«Вышвырнуть его, как паршивую собаку... И никакой ему работы!»
«Извини, Зико, но кто это позволит сделать! Все-таки должна же быть во всем мера. Тебе мало, что я все переиначиваю из уважения к тебе. Не забывай, он может подать жалобу в более высокую инстанцию и тогда мы вылетим отсюда оба...»
«Ладно... Подписывай увольнение, то есть, я хотел сказать, переход на другую работу».
«Это не в моей власти, ты же знаешь. Нужно созвать комиссию. Все равно, будет принято мое предложение, так что не волнуйся».
«Если получится, за мною не станет. Отгуляем в Японском ресторане».
«Успеется...»
Послышался телефонный звонок.
«Да, Джамбазский слушает».
«Товарищ административный секретарь, Златанов у вас?»
«Минуточку... Златанов, это тебя...»
«Алло! Кто? Ганс? Когда ты приехал? Передай трубку вахтеру...»
«Пригласи его сюда, здесь спокойнее. Я должен уйти...»
«Добро. Алло, дядя Дим о, будь добр, проводи его в комнату административного секретаря. Да, я буду ждать его здесь...»
Последовала пауза. Затем послышался стук в дверь.
«Войдите. Битте. Познакомьтесь: Джамбазский» (Выгленов насторожился).
«Шульце».
«Добро пожаловать, Ганс! Небось, привез новые проекты?»
«На этот раз нет. Но я хотел бы, чтобы мы договорились о встрече...»
«Вы меня извините, но мне нужно идти. Здесь вы сможете поговорить спокойно! До свидания!»
«До свидания, товарищ Джамбазский!»
Пауза.
«Почему ты ему не сказал, откуда я? Как бы потом чего-нибудь не вышло».
«Не беспокойся, это мой человек».
«Что нового на культурном фронте?»
«Скоро я стану шефом института. С большими связями! Но у меня и сейчас кое-что есть... «Дружок» твой уходит в отпуск... В родное село собирается... Помнишь, я тебе говорил, что он работает над очень важным проектом? Так вот, этот проект он держит у себя в письменном столе... Дальше — твое дело...»
«Когда ты собираешься в Вену?»
«Еще документы не готовы. Но откуда ты знаешь?»
«Мне все положено знать. Но и тебе не мешает помнить, что разрешение нужно получить не только в милиции, но и у меня. Сколько времени ты собираешься там пробыть?»
«Мы с женой думаем — с месяц».
«Когда ты подал документы?»
«Месяца четыре назад... Что-то задерживают...»
«Именно это мне и не нравится. Проверь — почему задерживают... Пусть административный секретарь поинтересуется, он же твой человек...»
«Верно... Как это я сразу не догадался! А ты поможешь мне с валютой?»
«Поторопись с визой. Если мы успеем переснять проект, ты провезешь через границу пленку и получишь за это приличное вознаграждение... А вот тебе небольшой аванс...Тысячи хватит?»
«Маловато... За те документы! И за проект! — прямо скажем, мало!»
«Но ведь это только аванс. И потом, кто тебе разрешил устраивать такое грубое нападение на сотрудника милиции?»
«Но откуда мне знать! Твои люди... Я послал Йотова специально, чтобы скомпрометировать его. А что получилось? Ты бы проверил своих людей! Чуть было не раскрыли нас. Меня дважды вызывали на допрос...»
«Мог бы сам заняться операцией. Но ты же у нас витаешь в высоких сферах, а грязную работу пусть другие делают! Ну ладно, слишком долго я у тебя задержался. Вот тебе карточка гостиницы, где я остановился, и телефон...»
«Договорились. Как только получу повестку явиться за документами, сразу же тебе сообщу. Пойдем, я провожу тебя. Такой видный гость не может уйти один, без провожатого...»
Чавдар довольно улыбнулся. Эта запись послужит ключом ко многим тайнам. Предстоит самое трудное.
33
Йотов всю ночь не сомкнул глаз. Мысли его метались словно птицы, запертые в темной комнате и напрасно пытающиеся вырваться на свободу. Вновь и вновь возвращался он к событиям вчерашнего дня...
Ему позвонили по телефону и сообщили, что комиссия вынесла решение и что он может с ним ознакомиться. Он тут же оделся и отправился в институт. Никого не замечая, почти бегом проследовал мимо своей комнаты и постучался в дверь кабинета административного секретаря.
«Вот, ознакомьтесь с решением комиссии», — протянул ему листок административный секретарь, пряча глаза.
Йотов стал читать. С первых же строк буквы запрыгали у него перед глазами, но суть он все же сумел уловить. Ему ставилось в вину то, что он как руководитель института не сумел создать коллегиальную, творческую атмосферу, а посему должен уйти. Ему будет предоставлена другая работа с сохранением такой же заработной платы. Временно исполнять обязанности директора будет его заместитель Зико Златанов. Строгий выговор получает Гылыбов за беспринципный отказ от своих первоначальных показаний. «Значит, Гылыбов отказался от показаний против меня!»
«Вам предоставляется месяц оплачиваемого отпуска, пока вам подыщут новое место, согласно штатному расписанию».
«Все ясно... До свидания», — глухо вымолвил Йотов и вышел.
И теперь он тщетно пытался уснуть, ворочаясь в постели. Этот институт был создан по его предложению. Он долго не соглашался его возглавить, но вышестоящие органы распорядились, чтобы именно он, Йотов, занял место руководителя института. А ныне представитель этих органов принял сторону некомпетентной комиссии, во главе которой стоял закадычный друг Златанова, административный секретарь Джамбазский.
...Словно в калейдоскопе, в голове Йотова мелькали картины, связанные с институтской жизнью на протяжении последнего года: бесконечные заседания, протоколы, обсуждения работы института, решения... Он отлично помнил решение, принятое в связи с работой Златанова, которая тогда была признана слабой. Йотову вменялось навести порядок в институте. Первое, что он сделал, попытался наладить дисциплину. Обычно его помощники приходили на работу через час-другой после него. Не успев раздеться, они спешили заявить, что у них дела в районном комитете, или что необходимо поработать в библиотеке, и исчезали. Два-три дня в неделю они вообще не появлялись в институте, не считая должным даже объяснить свое отсутствие. Гылыбов, так тот во всех случаях жизни довольствовался лишь одним объяснением: «Мне необходимо выехать в район по делу».
Общественной работой занимались в рабочее время, а текущими делами предоставили заниматься Йотову. Причем и Златанов, и Голубов объясняли запрет Йотова выполнять общественные обязанности в часы работы тем, что он-де был аполитичен.
Однажды Йотову понадобилось прийти на работу на два часа раньше — нужно было написать доклад об институтском плане и новых рекомендациях по поводу материальной базы института. К его удивлению, вахтер сказал, что ключ от кабинета наверху, потому что в свободное время приходит печатать на машинке друг Златанова — научный работник, так сказать, использует «пустое помещение».
«Какое же вы имеете право давать ключ посторонним лицам?»
«А я и не даю посторонним лицам. С ним обычно приходит Златанов. Отпирает комнату и, оставив приятеля одного, удаляется. А незадолго до вашего прихода этот человек возвращает мне ключ, предварительно заперев кабинет».
Йотов вспыхнул от гнева. Поднимаясь по лестнице, он чувствовал, как внутри у него бушует пожар. Еще издали он услышал стрекот машинки. «Нечего сказать, он хорошо использует «пустое помещение». Постучав, Йотов вошел в кабинет. За его письменным столом расположился молодой человек с бакенбардами и буйной шевелюрой на круглой, словно футбольный мяч, голове.
«Тс-с-с... Тихо, — поднес палец к губам незнакомец. — Не разбудите ребенка, — и он кивнул в сторону дивана, на котором спал прямо в обуви десятилетний мальчик с такой же круглой головой, — Что вам угодно? Рабочее время в институте начинается через два часа...»
«Но позвольте, я — директор института...» — смущаясь неизвестно почему, сказал Йотов, в замешательстве снимая плащ и вешая на вешалку шляпу.
«Ах вот как! А почему вы так рано пришли? Знаете, у меня срочная работа. Вы ведь разрешите мне докончить?» — И, не дожидаясь ответа, он продолжал строчить.
