— А вы не видели, как мы танцуем, — без смущения возразил Валерий.

— Видел, — отрезал я. — Мы за вами уже с неделю наблюдаем. Вы не танцуете, вы издеваетесь друг над другом. А заодно, кстати, и над всеми окружающими.

— Если запрещаете, мы не будем больше так танцевать, — улыбаясь, пообещала Люся. — Правда, Валерочка?

— Эх, люди!.. — вырвалось у Яши Забелина. — К ним всей душой, а они в скорлупу забрались.

— Нет, почему же, мы очень благодарны. — Валерий, шутовски изгибаясь, сделал, сидя, общий поклон. — Можно идти?

— Идите. И подумайте о нашем разговоре...

— Подумаем. О’кэй!

— Ничего до них не дошло! — сетовали ребята после ухода этой нелепой пары. — Как об стенку горох.

Время уже подходило к девяти, то есть к тому часу, когда, по словам Кольки Ершова, комендант встречается со своим «кучерявым» другом. И я не вытерпел.

Сказав ребятам, что вернусь через час, самое большее через полтора, я вышел на улицу. С этого момента меня не покидали два совершенно противоречивых чувства: вины перед ребятами, с которыми я не только не посоветовался, но которым даже не рассказал, куда иду, и чувство близости необычайных приключений, борьбы с преступниками, из которой я обязательно выйду победителем.

«Что ж, — пытался я оправдаться перед самим собой, — не все же мне сидеть в штабе. Грош цена такому командиру, который не умеет бороться, если нужно, один на один».

Так как лицо Синицына было мне незнакомо, я первым делом отправился в школу.

— Синицын? Дядя Гриша? — Первый же учащийся, у которого я спросил о коменданте, указал мне на дверь около лестницы. — Заходите, он дома.

Поблагодарив паренька, я, миновав комнату Синицына, поднялся немного по лестнице и присел на подоконник.

Минут через пять-шесть из комнаты вышел средних лет человек. По описаниям Ершова я сразу понял, что это Синицын. Не заметив меня, он прошел по коридору. Это мне и было нужно. Быстро сбежав вниз, я вышел на улицу. Оставалось только набраться терпения и ждать.

Вышел Синицын очень скоро, держа под мышкой большой, завернутый в плотную бумагу сверток. Осмотревшись, он заторопился к трамвайной остановке, искоса поглядывая по сторонам. Сердце мое радостно заколотилось: «Ай да Ершов, не соврал!» Ведет себя этот комендант явно подозрительно. Вот как оглядывается...

Кажется, мое неумелое назойливое внимание очень быстро заставило коменданта понять, что за ним следят. Он даже раза два посмотрел на меня настороженно. Но с того момента, как мы вошли в трамвай — он в первый вагон, а я во второй, — Синицын больше не глядел в мою сторону, и я мало-помалу успокоился.

Довез нас трамвай почти до самой окраины города. «Три остановки за Автово, — сообразил я. — Как его далеко занесло! Только бы не попасться снова на глаза!»

Но раздумывать было некогда. Вскинув свой тяжелый пакет на плечи, Синицын быстро пошел по обочине шоссе в сторону небольшого рабочего городка. Стараясь не торопиться, я поодаль двинулся за ним.

И тут произошло то, чего я никак не ожидал. Из-за высоких придорожных кустов, перепрыгнув через кювет, навстречу Синицыну выскочил человек. Комендант остановился, подал ему руку и посмотрел в мою сторону. Чувствуя себя в глупейшем положении, я продолжал неторопливо идти. А человек, взяв из рук коменданта пакет, так же легко снова перескочил через канаву. Высокий кустарник тут же скрыл его.

«Уйдет, — сообразил я, еще не зная, как поступить. — И тот уйдет, и этот уже возвращается. Эх я, растяпа!..»

Мне показалось, что, поравнявшись со мной, Синицын откровенно ухмыльнулся. Я прошел мимо, сделав вид, что даже не замечаю его. «Кажется, он все понял, — думал я. — А может, это просто моя мнительность?»

Шагов через двести от того места, где скрылся человек, перескочивший кювет, я тоже перепрыгнул его и, рискуя изорвать одежду, продрался сквозь плотную живую изгородь. Но здесь никого не оказалось.

Еще раз обругав себя растяпой, понурив голову, я пошел назад, справедливо предполагая, что если человек, взявший у Синицына пакет, сумел так быстро пробраться сквозь кусты, значит где-то есть лазейка, и мне незачем больше рисковать брюками и пальто.

И вдруг я услышал несколько тихо сказанных слов: «Сверток с гимнастерками пусть спрячет».

Я не задумывался над тем, каким образом эти люди снова очутились вместе по ту сторону живой изгороди. Для меня сразу стало ясным: в тяжелом свертке, который вез с собой комендант, — ворованные гимнастерки. Он передает их сейчас своему сообщнику. Воров нужно задержать!

Чтобы не упустить жуликов, я снова стал пробираться напрямик через цепкий кустарник. Шум вспугнул Синицына. Выскочив на дорогу, я увидел, что вместе со своим дружком он быстро направляется к трамвайной линии. Боязнь упустить их заставила мою руку вытащить из кармана милицейский свисток.

Заметив, что за ними кто-то гонится, оба остановились. Шагах в двух от них остановился и я. С трудом переводя дыхание, достал из правого кармана пальто красную книжечку — удостоверение.

— Граждане, я комсомольский патруль, прошу пройти со мной!

— Вот видишь, я же говорил, что он за мной следит, а ты не поверил. — Синицын, добродушно улыбаясь, указал на меня своему приятелю.

Тот ничего не ответил.

Невысокий, кругленький, с черными курчавыми волосами под модной фетровой шляпой, очень похожий на «кучерявого» из рассказа Ершова, он с ненавистью разглядывал меня. Даже оттопыренные припухшие губы его побелели от злости.

— Да ты, Ромочка, успокойся, — снова зазвучал ласковый голос Синицына, — молодой человек так себе, играет в игрушки. Разве мы провинились в чем, что нас надо задерживать? Спрячьте, молодой человек, вашу книжечку, она нам ни к чему. Проходите своей дорогой.

— Не упирайтесь, — проговорил я, сам еще точно не зная, как быть с ними, — иначе придется вызвать милицию. — Я сделал еще несколько шагов и встал на их пути.

Приятели переглянулись.

— Какая же тут милиция? — продолжая разглядывать меня ласковыми глазами, возразил комендант. — Тут и людей-то... вон, видите, на остановке никого нет. Может, у вас милиция за кустиками спрятана? Нет? Тогда проходите.

Взяв толстяка под руку, он двинулся прямо на меня.

— Посторонитесь, гражданин хороший, не болтайтесь у людей под ногами.

Отступив на шаг, я поднял к губам свисток. В ту же секунду Синицын, метнувшись вперед, ловким движением вырвал его у меня и швырнул в сторону.

— Не барахли, — пригрозил он, отбросив всю свою ласковость. — Проваливай, пока цел, образина комсомольская!..

Не выдержав, я схватил его за рукав.

— Пойдемте со мной. Хуже будет...

Толстяк Ромочка вдруг хлопнул себя рукой по ноге. Мясистые щеки его так и затряслись от смеха.

— Пойдем, пойдем! — пролепетал он сквозь хохот, в свою очередь хватая меня за рукав. — Ты хулиганил и ударил меня, пытаясь ограбить. Бери его за руку, Гришка.

С неожиданной силой завернув мои руки назад, жулики потащили меня по шоссе. Как я ни пытался вырваться, ничего не получилось.

Несмотря на кажущуюся неповоротливость и рыхлость, толстяк был очень силен. Комендант тоже. Тащили они меня к лазейке между кустами.

«Убьют, — испугался я, — или изобьют так, что не встанешь. Вокруг — ни души». Я закричал и сильно ударил ногой коменданта.

— Что тут такое происходит?!

Окрик заставил моих противников на секунду остановиться. Я еще раз попытался вырваться.

— Нет, теперь постой, не торопись!

Комендант снова зажал меня, как клещами.

— Да вот хулигана поймали, — вдруг, тяжело задышав, объяснил он высокому мужчине, появившемуся между кустами. — Мы идем, а он пристал к нам, оскорблять начал, шляпу пытался с гражданина сорвать. Он и меня ударил, ногу, наверно, повредил.

Мне показалось, что комендант сунул руку в правый карман моего пальто. Я рванулся.

— Ах, вот оно что!.. — Подошедший к нам немолодой мужчина в кожаном пальто осмотрел меня с ног до головы. — Вот что за птица?! Я и то минут пять уже смотрю, что это он к вам пристает.