Литмир - Электронная Библиотека
A
A
2

«День начинается» — одно из первых кинематографических произведений, где адаптирован давно известный мировой литературе принцип показа внутренней реальности. Главное в этом фильме — человек, оставшийся наедине с собой в минуту страшного душевного потрясения. Человек, уже отрешившийся от будущего, сжегший мосты. Отсюда — та последняя ясность взгляда, которая снимает с жизни ее вуали.

Самоанализ, углубление в себя далеко не всегда сужают кругозор героя. Внутренняя сосредоточенность — одно из обязательных условий проникновения в сущность вещей. Фильм-раздумье — с бессвязной, подчиняющейся прихоти воспоминаний сменой времен, с вольными переходами от будничных поступков к образам, вызванным фантазией, или к смещенной, разрушающей логические связи, действительности снов — сейчас уже не редкость. Киноискусство современности стремится «написать» жизнь целиком, не только в ее внешних проявлениях, но и во внутренних важных сцеплениях, в глубинной сути.

К философскому осмыслению событий чаще всего подводит некий сдвиг нормальной жизни. Чтобы взглянуть на повседневность с высоты, человек должен хоть на время отключиться от забот, «выпасть» из быта с его неизбежной суетой.

Поэтому так часты в современных фильмах «надбытовые» ситуации. Можно назвать немало лент, где появляются герои, вырванные из обычных обстоятельств, отчужденные от своей среды. Способы изоляции весьма разнообразны. Это может быть поезд («Поезд» Ежи Кавалеровича), кратковременное пребывание в чужой стране («Хиросима, моя любовь» Алена Рене), преступление и попытки скрыться от полиции («На последнем дыхании» Годара), тяжелая душевная депрессия, вызванная смертью близкого человека («Семейная хроника» Валерио Дзурлини). Но цель всех этих отчуждений одна и та же: сломать привычный ход вещей, заставить персонаж (а с ним и зрителей) увидеть жизнь в её сущностных чертах.

Конечно, не всегда для этого нужны внешняя перемена обстановки или чрезвычайное событие. В фильме Феллини «8 ½», в «Земляничной поляне» Бергмана нет бытового слома. Внешнее существование героев идет своей обычной колеей. Взгляд «сверху», осознание высших законов и неразрешимых противоречий жизни возникают в результате постоянной, интенсивной духовной деятельности. Герои этих фильмов — люди особой внутренней организации, повышенной активности сознания.

В «День начинается» герой — простой рабочий, совсем не склонный философствовать. Его существование обыденно и скромно: тяжелый труд в цеху, тихая комната под крышей, поездки на велосипеде к маленькой цветочнице, которую он любит нежно, с детской чистотой. Жизнь слишком ясная, чтобы её обычное течение могло представить для Карне какой-то интерес.

Он и показывает эту жизнь с предельной краткостью. Несколько кадров на заводе, где Франсуа впервые встретил Франсуазу: шум пескоструйных аппаратов, рабочие-формовщики в скафандрах и глухих комбинезонах... Увидев на пороге тоненькую девушку с горшком цветов, Габен, не торопясь, снимает свой скафандр. «Эти цветы, — кричит он, — мне на именины?» Девушка улыбается: «Вы — Франсуа?» — «А ты догадлива». — «Это нетрудно, меня ведь тоже зовут Франсуаза».

Так началось знакомство. В разговоре выясняется, что оба выросли в приюте, оба одиноки. Карне дает попутно несколько деталей. Объясняя девушке дорогу, — ей нужно отнести цветы жене какого-то начальника, — Франсуа достает из шкафчика бутылку молока. Прощаясь, Франсуаза замечает, что ее цветы увяли. Позже, придя к ней в гости, Франсуа закурит — и закашляется. «Это не от табака, это — песок», — печально и как будто виновато скажет он.

Детали социальны: вредный труд, подорванное с ранних лет здоровье, бедность, сквозящая в одежде, в обстановке жилищ. Громоздкий, неуклюжий шкаф в мансарде Франсуа, лампа, накрытая газетой, старый, облупившийся комод так же красноречивы, как дешевенькие платья Франсуазы, аляповатые открытки с видами в ее убогой комнате, белье, развешенное на кухне.

Действие происходит в отдаленных городских районах. Дом Франсуа стоит на темной площади. Неба не видно — его заслоняет серое кольцо стандартных зданий. Внизу булыжник, по которому змеятся рельсы. Редкие фонари, грязь, лужи... Пролетарская окраина. Крошечный, вросший в землю домик Франсуазы лепится к таким же незадачливым домишкам на узкой улице предместья. Рядом с цветущим деревом — забор. За ним железная дорога. Здесь чувствуется глухомань, мещанский скудный быт, хотя в воспоминаниях героя все смягчено призрачным, необыкновенно нежным светом.

Карне рисует эту жизнь с любовью и печальной трезвостью. При краткости, он ничего не упускает. Ясны и жалкий уровень существования, и невозможность выбраться из нищеты.

Есть сцены, где звучит мотив рабочей солидарности. Толпа, собравшаяся перед зданием, оцепленным полицией, кажется даже внешне монолитной: она однотонна. Серые, испитые лица, бедная одежда... Люди настроены враждебно к полицейским. Франсуа жалеют. Заводские парни кричат ему, чтоб он спустился — его спрячут.

Критики многократно отмечали социальную определенность фильма. Тут очевиден «популизм» Карне, его симпатии к рабочим. Но этим дело не исчерпывается: тема произведения иная. Герой Карне одновременно и конкретный человек (со всей земной конкретностью Габена), и человек вообще. Некто в «итоговой», предельной ситуации. Среда, окружающая персонажей, обозначена вполне отчетливо. Но это вещная среда. Людей (кроме прямых участников драмы) в воспоминаниях героя почти нет. Друзья, обычный круг знакомств отсутствуют — Франсуа о них забыл. История, которую он вспоминает, вырвана из круга повседневных связей; все, что к ней не относится, отсечено.

В «настоящем», как уже говорилось, есть толпа на площади и несколько эпизодических фигур: слепой, поднимающийся по лестнице в момент убийства, консьержка, полицейский комиссар, два-три жильца, рабочие из цеха Франсуа. Но это — посторонние свидетели, тот объективный фон, с которым сам герой уже не связан. О прежнем, ежедневном быте Франсуа рассказывают только вещи и пейзажи.

Роль декораций в фильме очень велика. Они несут двойную функцию. Вещи дают законченную социальную характеристику среды и участвуют в глубинном ходе драмы.

Андре Базен в этюде, посвященном этому произведению Карне[79], тонко анализирует соотношение между реалистической фактурой мира, окружающего героев («Декорации «День начинается» представляют собой удивительный социальный документ»), и его внутренней символикой. Один из приведенных им примеров — роль, сыгранная сигаретой Франсуа.

Запершись в комнате после убийства, Франсуа закуривает. Его воспоминания рождаются из дыма сигареты. Дверь, запертая, а потом задвинутая шкафом, мысленно отворяется. Реальность отступает. Вечер, сгущающийся за окном, сменяется рассветом. Это начало дня, когда герой впервые встретил Франсуазу.

Думая о прошедшем, Франсуа все время курит.

«Постепенное опустошение пачки сигарет отмечает в нескольких планах ход времени, — пишет Базен. — Спички кончаются, теперь Габен вынужден зажигать свои сигареты одну от другой. Эта необходимость требует от него бдительного внимания, и когда, по недосмотру, его сигарета гаснет, мы испытываем странное огорчение. Небрежность, допущенная героем, словно бы означает, что настал решающий момент трагедии... Кажется, что Габен приговорен к отчаянию именно в тот миг, когда потухла его сигарета. Только одно это последнее и мизерное удовольствие несколько продлевало его жизнь. Он не успел еще припомнить до конца свою историю, а невнимание, из-за которого погасла сигарета, было уже, быть может, в глубине отказом от борьбы: действие, которым пренебрегли, разоблачает.

Легко понять, что символическая роль сигареты связана с символикой огня: до тех пор, пока это маленькое пламя существует, что-то еще будет привязывать Габена к жизни. Вместе с огнем должна погаснуть и последняя надежда.

вернуться

79

André Bazin. Le décor est un acteur. “Ciné-Club”, № 1 (Nouvelle serie), décembre 1949.

20
{"b":"233544","o":1}