– Я собирался отправить ее на пастбище, когда заметил, как она бережет ногу, – пояснил конюх, останавливаясь возле стойла Сирени. – Потом увидел опухоль и подумал, что вы тоже захотите посмотреть.

Моисей неодобрительно фыркнул и вытер руки о засаленную коричневую куртку. Потом он осмотрел глаза молодой кобылы, принюхался к ее дыханию и, нашептывая ей что-то успокоительное, стал опускаться от шеи все ниже и ниже – к ноге.

Опухоль располагалась над самой щеткой и была горячей на ощупь. Стоило Моисею слегка надавить на нее пальцами, как кобыла отпрянула и громко заржала.

– Похоже, она обо что-то ударилась, – вынес приговор Моисей.

– Сегодня утром на ней ездил Рено, – сказала Наоми, припомнив, что жокею пришлось специально приехать на ферму, чтобы провести с Сиренью утреннюю разминку. – Позовите его, если он еще не ушел.

– Хорошо, мэм. – Конюх выскочил за дверь.

– Утром все было нормально. – Наоми прищурилась и, присев рядом с Моисеем, легонько подвигала раненую ногу вперед и назад, следя за напряженностью плечевых мышц. – Похоже на засечку, – пробормотала она себе под нос, рассматривая обесцвеченное пятно и сгусток крови под кожей. «Наверное, ушиблена кость, – подумала она. – Если повезет, обойдется без фрактуры».

– На следующей неделе Сирень должна была скакать в Саратоге.

– Может, еще и побежит, – отозвался Моисей, но Наоми видела, что он так не думает. Только не с такой ногой.

– Нужно сбить опухоль, – добавил он. – И вообще, неплохо бы позвонить ветеринару. Рентген еще никогда никому не вредил.

– Я этим займусь. И поговорю с Рено. – Наоми выпрямилась и обхватила кобылу за шею. Лошади были для нее выгодным вложением капитала, ее бизнесом, но при всем этом она искренне их любила. – У нее душа чемпиона, Мо. Мне бы не хотелось, чтобы Сирень больше никогда не вышла на старт.

Меньше чем через час Наоми мрачно следила за тем, как ветеринар осматривает больную ногу Сирени. Копыто уже обмыли водой со льдом, и Моисей растирал опухоль раствором уксуса. Ветеринар стоял в сторонке и готовил шприц.

– Когда она снова может тренироваться, Мэтт? – спросила Наоми.

– Через месяц. А лучше – через полтора. – Мэтт Ганнер бросил на Наоми быстрый взгляд. У него было длинное приятное лицо и добрые глаза. – Ушиблена надкостница, потянуты сухожилия, но трещин нет. Держите ее в стойле и продолжайте массаж. Через пару недель можно начать какие-нибудь легкие упражнения, и все будет в порядке.

– Мы работали галоп и быструю рысь, – вставил Рено, стоявший у входа в бокс и наблюдавший за процедурами. После утренней тренировки он уже успел переодеться в один из своих дорогих, прекрасно сшитых костюмов, которые очень любил, однако он был жокеем, и больше всего на свете его интересовали чистокровные лошади, а точнее – состояние их тонких и сухих ног. – И я не заметил никакого сбоя в аллюре.

– Я тоже, – добавила Наоми. – Рено говорит, что она не спотыкалась. Я следила за утренней разминкой и наверняка увидела бы, если бы что-то случилось. К тому же у Сирени спокойный нрав – она не из тех, кто начинает биться в стойле.

– В общем, это был сильный удар, – заявил Мэтт. – И если бы ваш конюх не обратил внимания на опухоль, все могло закончиться гораздо хуже. Сейчас я сделаю инъекцию болеутоляющего… Но, но, девочка, спокойнее…

Последнее относилось к Сирени, которая, почувствовав, как игла шприца вонзается ей в ногу, завращала глазами, зафыркала, но не сдвинулась с места.

– Сильная и здоровая лошадь, – похвалил Мэтт, выпрямляясь. – Я уверен, что она снова начнет бегать, да еще как! Что касается лечения, то я вряд ли могу прибавить что-нибудь, чего бы не знал ваш Мо. Если будет повышаться температура, позвоните мне. Иначе…

Он не договорил, уставившись куда-то за плечо Наоми.

– Прошу прощения. – Келси остановилась напротив бокса, прижимая к груди сумочку и папку с выписками и фотокопиями. – Я не хотела мешать. Просто в усадьбе мне сказали, что я могу найти вас здесь.

– Ох… – Наоми машинально провела рукой по своим растрепанным волосам. – Я совсем забыла про время! У нас тут возникла одна маленькая проблема. Мэтт, познакомься с моей дочерью. Келси Байден. А это Мэтт Ганнер, мой ветеринар.

Мэтт протянул руку, но, увидев, что в ней все еще зажат шприц, смутился и отдернул ее.

– Простите. Рад с вами познакомиться.

Справившись с собой, Келси выдавила улыбку.

– И я. Здравствуйте, Мэтт Ганнер. Как поживаете?

– А это Моисей Уайттри, мой тренер, – продолжила Наоми.

Моисей кивнул, продолжая растирать ногу кобылы.

– Это Рено Санчес, один из лучших жокеев на гладких скачках.

– Самый лучший, – уточнил Рено и подмигнул. – Рад, очень рад.

– Если вы заняты, я могу подождать. – Растерявшись, Келси уже готова была отступить.

– Нет, – вмешалась Наоми. – Мы уже сделали все, что можно. Спасибо, что так быстро выбрался, Мэтт. А ты, Рено, извини, что я заставила тебя задержаться.

– Ничего страшного, до первой скачки еще полно времени. – Маленький Рено с неприкрытым восхищением посмотрел на Келси. – Приходите сегодня на ипподром, увидите, как я выступаю.

– Спасибо, я, право, не знаю… – Келси чувствовала себя неуверенно.

– Я вернусь попозже и еще раз проверю, что и как, – бросила Наоми Моисею и повернулась к дочери: – Может быть, пройдем в дом?

И она сделала неопределенный жест рукой, изо всех сил стараясь даже случайно не дотронуться до Келси, а потом решительно пошла к выходу из конюшни.

– У тебя заболела лошадь? – спросила Келси на ходу.

– Поранилась, – огорченно объяснила Наоми. – Боюсь, она не сможет выступать в ближайшие несколько недель.

– Это, должно быть, неприятно…

Келси бросила взгляд на загон, по которому важно вышагивал годовалый жеребенок на длинном ременном поводе. Другого жеребенка, на котором восседал всадник, вели под уздцы к рингу. Конюх поливал из шланга гнедую кобылу, та довольно фыркала и передергивала глянцевитой шкурой. Остальные лошади, собранные в загоне, одна за другой двигались по кругу – по земляной дорожке, вытоптанной в траве.

– Тут, как я посмотрю, жизнь прямо кипит, – пробормотала Келси, глядя в сторону.

– Ну, большая часть работы обычно приходится на утро. Впрочем, вечером состоится скачка, так что после обеда суеты еще прибавится.

– Сегодня у тебя скачки?

– У меня всегда скачки, – рассеянно отозвалась Наоми. – В прямом и переносном смысле. В настоящее время нам приходится особенно туго – жеребятся мои производительницы. Как правило, это случается рано утром, а то и ночью… – Она улыбнулась. – Ночью роды происходят даже чаще.

– Боюсь, я не особенно хорошо представляла себе твой размах.

– За последние десять лет «Ивы» стали одной из лучших коннозаводческих ферм страны. На последних трех дерби наши чемпионы финишировали в призах, мы выигрывали и Бельмонт Стейкс, и Сент-Леджер. На протяжении двух лет «Три ивы» удерживает Золотой кубок коннозаводчиков, а одна из наших кобыл завоевала золото на Олимпиаде… – Наоми со смехом оборвала сама себя. – Со мной на эту тему лучше не говорить, иначе я становлюсь болтлива, как старуха, у которой в сумочке полным-полно старых фотографий.

– Нет, мне правда интересно, – возразила Келси и подумала: «Гораздо интереснее, чем я думала». – В детстве я брала уроки верховой езды. Должно быть, в жизни каждой девочки бывает период, когда она с ума сходит по лошадям. Папе это было не по душе, но… – Она замолчала, только теперь поняв, почему ее отец был так недоволен ее увлечением.

– Ну конечно же… – немедленно отозвалась Наоми, и на губах ее заиграла озорная улыбка. – Его чувства вполне можно понять. Но ты, я полагаю, продолжала учиться?

– Да, я таки его уговорила. – Келси остановилась и посмотрела матери прямо в глаза. Только теперь она рассмотрела едва заметные, но недвусмысленные приметы возраста, которые она пропустила при первой встрече. От уголков глаз, словно гусиные лапки, разбегались лучики тонких морщин; другие морщины – то ли следы переживаний, то ли признаки взрывного темперамента – прочертили высокий, чуть тронутый кремовым загаром лоб Наоми.