Париж, как и по дороге в Аргентину, начался для меня с мощного толчка шасси, от которого я и проснулась. Несколько секунд я возвращалась к действительности, силясь вспомнить, что же мне снилось. По ничего не вспомнила, кроме ощущения руки на плече — теплой, сильной и какой-то трепетной. Руки Юджина...

— Париж, мадам! — Джон уже надвинул на лоб широкополую шляпу с загнутыми полями. — Я знаю здесь пару неплохих местечек, где можно от пуза пожрать и от души повеселиться. Может, составите компанию? Тем более что я еще не все сказал о вашей сногсшибательной груди.

— Боюсь, придется отложить вашу культурную программу до следующего раза, — я открыла сумку, извлекла зеркальце, прочие косметические причиндалы и начала приводить себя в порядок. Хотя для кого я это делала? И кто в Париже мог оценить мои судорожные потуги выглядеть красивой и беззаботной?

— Я серьезно! — Джои надвинул шляпу еще ниже. — Примите мое приглашение, и я даже готов целых два часа не затрагивать тему вашего бесподобного бюста. Хотя, видит Бог, мне легче было бы год не видеть виски.

— Спасибо, Джон, но я и вправду не могу.

вершенно не трогали их слепящие драгоценности, роскошные дубленки, породистые, идеально выбритые лица и лебединые шеи, благоухавшие тончайшими духами. Уверенность в себе — вот чем буквально дышала эта толпа и чего мне так не хватало. А в Юджине эта уверенность перехлестывала через край и мелкими брызгами освежала мое лицо, мою душу, мою плоть...

Я вздохнула и, как кролик, завороженный неоновым взглядом удава, поплелась к ярко освещенной витрине бистро. Посидеть одной, побыть эти шесть часов наедине со своими мыслями, заштукатурить наглухо эту палитру ярчайших цветов серыми воспоминаниями о Мытищах, о Москве, о зловещем здании у метро «Дзержинская»...

— Мадам?

Передо мной стоял черноволосый гарсон в белой хрустящей куртке, молодой, плечистый: такому бы носить не подносы, а гири.

— Кофе, пожалуйста.

— Со сливками?

— Да.

— С бриошами?

— Да.

— Может быть, мадам хочет перекусить?

— Попозже.

— Несу, мадам.

Я порылась в сумке и вытащила золотистую пачку «Бенсон энд Хеджес». Сигареты Юджина. По-моему, они даже сохранили его запах. В тот вечер, в отеле, мы так ни разу и не закурили. Вернувшись в «Плазу», я дала себе слово, что не буду

— О нет, это неистребимо.

— Ну, как там, в Буэнос-Айресе?

— Лето.

— Меня вспоминают?

— Тебя — с особой любовью.

— А ты как?

— Как видишь.

— Ты мне можешь не верить, Валя, но я действительно тебе рад.

— Мишин, если б я могла сказать то же самое! — я вытянула сигарету из пачки и прикурила от зажигалки, которую любезно поднес мне Витяня. — Ты меня встречаешь?

— Уже встретил.

— Зачем?

— Тебя же предупреждали в посольстве.

— Я спрашиваю, почему именно ты?

— А чем я хуже других? Встречаю, чтобы убедиться, что ты нормально прилетела и нормально улетишь, — Витяня щелкнул пальцами: — Перно, пожалуйста!

— Брехня! Они бы не стали так рисковать, посылая тебя для подобной ерунды в самое людное место в Европе.

— Ты у пас, Валюха, не ерунда. Ты у нас теперь особо ценный кадр, за которым нужен глаз да глаз...

— Значит, приглядываешь?

— Ну!

— Что, так и будем сидеть в бистро?

— Почему бы и нет? Побеседуем.

— О чем?

дурковатым, но на это вряд ли кто обратит внимание: в Париже достаточно наркоманок и просто дебилок. А еще через пять минут ты почувствуешь, как из твоих легких начнет улетучиваться воздух. Незаметно гак, но ощутимо. Правда, и тогда ты не сможешь закричать, поскольку дебилы лишены инстинкта самосохранения. Потом приедет скорая помощь, явится полиция и зафиксирует скоропостижную смерть гражданки СССР В. В. Мальцевой от острой сердечной недостаточности... Ну что, живописать дальше или будем говорить по душам?

— Поговорим...

— Что он сказал тебе?

— Кто?

— Твой новый хахаль.

— Когда?

— Когда спал с тобой,

— Витяня, а тебе не противно, а?

— Валентина, я не верю ушам своим: ты хочешь меня пристыдить? Меня?

— Ты помнишь, тогда, в лесу?..

— Ну.

— Когда мы прощались и...

— Сказал же, помню. Дальше что?

— А! — я почувствовала страшную усталость. — Ерунда, проехали.

— Договаривай! — Витяня ткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил новую.

— Ну, мне показалось тогда, что ты...

— Что?

— Что ты еще не окончательно утратил способность быть человеком...

волк вне закона. Что расследование обстоятельств бойни на вилле находится под непосредственным контролем директора ЦРУ. Что ты не жилец на этом свете. Что тебя с Андреем ищут все резиден-туры США и что к ним подключена также военная разведка НАТО.

— Я вижу, ты не поскупилась на краски, рисуя свою непричастность. Верно?

— Ну, во-первых, я действительно ни при чем, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. А во-вторых, я в точности выполняла инструкции Габена. Это он сказал, чтобы я все валила на тебя и Андрея.

— Сука! Вот сука! — Витяня закурил новую сигарету. — Я так и знал...

— Поэтому я и была так удивлена, увидев тебя в Париже. Мне казалось, что ты уже давно там, на Лубянке.

— Как же! — Мишин смотрел куда-то мимо меня и сосредоточенно размышлял. — Ты знаешь, что такое моторесурс?

— В общих чертах.

— Так вот, мой моторесурс до конца еще не отработай. Они там понимают, что за кордон мне дороги больше пет. Вот и хотят использовать меня напоследок по максимуму...

Всем своим нутром я почувствовала, что в нашей беседе наступил перелом. Витяня, по своему обыкновению, многого не договаривал, но я уже сама понимала, что происходит. По жестоким законам его среды обитания, этого Зазеркалья с тайнами, пистолетами, подслушивающей аппаратурой но получить все что хочешь, не используя при этом страх, неосведомленность, неуверенность... Короче, интуиция подсказывала мне, что надо перехватывать инициативу, иначе этот приговоренный к смерти и потому особенно опасный псих потянет меня за собой.

— Да, Вить, он сказал еще одну странную фразу...

— Что? — Мишин оторвался от своих раздумий.

— Он сказал, что тобою, возможно, будут торговать.

— Уже торгуют, — с неожиданной легкостью принял мою ложь Витяня. — За моей спиной, естественно, но я это чувствую...

— И что ты намерен делать?

— Думаю.

— Может, я могу помочь тебе чем-то?

— Ты?! — по тому, как фальшиво прозвучало его последнее восклицание, я поняла, что именно этого вопроса и ждал мой запутавшийся однокашник. — Ты решила воспитывать меня на примере собственного великодушия?

— Перебьешься! Я просто предлагаю тебе сделку.

— Ты отдаешь себе отчет, чем рискуешь?

— А ты? — я приняла вызов. Впрочем, другого выхода у меня не было: после того как Витяня поделился со мной особенностями своей обуви, я физически ощущала близость его ноги.

— А что я?

— А то, что, явившись сюда по собственной инициативе и разыгрывая из себя контролера КГБ, ты рискуешь больше меня, не так ли?

Конечно, я блефовала. Но к тому моменту меня уже захватил азарт. По-видимому, я просто не отдавала себе отчет в том, что ставкой в этой сомнительной игре была моя собственная жизнь.

— Твои бы мозги да в нужное русло...

— Оставь в покое мои мозги! Поговорим лучше о твоей шкуре.

— А что, это даже интересно, — криво усмехнулся Витяня.

— Мишин, в КГБ ведь не учат проигрывать, верно?

— Но вовсе не потому, что исключают возможность проигрыша.

— Тем не менее проигрывать ты не хочешь.

— И не буду!

Он произнес эту фразу таким тоном, что, во-первых, я сразу ему поверила, а во-вторых, испытала жуткое желание резко сорваться с места и бежать куда угодно, только подальше от этого убийцы, внезапно оставшегося в дураках.