— Нет, мне именно похоронить, чтобы на законных основаниях, — сказал Павел Сергеевич со всей возможной в данном случае твердостью.
— Это к главному инженеру, — сказал другой мужик, махнув рукавом ватника в сторону.
— Главному инженеру… чего? — не понял Кузин.
— Ну кладбища, — пояснил тот же мужик, делая ударение на втором слоге. — Погоста, значит.
«Главный инженер погоста может подзахоронить», — мелькнула в голове Кузина фраза, при всей своей несуразности не вызвав у него и тени улыбки.
— А кого хоронить-то будешь? — вдруг спросил первый. На его бесформенном лице изобразилось подобие интереса.
— Так… Одного знакомого, — соврал Павел Сергеевич.
— А к кому?
— Что? — опять не понял Кузин.
— К кому, говорю, подзахоронить?
— Да вообще… хотелось бы как-то… отдельно, — растерялся Кузин.
— Отдельно — это в колумбарий надо. А в могилку подзахоронить — это к родственнику можно, — объяснил первый.
— Ну тут вообще у нас могила тестя, — проговорил Кузин, запутываясь, поскольку непонятно было — у кого «у нас». Но мужиков смутило не это.
— Знакомого — к тестю? Чудно как-то… Он ему кто?
— Кому? Кто? — вскричал Павел Сергеевич, теряя терпение.
— Которого сжигать будешь. Кто он тестю-то? Родственник?
Павел Сергеевич с досадой на собственную несообразительность отметил, что и вправду Джерри Сейлинг, чей прах лежал у него в портфеле, не имеет к покойному тестю ровно никакого отношения.
— Все мы родственники, — философски заметил Кузин, чтобы прекратить этот разговор.
Он круто повернулся и зашагал в направлении, указанном мужиками. Те, опершись на лопаты, смотрели ему вслед.
Главным инженером кладбища оказалась молодая дама с химической завивкой, густо увешанная золотыми украшениями. Дожидаясь в небольшой очереди перед дверью кабинета, Кузин успел узнать, что ее зовут Нинель Ивановна, а также выслушал от старушек несколько скорбных историй на тему оградок и надгробий. Сложность процедурных нюансов, возникающая в этих нехитрых с виду делах, несколько насторожила Кузина, и он начал продумывать стратегию и тактику предстоящего разговора, с неудовольствием отмечая, что волнуется.
Почему-то он сразу отверг простой и естественный план — сказать чистую правду, а потом смиренно попросить совета, как ему поступить. Чистая правда, как всегда, выглядела чересчур неправдоподобно, поэтому Кузин попытался улучшить ее небольшими лживыми подробностями.
Прежде всего, вступив в кабинет и присев на стуле напротив письменного стола, он начал подходить к сути дела в непозволительном для государственных учреждений тоне небрежного и поверхностного повествования, будто речь шла о незначащем пустяке, не требующем долгих разговоров. Кузин догадывался, что рано или поздно придется обнаружить иностранное происхождение праха, поэтому с ходу и не очень подумав, обременил покойного тестя довольно важной биографической деталью. Именно, он сказал, что покойный Вениамин Григорьевич, захороненный три года назад на здешнем кладбище, имел в Англии двоюродного брата, который недавно умер.
Нинель Ивановна, дотоле раздраженно перебиравшая бумаги на своем столе, услыхав об Англии, заинтересовалась посетителем.
— И что? — нетерпеливо спросила она, ускоряя повествование Павла Сергеевича.
— Он просил похоронить его на родине. Рядом с братом, — сказал Кузин.
— Кого просил? — уточнила главный инженер.
— Мою жену, свою двоюродную племянницу. Видите ли, у дедушки моей жены, Григория Соломоновича Шермана, был в Англии родной брат. Он уехал с семьей в начале двадцатых годов. Речь идет о его сыне, — проникновенно врал Павел Сергеевич.
Он успел заметить, что отчество дедушки и его фамилия неприятно поразили Нинель Ивановну. Она надменно дернулась, поправила на груди золотой кулон, после чего достала из ящика письменного стола огромную амбарную книгу.
— Какой участок? — строго спросила она.
— Что? Я не понимаю, — сказал Кузин.
— На каком участке похоронен ваш тесть? — раздраженно переспросила Нинель Ивановна.
— Я… не знаю… — растерялся Кузин. — Это от главной аллеи третий поворот направо…
— Шестой участок, — главный инженер открыла книгу, полистала страницы и констатировала с неудовольствием: — Да, есть. Шерман Вениамин Григорьевич. Давайте ваши бумаги…
— Какие… бумаги? — еще более растерялся Павел Сергеевич.
— Свидетельство о смерти, разрешение исполкома… Все что положено…
— А разве исполком должен разрешать? — удивился Кузин.
— Вообще-то не должен. Но у вас случай особый. Кто-то же должен завизировать. Может быть, обком, я не знаю. Иностранца хороните! Тело прибыло? — спросила Нинель Ивановна.
— Да, да! — радостно закивал Кузин, наклоняясь к портфелю. — Только не тело, а…
— Ну вот! Значит, должны быть документы, — удовлетворенно проговорила начальница.
Она протянула через стол белую пухлую ладонь с сияющим на пальце золотым перстнем. В эту ладонь, чуть помешкав над портфелем, и вложил пакет с прахом Павел Сергеевич.
— …так сказать, прах… — закончил он свою фразу.
Пальцы начальницы машинально сжались, но она тут же испуганно отдернула руку. Пакет тяжело шлепнулся на амбарную книгу. Нинель Ивановна секунду с ужасом смотрела на него, потом подвинула амбарную книгу с лежащим на ней прахом к Павлу Сергеевичу.
— Заберите, — тоном, не допускающим возражений, приказала она.
Кузин покорно забрал пакет, но в портфель его не отправил, а почему-то продолжал держать обеими руками перед грудью, как икону.
— Я просила документы, — леденящим шепотом продолжала Нинель Ивановна.
— Разве этого недостаточно? — Кузин чуть приподнял пакет с прахом. — Так сказать, факт налицо…
— Это не факт, а прах. Неизвестно чей. Я не знаю, откуда вы его взяли, — парировала начальница.
— Так я же говорю… Родственники прислали, — пролепетал Павел Сергеевич.
— Они что — бандеролью вам его прислали? — с раздраженным сарказмом осведомилась Нинель Ивановна.
— Практически. С оказией.
Нинель Ивановна на мгновение задумалась, вглядываясь в пакет. Внезапно в ее глазах зажегся огонек недоумения, не сулящий Павлу Сергеевичу ничего хорошего.
— Как его фамилия? — движением подбородка указала на прах начальница.
— Мистер Джерри Сейлинг… Иеремия Сейлинг, — находчиво поправился Кузин. Начальницу передернуло.
— Почему не Шерман?
— А почему… Шерман? — наивно удивился Павел Сергеевич.
— Вашего английского дедушки фамилия была — Шерман. А это его сын! — начальница ткнула в пакет пальцем.
Павел Сергеевич едва не выронил прах из рук, пораженный железной логикой начальницы. Как он мог допустить такую оплошность! Достаточно было сделать несуществующего дедушкиного брата сестрой — и все вопросы были бы сняты. Мало ли за кого она могла выйти замуж там, в Англии!
Приходилось врать дальше.
— Транскрипция, знаете… — неубедительно сказал Кузин.
— Что? — Нинель Ивановна подняла выщипанные брови.
— По-английски «Шерман» звучит неблагозвучно…
— Она и по-русски неблагозвучно звучит, — отрубила начальница.
— Вот именно! — радостно кивнул Кузин, делая ей маленькую уступку. — Со временем фамилия трансформировалась. Была Шерман, стала — Сейлинг.
Нинель Ивановна недоверчиво поджала губы.
— Тем более необходимы документы, — непреклонно резюмировала она. — У вас паспорт при себе? — добавила она как бы между прочим.
— Да-да, пожалуйста! — обрадовался Кузин.
Какое-то подозрение шевельнулось в нем, когда он наблюдал, как начальница деловито списывает его паспортные данные на отдельный листок. Но мысль о том, что эта бумажка с паспортными данными может стать первой в необходимой для захоронения цепи документов, успокоила Кузина. Он спрятал паспорт в карман и несколько подобострастно раскланялся с начальницей.
— Я выясню, — кивнула она на прощание.
Случилось так, что Павел Сергеевич, рассказывая жене о посещении кладбища, деликатно обошел вопрос о мифическом английском родственнике, дабы понапрасну не нервировать Аллу Вениаминовну. Он просто сообщил ей, что потребовалось выполнить некоторые формальности, которые обещала взять на себя любезная Нинель Ивановна. Супруга несколько успокоилась, однако не позволила Павлу Сергеевичу вновь устроить пакет в серванте, а спрятала его подальше от глаз, в нижний ящик письменного стола.
