— Нет, но…

— Вот что я тебе скажу. Она всегда любила танцевать. Она и сейчас весело танцует при дворе и своей маленькой изящной ножкой сшибает мужчинам головы, как мячики. Но я ручаюсь, что придет день, когда начнутся такие танцы, которых раньше никогда не бывало… и ее собственная бедная голова затанцует прочь, чтобы присоединиться к другим.

Маргарет молчала, охваченная благоговейным страхом, ибо ее отец выглядел и говорил, как провидец.

Начиная с деяний этого дня, король далеко прошел по своему залитому кровью пути, но даже и тогда он не смог пересилить себя и приказать совершить последнюю жестокость по отношению к старому больному человеку и другому, который когда-то приходил и беседовал с ним с дружелюбной добротой. Поэтому в Тауэр был послан Кромвель с посланием для обоих узников.

— Король будет очень щедр и позволит вам умереть на плахе под топором палача, ибо его величество очень добр и милосерден к своим друзьям.

На что сэр Томас со странной улыбкой ответил:

— Пожалуй, я не стал бы очень рекомендовать доброту и милосердие его величества своим друзьям.

Так что в один из июньских дней бренное тело епископа Фишера испустило последний вздох на Тауэр-Хилл, а солнечным утром следующего месяца сэр Томас Мор спокойно проделал свой путь, чтобы умереть на том же месте. Его последние слова способны задеть чувствительные струны человеческой души даже сейчас, по прошествии многих столетий:

— Я умираю преданным слугой короля — но прежде всего слугой Божьим.

Последнее лето принесло в Хэмптон-Корт какое-то оцепенелое затишье. В саду не шевелился ни единый листок, цветы стояли неподвижно, как часовые, и даже птичий щебет не нарушал полного покоя. Солнечный свет медовой лужей расплылось по полу комнаты Анны, где она сидела вместе со своими фрейлинами за шитьем. Липкими непослушными пальцами девушки вяло орудовали своими иглами. Было воистину скучно оказаться загруженными такой работой, когда через узкие окна их манила магия чудного полудня, но скука десятикратно усиливалась характером их работы.

С недавних пор по указанию королевы Анны они отложили в сторону свое обычное вышивание по роскошным шелкам и атласу и вместо этого начали шить какие-то скучные, мрачных расцветок одежды, предназначенные для раздачи бедным. Что это приключилось с королевой Анной в последнее время? У нее вдруг выработалось чувство ответственности именно перед бедняками. Более того, теперь она каждый день какое-то время проводила за чтением книг, посвященных новому учению. Она что, решила поспорить со старой королевой за популярность среди простого люда? Воистину чистый бред, ибо они все равно не будут принимать ее всерьез, даже если она сотрет себе все пальцы до кости за этим шитьем для них. Вдобавок они с подозрением относились к ее лютеранским изысканиям. А может, она надеялась крепче привязать к себе короля этой показной респектабельностью — несколько фрейлин с трудом подавили смешки от самой этой идеи. Все вокруг давно знали, что в последнее время Анна спит в своей огромной постели в одиночестве. Ее гибкий стан больше не был столь привлекателен для мужчины, который так желал обладать ею шесть долгих лет.

Или, может быть, он отчаялся обзавестись сыном от нее? Одна дочь и один выкидыш; без сомнения, надменная Анна многое потеряла от своего высокомерия перед лицом этой бесславной правды.

В комнату бесцеремонно, как бы подчеркивая свое привилегированное положение, вошел ее брат Джордж.

Девушек быстро отпустили, и они, возродившись к жизни, благодарно поспешили прочь, правда, не раньше, чем некоторые из них бросили зазывные взгляды из-под трепещущих ресниц на лорда Рочфорда. Он был привлекателен и любезен, хотя и в несколько своеобразной мрачной манере; все знали, что он и его жена Джейн очень несчастны в своем браке. Он уселся у окна, где к нему присоединилась сестра.

— Чему я обязана удовольствию видеть тебя?

— Удовольствию побыть в твоей компании!

— За последние недели я редко видела тебя. Наверное, у тебя есть что-то важное сообщить мне.

— А должно быть что-нибудь такое? — быстро спросил он, и Анна пожала плечами.

— Это вполне возможно, ибо твоя жена вечно подслушивает у замочных скважин и ощупывает стены своими остренькими глазками. Это ведь она принесла нам радостную весть тогда, в начале года, что мой муж завел себе любовницу. Помнишь?

— Как же я могу забыть? — пожал он в ответ плечами. — Как только где-нибудь какой-нибудь скандал или интрижка, Джейн всегда тут как тут. У нее не хватает мозгов, чтобы чем-то другим заполнить свои праздные дни, и нет подруг, чтобы разнообразить их. Зато есть безразличный муж, который не предъявляет никаких требований к ее уму… или телу.

— И тебе и мне, Джордж, не повезло с супругами.

Он бросил на нее быстрый взгляд, потом посмотрел на брошенное шитье.

— Это еще что такое? Уж не хочешь ли ты переплюнуть нашу святую Екатерину?

— А разве мне не стоит взять за образец такой пример совершенства?

— Нет уж, — насмешливо ответил Джордж, — как ты можешь сделать это, когда в Англии вряд ли найдешь двух менее схожих женщин. — Не услышав ее ответа, спустя минуту он мягко проговорил: — Анна, к чему эта перемена в тебе?

— Нет ничего плохого в том, чтобы перетянуть общественное мнение на свою сторону.

— Если ты имеешь в виду народ, так ведь ты всегда была безразлична к тому, как он относится к тебе. И какую власть имеет чернь? Она не смогла помешать тебе короноваться, так что забудь про нее и стань опять нашей блестящей королевой.

— Мне кажется, что сейчас мало причин блистать. — Ее голос дрожал от горечи, и Джордж искоса бросил на нее тревожный взгляд. Она, как всегда, была роскошно одета. Сегодня на ней было платье из оранжевого атласа со светло-коричневой нижней юбкой из тафты. Ее любимые жемчуга обвивали ее стройную шею и украшали ее прическу, но никакой блеск драгоценностей не мог скрыть морщин, появившихся на ее лице, или ее постоянной взвинченности, особенно проявившейся наедине с братом. Она сейчас неотрывно думала о внутренних причинах этого ее «ханжеского» настроения, как его, презрительно усмехаясь, определяли ее недоброжелатели. Когда-то она вообще не думала о простых людях. Их хмурые взгляды и произносимые вполголоса проклятия ничего не значили для нее по сравнению с ее собственным триумфом. Ведь в то время Генрих готов был достать с неба солнце, луну и звезды и сложить их у ее ног.

Теперь, когда трещины в их браке расширялись с каждым днем, заставляя холодные ветры страха веять над ее головой, Анна многое отдала бы за то, чтобы, проезжая мимо этих самых простых людей, она могла увидеть хоть одно-два улыбающихся лица, даже за слабое подобие тех криков одобрения, которые раньше всегда встречали Екатерину. «Возможно также, — отметила она с кривой улыбкой страха, — что Генрих заразил меня своими, присущими только ему суевериями. Так что я все время стремлюсь умиротворить Господа за то зло, которое, как предполагается, я причинила другим, усиленно корпя над бесконечными унылыми одеждами и благочестивыми книгами, вместо того чтобы танцевать и петь, не обращая ни на кого внимания, как я делала это раньше». Она громко обратилась к Джорджу, как если бы говорила сама с собой, да и как иначе, разве он не был ее братом:

— Они обвиняют меня во всем, даже в плохом урожае. Они проклинают и плюют на имя Нан Боллен. А будь я женщиной легкого поведения — вроде нашей сестрицы Мэри — и залезь я в постель короля без обручального кольца, я бы купалась в лучах славы и их одобрения. Разве это справедливо? — Ее пальцы выбили нервную дробь по подоконнику. — Вся эта беднота вдалбливает всяческим глупцам, что я твердила, как попугай: «Я никогда не буду просто вашей любовницей».

Теперь, когда она возвращалась воспоминаниями в прошлое, эти слова насмешливым эхом звучали в ее ушах. Ах, если бы она могла переиграть все сначала! С какой радостью она приняла бы теперь то, менее величественное положение! Когда Генрих устал бы от нее, ее падение было бы гораздо более легким, ранящим только ее честь…