Не успев как следует подумать, Келси схватила вилы, стоявшие у стены сарая. Взвесив их в руках, она взяла вилы наперевес и бросилась вперед, стараясь не думать о том, что могут сделать с человеческой плотью острые зубцы. Новая вспышка солнца на лезвии ножа заставила ее остановиться. Вращаясь вокруг своей оси, клинок подлетел высоко вверх; в то же самое мгновение Липски с размаху грохнулся на землю.

Удара она не видела. Гейб, казалось, даже не сдвинулся с места. Он стоял над упавшим противником, его глаза были холодны, а лицо было словно высечено из камня.

– Сообщи Джемисону, куда выслать твои вещи и причитающиеся деньги, – отчеканил он, без усилий приподнимая Липски за воротник. При этом запах крови и перегара ударил ему в ноздри с такой силой, что Гейба, в котором эти ароматы будили не самые приятные воспоминания, едва не стошнило. – И постарайся больше не попадаться мне на глаза, особенно где-нибудь возле фермы, иначе я могу позабыть, что я теперь джентльмен. Я разорву тебя на две половинки.

Бросив обмякшее тело обратно на землю, Гейб брезгливо отряхнул руки и повернулся к своим людям.

– Отведите его на шоссе, пусть ловит машину и убирается.

– Да, сэр, мистер Слейтер.

Конюхи зашевелились и, оживленно переговариваясь, словно мальчишки на школьном дворе, ставшие свидетелями драки, подняли Липски и поволокли к грузовику.

– Извини, Наоми. – Гейб небрежным жестом отбросил назад упавшие на лоб волосы. – Мне нужно было дождаться, пока мы вернемся на ферму, и уволить его там.

Наоми всю трясло, но она постаралась взять себя в руки.

– Боюсь, что тогда я не увидела бы этого любопытного представления, – ответила она и, выжав из себя улыбку, шагнула к нему. Кровь все еще текла по руке Гейба. – Пошли в дом. Надо промыть и перевязать твою руку.

– По сценарию я должен сказать: «Пустяки, это просто царапина», – ухмыльнулся Гейб и впервые опустил взгляд, чтобы поглядеть на рану. Он облегченно вздохнул, увидев, что порез неглубок, хотя боль была довольно сильной. – Но я был бы дураком, если бы отказался от возможности предоставить себя заботам двух очаровательных женщин.

С этими словами он перевел взгляд на Келси.

Она все еще стояла посреди двора, сжимая в руках навозные вилы. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения, на скулах горели яркие пятна, а глаза сверкали от страха и ярости.

– Мне кажется, вилы уже можно поставить на место. – Он осторожно отобрал у нее инвентарь и прислонил к стене. – Поверь, Келси, я высоко ценю твою находчивость, а еще пуще – заботу о моей шкуре.

Келси почувствовала, как начинают дрожать и подгибаться колени, и приложила все силы, чтобы справиться со слабостью.

– Вы что, так его и отпустите? – спросила она.

– Что же еще? – удивился Гейб.

– Покушение на убийство обычно считается преступлением. За это арестовывают. – Она обернулась на Наоми и увидела, как губы ее дрогнули и изогнулись в кривой, вымученной улыбке. – Или здесь все по-другому?

– Спроси у Моисея, – подала голос Наоми. – В «Трех ивах» именно он занимается увольнениями.

С этими словами она вытащила из кармана свою голубую косынку и забинтовала ею окровавленное предплечье Гейба.

– Очень жаль, но я не ношу нижней юбки, которую могла бы разорвать для тебя на бинты.

– Мне тоже, – весело отозвался Гейб.

– Прижми покрепче другой рукой, – велела она. – Сейчас мы пойдем в дом и забинтуем тебе руку как следует.

Они повернули к усадьбе, и Гейб нарочно шел медленно, давая возможность Келси нагнать его. Когда она поравнялась с ним, он проговорил, широко ухмыляясь:

– Добро пожаловать домой, Келси.

Келси предоставила матери оказывать первую помощь, а Герти – охать и ахать, а сама тихонько встала в сторонке. В другом месте она настояла бы на поездке к врачу, но здесь ее мнение, похоже, никого не интересовало.

Очевидно, к ножевым ранам здесь относились с философским спокойствием и предпочитали обрабатывать их на кухне, чтобы не портить ковры.

После того как рана Гейба была промыта и забинтована, на столе появились миски с горячим супом из цыпленка и жареные гренки. Разговор за ленчем вертелся, разумеется, в основном вокруг лошадей, родословных, скачек, результатов и качества скаковых дорожек. Келси почти ничего не понимала, ей оставалось только наблюдать, запоминать, сопоставлять.

Характер отношений между Габриэлом Слейтером и Наоми все еще оставался для нее загадкой. Казалось, в обществе друг друга они чувствуют себя совершенно свободно, словно давние, близкие друзья. Именно Гейб поднимался со своего места, чтобы наполнить кофейные чашки, хотя по этикету это полагалось делать хозяйке. И часто, нисколько не смущаясь, они прикасались один к другому то кончиками пальцев, то всей рукой.

В конце концов Келси пришло в голову, что ее вовсе не касается характер отношений, которые существуют между ее матерью и этим человеком. Наоми и Филипп Байден развелись больше двадцати лет назад, ее мать вольна была встречаться с кем угодно, и блюсти интересы отца со стороны Келси было по меньшей мере глупо. И все же, на каком-то подсознательном уровне, этот вопрос продолжал волновать ее.

Разумеется, рассуждала Келси, они подходят друг другу. Даже если отвлечься от таких бросающихся в глаза черт, как жизнерадостность характера и интерес к лошадям, захвативший обоих с головой, в каждом из них было что-то жестокое, дикое, непредсказуемое. Оба умели держать себя в узде, но оба могли быть смертельно опасными. Келси знала это наверняка: о матери она прочла в старых газетах, а что касалось Гейба, то только что он наглядно это продемонстрировал.

– Может быть, Келси захочет посмотреть утреннюю тренировку на треке? – донесся до нее голос Гейба, который наслаждался своим кофе и открыто любовался ею. На мгновение Келси показалось, что он способен читать ее мысли.

– На треке? – Келси была искренне заинтересована, хотя неожиданное предложение отвлекло ее от размышлений. – Я думала, вы тренируете лошадей здесь.

– И здесь, и на ипподроме, – пояснила Наоми. – Лошадь обязательно должна привыкнуть к дорожке.

– А гандикаперы[4] – рассчитать ставки, – подхватил Гейб. – На треке собирается подчас довольно много самых разных, – порой весьма экстравагантных – личностей. Особенно в этот туманный предрассветный час, задолго до начала скачек.

– Предрассветный – это нисколько не преувеличение. – Наоми улыбнулась дочери. – Может быть, тебе не хочется вставать так рано?

– Мне хотелось бы своими глазами увидеть, как все это делается.

– Значит, завтра? – Гейб слегка приподнял бровь, что означало вызов.

– Отлично.

– Тогда мы будем ждать тебя здесь. – Наоми бросила быстрый взгляд на часы. – Мне нужно в конюшню – сегодня обещал зайти кузнец.

Она поднялась, опираясь на плечо Гейба.

– Давай, допивай свой кофе. Тебе придется немного потерпеть его общество, Келси, если не возражаешь. Надеюсь, он расскажет тебе, чего следует ожидать утром, если ты все-таки решишь поехать.

Она подхватила со стула вязаный жакет и быстро вышла.

– Да, Наоми не сидит на месте подолгу, – пробормотала Келси.

– Первая половина года самая напряженная в нашем бизнесе. – Гейб откинулся на спинку кресла с чашкой в руке. – Так что, рассказать тебе о завтрашнем дне?

– Я предпочитаю сюрпризы.

– Тогда скажи мне одну вещь… Ты действительно воспользовалась бы вилами?

Келси задумалась, позволив вопросу ненадолго повиснуть в воздухе.

– Я думаю, никому из нас на самом деле не хочется знать ответа на этот вопрос, – сказала она наконец.

– Я готов побиться об заклад, что – да, воспользовалась бы. – Гейб негромко рассмеялся. – Зрелище, доложу я тебе, было довольно внушительное. Устрашающее, я бы сказал. Стоило получить царапину на руке, чтобы увидеть это.

– У вас останется шрам, Слейтер. Вам повезло, что он порезал вам руку, а не ваше прелестное личико.