«А что если в самом деле подписать? — на мгновение мелькнула мысль. — Триста кубометров… А потом что? Пятьсот? А затем — тысяча?»

Ему даже жарко стало.

— Знаете что, Буженинов, — произнес он, медленно вставая. — Вы что же, меня подлецом считаете?

— Что вы! Что вы! — вскинулся бухгалтер. — Боже упаси!

Он снял очки и развел руками.

— Но и ханжой и божьим ангелом я вас тоже никогда не считал!

— Ладно, — отмахнулся Макаров. — Порвите этот наряд и забудем об этом.

Он наклонился над бумагами, чувствуя, как холодный пот от только что пережитого волнения выступает на лбу. «Что же ты за штучка? — подумал он о Буженинове. — Как бы заглянуть в твою душу?»

Скрипнула дверь. В контору кто-то вошел Макаров понял: ребята пришли со станции. Он медленно поднял голову. Перед ним стояла девушка с серыми прозрачными глазами в легком белом платочке.

— Нина! — вскричал Макаров, вскакивая и подходя к девушке. — Как вы сюда попали?

Изумленные Симка и Борисенко, пятясь, вышли из конторы…

С Ниной Макаров встретился в Ашхабаде во время их вынужденного безделья.

В эти дни он часто уходил в полюбившийся ему сквер имени Ленина. Там, сидя на скамье, он часами любовался далекими горами. Розовые утром, словно осыпанные лепестками только что расцветшего миндаля, они голубели к полудню и вновь покрывались розовыми и багряными красками в часы заката. В сквере почти никого нет, припекает солнце. Радиорупоры передают мелодичную, хотя и несколько однообразную, туркменскую музыку.

Как-то на соседней скамье Макаров заметил девушку, одетую в простое ситцевое платье, в черных туфельках-лодочках. Девушка сидела неподвижно, повернувшись к нему спиной. Вдруг он заметил, что плечи ее судорожно вздрагивают.

— Что с вами? — подошел к ней Макаров. — Может быть, вы нездоровы?

Она подняла к нему мокрое от слез лицо, взглянула серыми, какими-то прозрачными глазами.

— Сейчас все пройдет, — торопливо ответила она. — Что-то такое подкатилось к сердцу, сама не понимаю.

Она вытерла лицо платочком, улыбнулась.

— Вот уже все прошло!

Так Макаров познакомился с Ниной Беловой.

Через несколько дней он вновь встретил ее в этом же скверике, проводил домой. Она жила на Гоголевской улице у своей родственницы Алены.

Немолодая, с бледным лицом и увядшими губами, Алена встретила его, как старого знакомого. Здесь же Макаров познакомился с завсегдатаем этой квартиры Анатолием Курлатовым, стройным и подтянутым, какого-то военного облика мужчиной. Он был одет в полувоенную форму, сапоги, брюки галифе и френч. Волосы его были разделены прямым аккуратнейшим пробором. Знакомясь с Макаровым, он щелкнул каблуками, сверкнул мелкими, хищными белыми зубами.

— Анатолий Курлатов. Из разночинцев. Профессор кислых щей и баварского пива. Он же изобретатель ваксы.

Заметив, что Макарова покоробил этот балаганный тон, он добавил с легким поклоном:

— А также волею судеб референт по полезным ископаемым! Давайте лучше выпьем!

Нина на этот раз была очень весела. Она взяла в руки гитару и пела цыганские песни, шевеля круглыми плечами, с которых сползал легкий белый платок. Она нравилась Макарову. Но почему-то, приходя на Гоголевскую, он испытывал странное чувство: казалось, будто он совершает какой-то неблаговидный поступок. Он бы и сам не мог дать себе отчета в том, почему ни единым словом не обмолвился своим товарищам о новом знакомстве.

Однажды, зайдя к Нине, он застал дома одну Алену. Она лежала на старенькой кушетке в неудобной позе, как-то изломанно забросив за голову обнаженную, худую руку. При входе Макарова она не переменила позы, а только внимательно поглядела на юношу.

— Хороший вы мальчик, — негромко заговорила она, укладываясь поудобней. — Вам нужно встретить на своем пути хорошую, чистую девушку. Нетронутую, как белая лилия! — Она чуть насмешливо улыбнулась своими бледными, порочными губами.

— А почему вы заговорили со мной об этом? — спросил Макаров.

Что-то в ее словах неуловимо напоминало ему его печальное объяснение с Юлией и ее матерью.

— Вы встречаетесь с Ниной, — спокойно продолжала Алена. — А этого делать не следует.

С ноги ее со стуком упал туфель. Она потянулась было за ним, затем равнодушно махнула рукой.

— Нине нужно устраивать свою судьбу, — лениво продолжала она. — А все эти лирические вздохи да охи могут только помешать ей.

Макаров мучительно покраснел и встал.

— Я должен понять это, как…

— Ничего не нужно понимать, голубчик, — торопливо перебила его Алена. — Вам нужно искать свою мечту… Свою белую лилию.

Макаров выбежал из комнаты. Лицо его пылало. На следующий день он выехал на участок.

— Как вы сюда попали? — повторил изумленный Макаров, когда он и Нина остались вдвоем.

Нина опустила голову. На ней было поношенное шерстяное платье, на плечи наброшен пуховый платок. Она казалась уже не такой красивой, как там, в Ашхабаде, на Гоголевской, когда, шевеля плечами и посверкивая большими базами, пела цыганские песни. Казалось даже, что она пытается быть менее красивой, менее заметной. Возле ее губ появились тоненькие горькие складки, а глаза потеряли свой вызывающий блеск. А все-таки она была красива и сейчас.

— Он взял меня с собой, — едва слышно заговорила она.

— Кто он?

— Курлатов, Анатолий Петрович.

— Говорите…

— Мне очень трудно говорить, — едва слышно ответила Нина. — Он сказал, что мы поедем в Термез к его родителям и… И будем жить в Термезе. А потом он сказал, что обманул меня, что его родители живут там, за границей, что нас туда переправят и нам будет очень хорошо.

Она замолчала, словно что-то мешало ей говорить. Макаров увидел, как по щеке ее медленно скатывается большая слеза.

— Я отказалась. Он стал угрожать. Тогда я сошла с поезда вот на этой станции, одна, без денег.

Нина опустила голову и заплакала. Макаров встал.

— Чепуха, — сказал он, преодолевая волнение. — Я одолжу вам денег, и вы завтра же будете дома.

— Нет, нет, — почти закричала Нина, — я не хочу туда. Не хочу! — Она подошла к Макарову. — Виктор Александрович, я вас очень прошу. Дайте мне какую-нибудь работу здесь, на стройке. Ну, уборщицей хотя бы.

— Зачем уборщицей? — поморщился Макаров. — Вы сможете работать табельщицей.

— Большое спасибо, — сказала Нина, коснувшись его руки. — Большое спасибо!..

Этот день прошел сравнительно спокойно, если не считать одного незначительного происшествия. Находясь в районе горы Безымянной, где должен был произойти взрыв, Макаров решил подняться на ее вершину. Там он увидел странное зрелище. На вершине горы стоял камень, а вокруг на ветках саксаула густо были натыканы кусочки материи разного цвета и такие же разноцветные бумажки.

«Что это такое?» — подумал Макаров и начал спускаться вниз. Когда он достиг подножия горы, наверху послышался глухой шум, вниз покатилась груда камней. Макаров успел отпрыгнуть в сторону, но все же один из камней ударил его по голове. На руке, которой он прижал ранку, заалела кровь.

К нему подбежала Наталья.

— Кто это тебя? Где?

— Да никто, — отмахнулся Макаров. — Сам виноват. Лазил, как мальчишка, по горам, вот и получил…

Вечером в контору пришел какой-то человек из поселка Горного и велел ему расписаться в разносной книге. Там значилось, что его, Макарова, прораба дороги Мукры — поселок Горный, вызывают на совещание технического совета на восемь часов вечера.

— Совсем по-настоящему, — с уважением покосился Макаров на разносную книгу. — Вызывают… Техсовет… Пойдем, послушаем.

…Машина с ветерком промчалась по ровному такиру и начала подниматься в горы. Стемнело. Шофер включил фары. Два ярких луча осветили дорогу. Они вырывали из мрака какие-то фантастические выступы, похожие на животных и людей, тощие кустики полыни, арчовые поросли. Но вот горы исчезли. Свет фар едва достигал недалеких каньонов, окрашенных в красные и зеленые цвета.