К ужасу Арлетт, ее новое, беспомощное, рабское «я» самозабвенно отвечало на поцелуи Клода. Ее губы раскрылись навстречу его жадным губам, ее ладони заскользили по груди Клода, и у нее вырвался тихий сдавленный стон.

На мгновение его объятия ослабли, но, прежде чем Арлетт успела вырваться из них, Клод вновь сцепил пальцы на ее затылке, и она ощутила его жаркое неровное дыхание на своем лице. Клод осыпал глаза, лоб и губы Арлетт быстрыми поцелуями.

— Арлетт, — слегка охрипшим голосом шептал он. — Моя дорогая…

Арлетт опустила ресницы. Ей было невыносимо трудно смотреть на него. В горле застрял комок, ей хотелось плакать от радости и жалости к себе. Доброта, все дело было в его душевной доброте! Арлетт знала, что он целовал ее только потому, что был очень добр и хотел пощадить ее чувства, не травмировать ее ранимую душу своей холодностью. Он хотел наверстать упущенное время и вернуть ей все долги, всю недополученную нежность, которой она была лишена столько лет. И разве он виноват в том, что не понял главного? Не понял, что от его объятий и поцелуев ей еще больнее и горше. Она мечтала о его любви ночи напролет с самого детства, и вот, наконец, герой ее детских грез принял облик реального земного мужчины…

Арлетт вырвалась из его объятий и отступила в сторону, но он не дал ей далеко уйти, его крепкая рука поймала ее. Клод прижал девушку к своей груди и, склонившись, припал губами к ее шее. Он целовал ее все более страстно, постепенно распаляясь. Арлетт замерла, все ее существо трепетало. Его руки становились все более смелыми. Он обхватил ими ягодицы Арлетт и прижал ее тело к себе. Она почувствовала, как что-то очень твердое уперлось ей в живот. Арлетт вдруг поняла, что Клод заявляет свои права на обладание ею, и почувствовала, что не может сопротивляться.

Был момент, когда она всерьез подумала о том, что, пожалуй, могла бы выйти за него замуж.

Рука Клода стала постепенно поднимать подол ее юбки.

— Любовь моя, — горячо шептал он, — разреши мне. Не бойся, тебе будет хорошо. Я умею это делать. Доверься мне.

Арлетт замерла, от его ласки по телу разливалась приятная истома, его жаркий шепот приводил ее в трепет, внизу живота бешено пульсировала кровь. «Я пропала, — мелькнуло в голове у Арлетт. — Но почему же так скоро! Нет, так не должно быть. Это неправильно!» — Она с силой оттолкнула Клода и быстро отошла в противоположный угол комнаты.

Остановившись на безопасном расстоянии, Арлетт посмотрела на Клода, еще не оправившегося от возбуждения.

— Нет. Мы не должны этого делать, Клод. Ведь ты мой брат, — она смотрела на него умоляющими глазами, скрестив руки на груди и потирая ладонями предплечья.

— Между нами нет кровного родства. Поэтому мы можем делать все, что нам хочется, — сухо и раздраженно ответил он. — Не так я представлял нашу встречу, — продолжил он, немного успокоившись. — Я зашел к себе в апартаменты, чтобы захватить подарок для тебя, когда Шульц доложил, что ты приехала. Но, войдя в комнату и увидев тебя на фоне окна в сиянии волос, освещенных заходящим солнцем, такую красивую, беззащитную и влекущую, я потерял голову и забыл обо всем на свете.

Он оттолкнулся от подоконника, на который до тех пор опирался, и направился в сторону Арлетт. Та с опаской отступила назад, к двери.

— Не волнуйся. Я уже в порядке. Возьми коробочку на кровати. Я сохранил ее, как и обещал.

И только тут Арлетт увидела, что на покрывале лежит та самая мамина коробочка.

— Спасибо, Клод. Это самый дорогой подарок, какой ты мог для меня сделать. — Она взяла коробочку и прижала ее к груди.

— Спокойной ночи, Арлетт. Тебе нужно отдохнуть с дороги. Надеюсь, ты найдешь здесь все самое необходимое. Ужин можешь заказать по телефону, и тебе его принесут прямо сюда.

— Да, спасибо. Но я не голодна, — ответила Арлетт и опустила глаза.

Она не могла смотреть на него, испытывая чувство неловкости от происшедшего. А еще она боялась, что глаза выдадут тайное решение, которое она приняла несколько мгновений назад.

— Спокойной ночи. — Клод ушел, тихо притворив за собой дверь.

Арлетт осталась стоять на том же месте, постепенно приходя в себя от потрясения.

Омнибус остановился на площади. Арлетт сошла и направилась к отелю «Виктория». Это роскошное аристократическое здание предпочитали представители дворянских фамилий. В огромном вестибюле — мраморные колонны, пальмы в красивых вазонах, удобные диваны полукругом. Слышалась немецкая, французская, итальянская, английская речь.

Арлетт подошла к стойке администратора и спросила, нельзя ли снять номер. Служащий обернулся к девушке с почтительным поклоном и сообщил, что освободился один номер, но он довольно скромен. Не желает ли мадемуазель сначала его осмотреть.

— Нет, нет. Я согласна на любой. Не думаю, что у вас может найтись номер, который бы мне не понравился, — ответила Арлетт с улыбкой.

— Тогда, пожалуйста, ваш номер четырнадцатый, на втором этаже. Будут ли распоряжения по поводу багажа?

— Да. Необходимо доставить его с вокзала. Вот, пожалуйста, квитанция.

— Не беспокойтесь, мадемуазель. Через час ваш багаж будет доставлен.

Арлетт хотела воспользоваться лифтом, но передумала. В отеле было все так прекрасно, что она решила насладиться каждой минутой пребывания здесь. Девушка направилась к лестнице. Интересно, что ощущала Жанетт, когда жила в «Виктории»? Радость от ощущения свободы несколько омрачилась тревожным предчувствием реакции Клода, когда он узнает, что сестра уехала не попрощавшись. Но вряд ли он может что-либо изменить в планах Арлетт. Она твердо решила избавиться от этого детского любовного дурмана. Перед ней открываются такие возможности. Нужно суметь реализовать себя в этом мире. Построить свою жизнь так, чтобы не быть зависимой от чужой воли ни в финансовом, ни в моральном плане, самой выбирать, чем заниматься, где жить и кого любить.

Арлетт вспомнила последний день пребывания в монастыре — сестры желали ей успеха в новой жизни, не без сожаления расставаясь с лучшей кружевницей, вышивальщицей и художницей, не изъявившей ни малейшего желания присоединиться к монашескому ордену. Мать Мария, настоятельница монастыря и близкая подруга Катрин, много лет назад принявшая под свою опеку ее осиротевшую дочь, была к Арлетт очень добра. Она многое сделала для того, чтобы девочка не так остро ощущала потерю матери. И когда выяснилось, что у Арлетт большие художественные способности, настоятельница подобрала ей лучших учителей живописи и рисунка. Потом Арлетт увлеклась вышивкой и плетением кружев и в этом искусстве добилась значительных успехов. Отпуская свою воспитанницу в большой мир, мать Мария была спокойна за нее. В стенах монастыря она приобрела такие знания и опыт практической работы, что это вселяло надежду на успех.

Положив руку на позолоченные перила, Арлетт помедлила, глянула вниз. Какая роскошь!

Взгляд девушки неожиданно остановился на высоком молодом человеке, одиноко стоявшем у одной из колонн. Это был тот самый незнакомец из цветочной лавки. Несмотря на то, что шляпа закрывала верхнюю часть его лица, Арлетт сразу его узнала. Он читает газету. Девушка хорошо рассмотрела его красиво очерченный тонкий нос, широкие скулы, с ямочками, чувственный рот и подбородок, свидетельствующий о твердости характера.

Прочитав статью, Сергей Дашков, именно так звали незнакомца, сунул газету в карман пальто. С плохо скрываемым нетерпением он поднял голову и посмотрел на часы над столом администратора.

И тут Арлетт увидела, что его брови и ресницы такие же темные, как и кудрявые волосы. Она не сомневалась, что он ждет женщину. Жену? Невесту? А может быть, актрису? Арлетт надеялась, что эта дама появится очень скоро и она сможет ее увидеть. Неожиданно у девушки разыгрался приступ жгучего любопытства… Но тут незнакомец поднял голову, и их глаза встретились.

У Арлетт перехватило дыхание. Стального цвета глаза, смотревшие прямо на нее, были напряженными, пронизывающими. Такому человеку лучше ни в чем не перечить. Когда их взгляды скрестились, девушка снова ощутила необъяснимое влечение к этому мужчине.