— Интересно, что может извлечь из всего этого специалист по человеческим мозгам?

— А где вы видите такого специалиста? Спокойной ночи, Бек.

Ему было ясно, что она вовсе не зануда-профессорша, за какую он ее принял поначалу. Тэсс уже сидела в своей машине, а Бен все еще держал дверцу открытой.

— Тэсс, один из моих приятелей работает в Кеннеди-центре. Завтра там дают пьесу Ноэла Каварда. У меня есть билеты на спектакль. Не хотите ли?..

Она уже готова была вежливо, под каким-нибудь предлогом отказаться, поскольку, подумала она, «лед и пламень» так же, как «дело и развлечения», несовместимы.

— Хочу, — неожиданно для себя согласилась Тэсс.

Не зная, как прореагировать на ее согласие — радоваться или огорчаться, он просто кивнул.

— Я заеду за вами в семь.

Он захлопнул дверцу. Она немедленно опустила окно.

— Вы не хотите узнать мой адрес?

Бен лукаво подмигнул, что ей явно не понравилось.

— Я же детектив… — Он зашагал к своей машине, а Тэсс в это же время едва сдерживала смех.

К десяти дождь прекратился, небо просветлело. Поглощенная составлением портрета преступника, Тэсс не заметила, как на небе появилась луна. Заскочить по пути в китайский ресторанчик она забыла, а ужин, состоящий из сандвича с ростбифом, остался недоеденным.

Странно. Она еще раз перечитала отчеты. Странно и страшно… По какому принципу он выбирает свои жертвы? Все блондинки, всем под тридцать, все недотягивают до среднего телосложения. Кого же они символизируют в его глазах и почему?

Он выслеживает их, преследует? Или действует наугад? Может, одинаковый цвет волос и телосложение — просто совпадение? Может быть, любая женщина, оказавшись ночью на улице в одиночестве, может окончить свою жизнь таким «спасением»?

Нет. Тут налицо система, это точно. Жертвы он выбирает по внешнему виду, затем прослеживает их маршруты. Три убийства — и ни одной промашки. Он, несомненно, психически болен, но в методичности ему не откажешь.

Блондинки под тридцать, миниатюрные… Она поймала себя на том, что всматривается в собственное неясное отражение в окне. Уж не о ней ли все это?

От стука в дверь она вздрогнула и тут же выругалась, обозвав себя дурой.

С тех пор как принялась за работу, она впервые посмотрела на часы. Оказывается, проработала три часа. Еще пару часов, и, возможно, ей будет что сказать капитану Харрису. Кто бы он ни был, но его нужно скорее задержать.

Сняв очки, она пошла открывать.

— Дедушка! — обрадовалась она, и раздражение мигом улетучилось. Она встала на цыпочки и с удовольствием — он сам учил ее все делать с удовольствием — поцеловала деда. У него была осанка полководца, от него пахло мятной жвачкой, мужским одеколоном. — Что-то ты поздновато.

— Поздновато? — переспросил он громовым голосом. Дед всегда и везде так разговаривал: на кухне, где жарил свежую рыбу, на трибуне стадиона, где болел и за ту и за другую команду, в сенате, где заседал уже двадцать пять лет. — Да ведь сейчас только начало одиннадцатого, а до ночного колпака и теплого молочка мне еще далеко, малышка. Дай-ка мне чего-нибудь выпить.

Он вошел в прихожую и стягивал пальто со своего могучего торса — торса футболиста. «А ведь ему семьдесят два», — подумала Тэсс, глядя на растрепанную гриву седых волос и гладкое лицо. Семьдесят два, а выглядит значительно моложе, бодрее ее нынешнего поклонника. К тому же с ним намного интереснее. Возможно, оттого она и оставалась одинокой, что слишком высокие требования предъявляла мужчинам. Впрочем, это ее вполне устраивало. Она налила ему виски.

Он посмотрел на стол, заваленный бумагами, папками, блокнотами. «Вот она, моя Тэсс, — подумал дед, принимая стакан. — В лепешку разобьется, а дело сделает». Тут же лежал недоеденный сандвич. В этом тоже его Тэсс.

— Ну, — он сделал глоток, — что ты скажешь об этом маньяке, который свалился на нашу голову?

— Сенатор, — усевшись на ручку кресла, Тэсс заговорила с ним официальным тоном, на какой только была способна, — вы же знаете, что о подобных делах я с вами говорить не могу.

— Чушь. Разве не я посодействовал тебе в этой работе?

— За которую не могу вас поблагодарить.

Он глянул на нее своим знаменитым стальным взглядом, от которого, если верить молве, цепенели видавшие виды политические зубры.

— Я все равно все узнаю от мэра…

Тэсс, однако, не оцепенела, а, напротив, одарила деда обольстительнейшей улыбкой.

— Вот-вот, от него и узнавай.

— Чертова этика, — пробормотал он.

— Ты ведь сам учил меня этому.

Он опять что-то пробурчал, довольный своей внучкой.

— А капитан Харрис? Что скажешь о нем?

— Дело свое знает, собой хорошо владеет. Он очень расстроен, ужасно сердит, так как на него сильно давят. Но держит себя в руках. Наружу ничего не выпускает.

— А как оперативники, которые ведут дело?

— Их зовут Пэрис и Джексон. — Она провела по небу кончиком языка. — Необычная команда, показалось мне, но именно команда. Джексон — настоящий человек-гора. Он, правда, задает стандартные вопросы, но умеет хорошо слушать. Похоже, привык все делать размеренно, по порядку.

— Пэрис… — Почувствовав некоторую неуверенность, Тэсс запнулась. — Какой-то он дерганый. Думаю, он подвержен быстрой смене настроений. Умен, но больше полагается на интуицию, чем на логику. Или, скажем, на чувство. — Тэсс подумала о «справедливости» и «мече».

— А какие они профессионалы?

— Мне трудно об этом судить. Я их, можно сказать, не знаю. Если довериться первому впечатлению, оба очень преданы работе. Но это, повторяю, только впечатление.

— Мэр по-настоящему верит в них, — он залпом допил виски, — ив тебя тоже.

Тэсс пристально посмотрела на деда, но теперь уже жестким взглядом.

— Не знаю, может, я и не имею права об этом говорить, но разыскиваемому человеку очень плохо, дедушка. И Он опасен. Может, мне и удастся создать картину его сознания, набросать нечто вроде эмоциональной схемы, но ведь само собой ничего не изменится, этим его не остановишь. Все это запоминает игру в угадайку. — Она встала и сунула руки в карманы. — Всего лишь игру в угадайку.

Он подпер рукой подбородок.

— Это ведь не твой пациент, Тэсс.

— Верно, но теперь это и меня касается. — Увидев сурово сдвинутые брови деда, Тэсс изменила тон: — Да не волнуйся, я не стану принимать все близко к сердцу.

— Примерно то же ты мне говорила, когда в доме появился ящик с котятами. В конце концов это стоило мне дороже хорошего костюма.

Она снова поцеловала его в щеку и подала пальто.

— А разве потом ты их не полюбил? Всех вместе и каждого в отдельности? Ладно, мне нужно работать.

— Гонишь?

— Просто помогаю надеть пальто, — поправила она деда. — Спокойной ночи, дедушка.

— Будь умницей, малышка!

«Эти слова он повторяет с тех пор, как мне исполнилось пять лет», — подумала Тэсс, закрывая за ним дверь.

В церкви было темно и пусто, но с замком он справился сразу. При этом не почувствовал, будто совершил грех: на дверях храма не должно быть замков. Обитель Господа должна быть всегда открыта для всех: для тех, кто в беде, для тех, кто в Нем нуждается, для тех, кто в Него верит.

Он зажег четыре свечи — по одной за каждую из женщин, которых спас, и одну — за ту, которую не смог спасти.

Опустившись на колени, он принялся молиться, молиться истово.

Размышляя о своей миссии, временами он начинал сомневаться. Жизнь — священный дар. Он взял три человеческие жизни и знал, что мир считает его монстром.

Если бы люди, с которыми он сталкивается, знали, что движет им, они наверняка подвергли бы его остракизму, возненавидели, посадили в тюрьму. А может… пожалели бы…

Но плоть бренна. А жизнь священна только потому, что существует душа. Вот их-то он и спасает, эти души. И должен спасать их далее, пока не сравняется счет. Сомнение само по себе есть грех.