фляга в чехле. Вечернее солнце не припекало, но пограничнику было жарко в полушерстяной форме. Чтобы хоть немного остудиться и охладить гудящие ноги, солдат отошел на метр от трапа и стоял в луже, оставшейся после недавней мойки причала.

Загнанно дыша, Морозов спросил:

— Досматриваете?

Пограничник осмотрел его с ног до головы, помолчал и спросил в свою очередь:

— В чем дело?

— Да я плавал... плаваю на нем. Опоздал.

— Опоздавших не пускаем, — бездушно ответил солдат. — Прошу отойти от трапа. Запретная зона.

— Друг! Будь другом! — взвыл Морозов. — Пропусти! Или вызови старшего! Мне вот так в рейс надо! Я тебя по приходу так отблагодарю — век помнить будешь!

— Не положено, — насупился пограничник. — Проходите, гражданин!

Слезы, навернувшиеся на выпуклые глаза Морозова, тронули сердце первогодка.

— Ладно. Вызову капитана. А то — отблагодарю... Сильно надо.

Прошло несколько минут, прежде чем часовой у трапа заметил своих, досматривавших судно.

— Мелешкевич! — позвал он. — Серега! Вызови капитана. Тут один опоздал.

— Пожалуйста, — подвыл Морозов. — Умоляю!

Через пару минут над бортом появилось недовольное лицо капитана погранвойск.

— Кто звал?

— Товарищ капитан, — козырнул часовой. — Вас просили. Опоздал...

— Товарищ капитан, — чуть ли не рыдая, просил Морозов, — я — бармен. Морозов моя фамилия. Мне в рейс надо. Без меня там никто не справится, никто не знает, что где... Я товар никому не передавал, выручка в кассе. Что хотите, делайте, но пустите в рейс. Умоляю! Судно не может без бармена! Вы ж меня помните! Капитан долго рассматривал его, потом приказал:

— Пропустить!

И тут же скрылся.

— Мелешкевич! — позвал часовой. — Смайнай трап!

— Сам не знаю, как получилось, — обрадованно оправдывался Морозов перед часовым. — Объявление проморгал. А там — по базам, по делам...

Трап смайнали, и Морозов взбежал на палубу. Еще сутки-полтора, и он будет вне пределов. Вне досягаемости. Вне прошлого. Вне! И никакие Соввласти его не достанут! Потому что он будет — вне

Закоулками, кратчайшим путем прошмыгнул в бар.

Здесь находился самый надежный тайник, в который можно было прятать так же спокойно, как в сейф Швейцарского национального банка.

По пути встречал ребят, девушек из обслуживающего персонала. Они стояли на переходах, следили за тем, чтобы никто из посторонних не прошел незамеченным. Сочувственно посмеивались, пропускали разнесчастного Юрку Морозова, не требовали объяснений.

Морозов хмыкал, вспоминая их плебейские рожи, вскрывал тайник и все больше верил в свою удачу.

По судовой трансляции объявили:

— Внимание! Бармену Морозову срочно зайти в кают-компанию! Повторяю — бармену Морозову срочно зайти в кают-компанию!

Морозов застыл, прошибленный холодным потом, руки задрожали, ноги стали ватными. Неужели все стало известно, и его ищут? Дверь на даче он закрыл? Наташку не видел? Нет. Кучерявого нашли? Ильяшенко раскололся? Кто? Как?

Прошло несколько секунд, прежде чем он догадался, что его вызывают для «фитиля» и заполнения таможенной декларации.

Возиться с «супертайником» не было времени, так как по «спикеру» опять передали объявление.

Он спрятал портфель в другое место, хлебнул для видимости из какой-то бутылки и помчался на вызов.

— Стойте! — сказал кто-то, схватив его за поворотом коридора.

За его спиной стоял рослый пограничник с громоздким фонарем и аккумулятором, оттягивавшими плечо. Сопровождающий электрик сочувственно подмигнул побледневшему Морозову: «Придирается!»

— Ваш паспорт!

— Я... бармен. Меня вызывают в кают-компанию.

— Это Юрка Морозов, наш бармен, — поддержал электрик. — Юрка, гони паспорт, а то на берег сведут.

Пограничник долго сверял оригинал с копией, пригласил:

— Прошу в кают-компанию!

Они втроем вошли в кают-компанию. На Морозова опять накатила волна такого страха, что он едва переставлял ноги.

— Товарищ капитан, привел задержанного! — козырнул пограничник.

— А, опоздавший, — недовольно сказал приземистый капитан погранвойск. — Отметь его в судовой, — передал он паспорт Морозова сержанту, корпевшему над судовыми документами. — А вы, товарищ первый, — обратился капитан к первому помощнику, — напомните товарищу Морозову о правилах досмотра судна.

— Напомню, — многозначительно пообещал первый помощник и протянул Морозову чистый листок декларации. — Заполняй. Потом поговорим.

Морозов сел за стол, щелкнул зажимом карандаша, быстро написал везде «нет», расписался.

— Сколько советских денег? — спросил первый.

— Как — сколько?

— Ну, взял в рейс дежурную двадцатку? Взял — сдай. Да ты что, в первый раз?

Он учуял запах спиртного, покачал головой.

— А... двадцатка, — обрадовался Морозов. — Фу, забыл. Склероз одолел.

— Пить надо умеючи, — проворчал первый, принимая деньги. — Иди!

— Товарищ бармен! — позвал Никитин Морозова. — С вами пойдет наш товарищ. Предъявите валюту на вывоз, список погруженных товаров и все остальное. Список в двух экземплярах. Знаете?

— Все готово, все сделаем.

— Действуйте!

Морозов посмотрел на таможенника, с которым ему предстояло досматривать бар, и сердце его ухнуло куда-то вниз.

...«Амур» отходил в ноль-ноль. До этого времени следовало закрыть границу. Сотни пассажиров, их багаж, автомашины, декларации, квитанции, спешка.

Мы с Никитиным оформляли отход. Кают-компания обезлюдела. Солдаты пограннаряда, переодевшись в светло-голубые от частой стирки спецовки, ушли с сопровождающими на объекты. За столиками оставались мы, капитан с сержантом-контролером и первый помощник капитана.

Еще двое моих знакомых — Павлик и Петя Шекеры — стояли на палубе у открытого иллюминатора кают-компании, тихо разговаривали, ждали. Светловолосые, с пшеничными усами братья-близнецы были здесь еще до моего прихода.

Почерневший от переживаний первый помощник помогал оформлять судовые документы.

— Эти двое в рейс не идут? — спросил Никитин, показывая на пустые клетки напротив фамилий Морозова и Кучерявого.

— Даже не могу себе представить, что с ними случилось — развел руками первый. — Такого за ними не наблюдалось. Я уже послал за резервом. Ну, рейсы пошли! Инфаркт можно получить. Кстати, недавно с «Казахстана» сняли пассажирского помощника Письменного, моего друга, с инфарктом... Казалось бы — круизы, ничего серьезного...

Я мог бы подсказать, что Морозова он теперь долго не увидит. Если не взяли в городе, то сейчас катит очень далеко с чемоданами под лавкой, а его фотография наверняка лежит в карманах не одних постовых и патрульных.

— Товарищ капитан! — нарушил ход моих мыслей солдат досмотрового наряда. — Там какой-то опоздавший просится на судно.