— Анна, ты явно переутомилась, иначе бы ты не говорила подобных вещей.

Ее брат успокаивающе пожал ей руку, но она не обратила на это внимания, продолжая свой монолог:

— Разве я виновата в том, что король первым остановил свой алчущий взгляд на мне? Я не искала и не хотела его любви. Но как может девушка отказать своему монарху, не навредив при этом себе? Ты же знаешь, что мое сердце было отдано другому. Но нас жестоко разлучили. — Ее полные губы дрожали. — Святой Боже, если бы Гарри Перси и я встретились раньше и поженились — мы были бы в полной безопасности.

— Тихо! — Джордж предупреждающе нахмурил брови. — Неужели ты никогда не научишься держать язык за зубами? — Его тон смягчился: — Дорогая моя, я же знаю, как вы с Перси любили друг друга. Вы тогда были просто мальчишкой и девчонкой, открывшими для себя врата рая и думавшими, что это принадлежит только вам. Но мы все прошли этой дорогой, будучи еще зелеными юнцами. И какая теперь польза оплакивать зыбкую мечту, которая все равно никогда не стала бы явью?

— О нет, я лучше буду оплакивать себя ту, которой я стала теперь, — Неожиданно ее блестящие глаза широко распахнулись. — Джордж, я боюсь, я очень боюсь. Иногда мне кажется, что он… смотрит на меня почти с ненавистью. Это преследует меня даже во сне. — Она вздрогнула, как будто ледяной ветер ворвался сквозь стекла закрытых окон.

После казни сэра Томаса Мора она заметила какую-то едва уловимую перемену в короле. Было такое впечатление, что последняя искорка его прежней искренней веселости погасла вместе со смертью этого мудрейшего и самого очаровательного из его подданных. Генрих двигался и говорил теперь с большим трудом и был часто подвержен приступам черной меланхолии. Когда в эти моменты он смотрел на Анну, в его безжалостных глазах она читала хладнокровный приговор себе.

«Ты стала причиной смерти моего лучшего друга, — казалось, говорил ей его обвиняющий взгляд. — Если бы не ты, мы могли бы поужинать сегодня с ним. А завтра мы могли бы вместе погулять в его саду, если бы ты не уничтожила его».

Сознание Генриха было слишком ранимым, чтобы вынести малейшее напряжение. Если в поле его зрения появлялось что-то его беспокоившее, он тут же торопился переложить этот груз на кого-нибудь другого.

Джордж гладил ее руку, покоящуюся в его руке, стараясь найти какие-то ободряющие слова:

— Анна, ни одна женщина не проходила более рискованного пути к короне и не выказывала большей храбрости в достижении этой цели, чем ты. И теперь ты не должна робеть перед лицом плохо складывающихся обстоятельств. Ты, которая сокрушила кардинала, одержала верх над королевой, порвала с папой римским!

— Сейчас все не так. У госпожи Анны Болейн было много преимуществ, которыми теперь не обладает королева Анна.

— Зато королева Анна обладает таким богатым опытом, которым госпожа Анна, конечно же, не располагала.

— Опыт! Он сослужил мне дурную службу, уверяю тебя, Джордж. За последние три года он научил меня только одной вещи: мужчина сделает все, чтобы ублажить женщину, которую он любит, из страха потерять ее. Но когда она становится его женой, этот страх проходит… а вместе с ним и желание ублажать.

Ее голос дрожал от боли, и Джордж вдруг почувствовал неосознанное желание прямо тут же разыскать своего царственного зятя и лупить его по его напыщенной физиономии, пока кровь не польется ручьем. Потом он сардонически усмехнулся. Сейчас он был нужен Анне, как никогда прежде, а какую пользу он сможет ей принести, если будет валяться обезглавленным трупом на лондонском мосту? Он заставил себя заговорить в шутливом тоне:

— Вероломство — имя тебе, мужчина! Но коль уж это так, то и тебе в свою очередь следует стремиться ублажать его.

— Только этот путь и остался, и мы оба знаем это… Джордж, во имя всего святого, как мне обзавестись сыном?

— Мне кажется — в моем мужском невежестве, — для этого существует только один путь.

Раздавшийся в ответ смех Анны больше напоминал истерику.

— Но, похоже, не каждому быку дано породить здорового бычка.

— Анна, умоляю тебя, будь осторожнее!

— Надеюсь, с тобой-то я могу разговаривать, ничего не опасаясь?

Их взгляды встретились в невысказанных вопросе и ответе. Наконец Джордж заговорил со значением в голосе:

— Елизавета ведь достаточно здоровый ребенок.

— Но ведь она девочка. А сколько мертворожденных или слабых, не способных к жизни сыновей принесла ему Екатерина?

— Потому что их брак был греховным. — В его тоне было что-то механическое, заученное, и Анна раздраженно вырвала свою руку из его.

— Уж между нами-то не надо этого лицемерия!

— Пусть так… У него все же есть один сын, — Он имел в виду молодого герцога Ричмондского, незаконнорожденного сына короля от одной из его прежних любовниц.

— А я ручаюсь, что Гарри Ричмонд очень скоро успокоится в могиле. Смерть отчетливо написана на его лице для всех умеющих читать. Он все время харкает кровью. — В ее голосе послышался стон. — Там, где оказались несостоятельными две женщины — а может быть, и больше, — как могу надеяться на успех я?

Джордж подавил свои собственные дурные предчувствия, чтобы хоть как-нибудь приободрить ее.

— Мы, Болейны, слеплены из хорошего теста. Ты еще молода. Еще есть время.

— Молодой здоровой женщине для этого тоже нужна близость… Не должна же я вести себя, как вульгарная проститутка, и уловками заманивать его в свою постель?

Джордж медленно проговорил:

— В этом нет нужды, если ты сможешь доставить ему гораздо больше удовольствия другим способом. Подумай вот над чем. Леди Мария все еще сидит у него в душе надоедливой занозой. Освободи его от этой муки, и в знак признательности он опять вернется к тебе.

— Надеюсь, ты не имеешь в виду…

— Нет! Хотя очень часто я мечтал о том, чтобы увидеть эту упрямую негодницу в гробу.

— А она была бы рада увидеть меня в нем! — проговорила Анна страстно, охваченная злобой. — Я всегда чувствовала, что в ней таится моя смерть — или ее во мне. Но клянусь, что я буду смеяться последней над этой бледной стервой!

— Значит, тебе надо сделать так, чтобы она вернулась ко двору, добровольно сдавшись. Уговори ее подчиниться королю. Убеди ее принять присягу.

— Уговори! Убеди! Меня считают ведьмой, но, даже если бы это было правдой, все равно было бы свыше моих сил подчинить эту упрямицу моей воле.

— До сих пор у тебя ничего не получалось, потому что ее оборона была сильнее твоих атак. Теперь тебе надо будет выработать новую стратегию. Захвати ее врасплох, обезоружив своей добротой. Это будет неожиданным оружием для нее. Я уверен, что она сдастся: она так одинока, у нее нет друзей, она в отчаянии. — Он широко раскинул руки и произнес: — Обещай ей весь земной шар в обмен, если понадобится, помня при этом, что взамен тебе достанется вся Вселенная.

— Ты хочешь, чтобы я валялась у нее в ногах?

— Я предпочел бы увидеть ее у твоих ног. Ну же, Анна! Твое обаяние никогда не подводило тебя. Используй его сейчас, чтобы усмирить эту упрямую стерву. Во имя нас всех.

Она еще какое-то время спорила и протестовала, ее прелестный ротик раскраснелся, как пион. Но она уже поняла, что в его совете заключена немалая мудрость, и наконец сдалась. Джордж обнял ее, притянул к себе и легонько поцеловал, хотя она и отворачивалась. Никто из них не заметил неподвижной фигуры, стоявшей за дверными занавесями и пожиравшей глазами, исполненными ненависти и ревности, эту маленькую сценку. Так же неслышно, как и появилась, жена Джорджа исчезла; всю ее сухопарую фигуру сотрясал неудержимый гнев. Но ни брат, ни сестра даже не подумали бы броситься вдогонку за ней, случись им заметить ее. Для них обоих Джейн Рочфорд имела такое же значение, как какая-нибудь мошка, пролетевшая над их головами летней ночью.