Паутину с крестовиком средних размеров мы обнаружили всего через пару минут.

— Возьми его на руку, — сказал Слава. — Пусть по тебе проползёт. Ну, что чувствуешь?

Я осторожно коснулся тонкой липкой нити рядом с дремлющим пауком, подставил ему палец. Паук побежал по ладошке, стало щекотно. Затем он перепрыгнул на рукав, на соседнюю ветку и стал по паутинке спускаться вниз. Страха я не испытывал, хотя ещё месяц назад никакая сила не заставила бы меня взять паука на руки. А сейчас в момент соприкосновения с этим прекрасным созданием я испытал радость. Не такую сильную, как от прыжков по деревьям, но вполне ощутимую.

— Здорово! — ответил я. — Что делаем дальше?

— Двигаем домой. После обеда ещё раз то же самое, для закрепления эффекта. А чтобы была полная гарантия, ещё и в следующее воскресенье повторим. Если испытаешь тот же восторг во второй и в третий раз, значит любой страх теперь нипочём. Ты с ним справишься без усилий. Только потом не рискуй понапрасну! Храбрость — это одно, а дурость — совсем другое. Да и вообще… Не стоит становиться катехоламиновым наркоманом! Наслаждающихся адреналином хлюпиков все вокруг презирают… А что касается норадерналиновых берсёрков — так они, просто, долго не живут!

После обеда всё повторилось. И в следующее воскресенье — тоже. Всю обратную дорогу я бегал вприпрыжку вокруг идущего по тропинке Славы и никак не мог согнать с лица довольную улыбку. А майор с каждой минутой смотрел на меня всё задумчивее и становился мрачнее… По-моему, последние сто метров пути он уже бормотал себе под нос нечто неодобрительное и даже иногда матерное…

Потом ещё с неделю, если не больше, я замечал, как внимательно прислушивается Слава ко всем моим разговорам. Видно было, что майор заметно напрягается, стоит только мне чуть более вольно, чем раньше, пошутить в присутствии начальства… И как мрачнеет его лицо, когда возникает ситуация, хоть отдалённо похожая на попытку получить искусственный катехоламиновый допинг. Но затем Слава убедился, что превращение в «гормонального наркомана» мне не грозит и успокоился…

Сторожок в мозгу сработал в пятом часу утра. Ну, наконец-то! А то я уже изождался весь. Роль веревки с колокольчиками сыграли мысли о тяготах армейской службы. Если они появились, значит, мой долгожданный гость прибыл молча и начал осмотр с каталогов. Сейчас Обаламус убедится в целостности спецхрана и проявится. Я прикрыл глаза, но сон больше не шел. Да и чего там спать-то осталось? Полчаса, не больше.

«Эх, до воскресенья ещё два дня пахать… — крутилось в голове. — Три лётных смены, будь оно всё трижды проклято!»

— Ну, как ты здесь? — раздался изнутри участливый голос пришельца.

— Да, твоими межзвёздными молитвами… — буркнул я в ответ. — То есть, хреново! Болото тут. Трясина! Почище ещё, чем в романах Куприна! Попади сейчас в нашу армию Суворов, спился бы и сгнил в лейтенантах… Зря я, дурак, тебя послушал. Нефига здесь делать! Вот разве что… Погоди-ка, а ты можешь организовать командировку в Афган? Вдруг мне там, в действующей армии, больше понравится? Может здесь только в мирное время — помойка?!

— Неужели всё так плохо? И совсем никаких просветов? Жаль-жаль… А что в свободное время делаешь? — пришелец, как я и ожидал, сразу же отодвинул разговор подальше от обсуждения опасного для нашей с ним жизни варианта. — Вдруг из твоего хобби новая профессия получиться может?

— Да, какое тут свободное время? — значит, моих следов в схронах Обаламус не обнаружил, и можно продолжать беседу по основному сценарию. — Впрочем, ты угадал! Есть одно увлечение, но это так — несерьёзно пока…

— А что это? Если, конечно, не секрет?!

— Только ты не смейся… — отвечаю ему нарочито неуверенным шепотом. — Я здесь стихи сочинять начал. Правда, они ещё не очень хорошие… Так, рифмоплётство дилетантское.

— Ну-у-у, не стесняйся… Прочти чего-нибудь! Интересно же… — вроде как заинтересовался он.

«Ах, как мы обрадовались возможности разговор в сторону увести! — мысленно усмехнулся я. — Как нам снова с червячков могильных начинать не хочется, да ещё в стране поголовной неграмотности и религиозного фанатизма…»

— Ладно, сейчас… — говорю ему вслух. — Но учти, это далеко не Есенин! Причем, пока ещё — очень далеко…

Привычным движением выключаю звонок будильника, встаю с кровати и начинаю одеваться. По будням я ночую в одноместной каптёрке, рядом с комнатой метеослужбы, так что сейчас могу декламировать вслух, не боясь разбудить соседей:

Я перевёл дух и скромно промямлил:

— А об осени ещё ничего не написал. Ну, как?

— Да, пока не очень… — выдал своё заключение пришелец. — Александр, а где этот остров?

— В Эгейском море, у греческих берегов… — отвечаю. — Там их сотни и все с такими же окончаниями: Ламос, Лесбос.

А вот… Фиг-кого ты теперь поймаешь на эти примочки! Я кое-чей реферат по психологии оч-ч-чень внимательно прочитал. Как там: «…называя собеседника по имени, вы добиваетесь от него симметричного ответа, и кроме этого, он начинает испытывать к вам дополнительную симпатию, поскольку всем людям нравится слышать своё имя». Вот и называй, хоть уназывайся. А моя симпатия к тебе да-а-авно уже накрылась «младенческой наивностью» и обросла толстым слоем «полного кретинизма»! Вот так-то, умник инопланетный!

Я довольно потянулся и начал неторопливо завязывать шнурки на ботинках. Что ж? Пора уже мыться, бриться, начинать рабочий день… Трех исковерканных «обаламусов» в одном стихотворении должно хватить для блокировки программы быстрого выхода. Добавлять пока не нужно, чтобы не догадался. Он же должен до последнего момента сохранить иллюзию интеллектуального превосходства. Вот пусть и наслаждается ей, родимой, сколько влезет…

Перед началом разведки погоды по низинам лежал туман, так что все подготовительные мероприятия проводились в этот раз не «для галочки», а в полном соответствии с инструкциями. На разведку полетел САМ, по результатам полчаса шло напряженное совещание: мой прогноз «исследовали под микроскопом». Полеты начались с получасовым опозданием и по минимуму погоды — после того, как туман сменили густая дымка и низкая подынверсионная облачность. За два часа успели проскочить все, кому эти условия были нужны.

К десяти тридцати утра облака рассеялись, и после новой разведки план полётов поменяли на ПМУ. Но с двенадцати появилась первая кучевка на высоте восемьсот метров, и мне пришлось внимательно следить за её развитием. Вторая смена началась с отдаленной грозы и продолжалась всего два часа, после чего ливни с грозами накрыли аэродром.

— Александр, у тебя тут всё время так, или сегодня что-то особенное? — спросил пришелец.

Обаламус уже не в первый раз за день пытался начать разговор, но я всё время был занят под завязку и просил его отложить.

— Особенное?! — фыркаю в ответ. — Да! Обычно вторая смена длится до половины первого ночи, а сегодня к пяти часам вечера летуны с техниками уже по домам разбегаются…