— Интересно, где это Ольга задерживается? — спросила Кера, расставляя на столе бокалы.
— Да, пора бы ей уже быть, — подтвердил Златанов, взглянув на большие золотые часы-луковицу, доставшиеся ему в наследство от отца.
Вчера Ольга приходила к нему посоветоваться. Койчев сделал ей предложение, и она не знала, принять ли его. Да, он знаком с Койчевым еще по Берлину. По возвращении в Болгарию у Койчева возникли неприятности с новой властью, и он попросил Златанова «замолвить за него словечко о патриотическом поведении в Берлине». С Гансом Ольгу познакомил Златанов, тайно надеявшийся на то, что они узаконят свои отношения, и Ольга уедет за границу. Поэтому когда Ольга рассказала ему о Койчеве, первым вопросом Златанова было: «А что скажет Ганс? Неужели из-за софийской прописки ты откажешься от Европы?» Ольга ответила, что вопрос с Гансом улажен, и что он благословляет ее на этот брак и желает им счастья. Кера раскричалась: «Что? Замуж за этого скупердяя? Да он дрожит над каждой копейкой... Всегда молчит, за вечер двух слов из него не вытянешь...» Ольга похвасталась, что Койчев обещал переписать дачу на ее имя. Кера даже перекрестилась: «Не может быть! Да у него вчерашнего снега не выпросишь, у этой крысиной морды с длинным носом!»
Размышления Златанова прервал звонок. Вошла Ольга и протянула ему конверт, который дала ей на площадке соседка. Зико в нетерпении вскрыл конверт и радостно вскрикнул:
— Кера, собирай чемоданы! Едем! Молодец, девочка, хороший подарок ты принесла дяде в день рождения! — И он поцеловал Ольгу в щеку.
Из кухни прибежала Кера, на ходу вытирая полотенцем мокрые руки:
— Что случилось, зачем ты меня зовешь?
— Нам разрешена поездка в Вену! Завтра же утром и выедем. С билетами я улажу!
— Как же так, — недовольно надула губы Ольга. — В четверг моя свадьба. Разве вы не приедете? Обед будет дан на м о е й даче, которую дарит мне Койчев!
Фамилию своего будущего мужа она произнесла с торжеством и вместе с тем — пренебрежительно. Кера молитвенно сложила руки:
— Боже милостивый! Много радости сразу — не к добру! Ольга, ради тебя остаемся до пятницы. Кроме того, пока возьмем паспорта и обменяем деньги... Нам же полагается хоть какая что валюта, мизер, конечно, но все же!
Они уселись за стол. Когда был подан торт, Златанов, вытирая губы салфеткой, будто случайно спросил:
— А кто же будет свидетелями?
— Да мы сначала думали вас пригласить, но потом Койчев решил воспользоваться случаем, как он сказал, для установления контактов с высокопоставленными лицами.
— И кто же это такие?
— Генеральный директор Дарев с супругой...
— У-у-у, та уродина, — протянула Кера, считавшая себя неотразимой красавицей.
Златанов подозрительно взглянул на племянницу. Ганс как-то намекнул, что не прочь сойтись поближе с этим генеральным директором и даже заставил Ольгу пригласить его с женой на обед в загородный ресторан. Даревы не остались в долгу — Ганс с Ольгой были приглашены к ним домой на ужин. Помнится, еще Ольга хвасталась, что генеральный директор весь вечер не отходил от нее, вызвав неудовольствие ревнивой супруги. Ганс обещал Даревым выхлопотать через своего друга в Гамбурге заграничную служебную командировку.
— И что, Дарев согласен быть свидетелем на вашей свадьбе?
— А то как же! — не без гордости заявила Ольга.
— И его жена? — не удержалась Кера.
— Конечно, а почему бы и нет...
— Ну ладно, мне пора! — прервал ее Златанов, взглянув на часы.
— Я выйду с тобой, дядя! Мне еще надо в магазин зайти, платье примерить. Дарев сказал, что оплатит его стоимость, только надо принести ему чек... У тебя, дядя, хороший вкус, может, сходишь со мной, посмотришь?
И они ушли. Кера принялась убирать со стола, напевая веселую мелодию.
44
— Мы одни? — спросил гость у Чавдара, озираясь по сторонам.
— А что вы думали — я приглашу свидетелей? — с вызовом спросил в свою очередь Чавдар. Но гостя, казалось, это не задело.
— Вам привет от синьоры Грациани! Рад, что вы живы и здоровы...
— Как себя чувствует госпожа? Она чем-то встревожена? Во всяком случае, так мне показалось из последнего письма. Почему она сменила даты передачи материалов?
— Я все объясню... Собственно, поэтому я здесь. Но должен вам сначала сказать, что вы родились под счастливой звездой.
— Я не совсем вас понимаю... Вы хотите сказать...
— Конечно... Послушайте, Дюлгеров, когда восемь лет назад вы приезжали с группой в Италию, через вашу знакомую синьору Грациани вам было передано триста тысяч лир...
— Точнее, двести семьдесят, — скромно поправил его Чавдар.
— Как? Неужели она себе позволила удержать десять процентов?!
— Нет, просто я сам дал ей тридцать тысяч в качестве вознаграждения, понимаете?
— А, ну тогда другое дело! Так о чем мы говорили?.. Впрочем, я вам еще не представился: синьор Марчелли... Экспорт-импорт винограда... Живу в Милане. В Болгарии нахожусь по приглашению экспортной организации...
И он рассказал, что в Милане стало известно, что Дюлгеров работает не только на них, но поскольку другого человека у них не было, закрыли на это глаза. Однако другой контрагент Дюлгерова оказался не столь сговорчивым — как только стало известно об итальянских связях Дюлгерова, его было решено убрать. Но миланская фирма очень высоко ценит работу Дюлгерова, поэтому синьора Грациани получила задание: дать откуп за его жизнь.
— Поэтому я очень рад, что вижу вас живым и невредимым! — закончил синьор Марчелли.
— А вы уверены, что я жив? Что я — не дух умершего?
— Ха-ха-ха! А вы, оказывается, шутник, синьор Дюлгеров! Ну разумеется, это вы! Ведь синьора Грациани дала мне вашу фотографию, правда, старую... Но все совпадает — и бородавка с тремя волосками на щеке, и, простите, лысина... — все точно совпадает. Но синьора очень вас просит прислать ей вашу последнюю фотографию.
Перейдя к деловой части посещения, синьор Марчелли сообщил, что, согласно новому договору, Дюлгеров должен отныне работать только на миланскую фирму. Он назначается резидентом в Болгарии.
— Я по-прежнему могу работать с Симо?
— Конечно, он и впредь будет выполнять роль почтового ящика!
— Если я вас правильно понял, то опускать «новости» в этот «почтовый ящик» буду я? В таком случае, хотел бы вас попросить распорядиться относительно того, чтобы материалы передавал я сам. Мне бы не хотелось, чтобы меня посещали... Это относится и к Симо. В интересах нас обоих, понимаете?
— Понимаю. А теперь записывайте.
И синьор Марчелли продиктовал имена, адреса и пароль, которым должен был пользоваться Дюлгеров.
Чавдар внутренне ликовал: теперь вся миланская сеть у него в руках.
— Кстати, синьор Марчелли, где вы так хорошо выучили болгарский?
— А я наполовину болгарин. Моя мать — уроженка Пловдива.
Штора за спиной у синьора Марчелли чуть заметно колыхнулась.
— И часто вы бываете в Болгарии?
— Пять лет назад я снова приезжал сюда, но вас тогда не было в Софии. Начиная с этого года, я регулярно буду сюда наезжать... сами понимаете, бизнес — покупка больших партий винограда... К тому же я люблю Болгарию, синьор Дюлгеров!
— Смотрите, как бы вам случайно не попалась слишком кислая партия винограда, синьор Марчелли!
— Что вы сказали?
— А то, что ваш нынешний вояж — последний...
Синьор Марчелли сунул было руку в карман, но Чавдар, не обращая на это внимания, спокойно продолжал:
— Болгария — суверенная страна, и вы не имеете права подкупать честных граждан грязными деньгами...
У синьора Марчелли отвисла челюсть, он не мог вымолвить ни слова. Спохватившись, он вынул из кармана пистолет, но в этот миг ему в спину уперлось что-то холодно-многозначительное:
— Ни с места!
— Но это произвол! Я буду жаловаться! Я — болгарин! — заикаясь произнес синьор Марчелли, пока Чавдар надевал ему наручники.