«Или злоумышленники», — подумал он. И тут же по­смеялся над своими смешными предположениями.

«Обычные ребята, чего там...»

И опять стал думать о своем...

Тем временем выехали за пределы города. Тут нет опас­ности врезаться в столб или столкнуться с встречной ма­шиной.

Ильдар устал за смену, веки слипались, он вел маши­ну почти вслепую, подремывая, лишь изредка приот­крывал глаза, чтобы убедиться, что едет в верном направ­лении.

Степь она и есть степь... Тут как в воздухе — мало шан­сов для столкновения. Жми педаль газа да придерживай баранку рукой.

А что для него «свое»? Конечно, прежде всего, — семья.

Вот подкалымит он сегодня немного, большую часть на крупные покупки оставит, но на мелочь чего-нибудь вкусненького купит детишкам. Приедет усталый домой, поест... жена хорошо у него готовит... А потом на диван — детишки на него заберутся, и кот тут же со своим непрекра­щающимся умыванием... Если бы гости приходили каж­дый раз, когда кот гостей намывал, так без гостей бы ужи­нать не садились. Хотя Ильдар и гостей любил тоже. Но де­тей больше. Так что, скорее всего, вначале на диван, изображать с дочками кучу

малу, а уж потом — за стол.

Как бы не заснуть вдруг. Тяжелая голова совсем к баран­ке согнулась.

Он уже видел перед глазами несвязную картину своего домашнего вечера с детьми, женой, котом, ужином, а как бы отдельные вспышки — то тарелку жирного бараньего супа, то личики смеющихся детей, то кота, упрямо намы­вающего гостей.

Вроде кота перед собой видел, когда и почувствовал первый удар.

Сразу и не понял, что такое случилось.

Первая резкая мысль в голове — во что-то он все-таки в открытой степи врезался.

Это уже потом следователь прокуратуры путем последо­вательного, по отдельности, допроса обоих преступников, а потом перекрестного — для проверки, где врут, — выяс­нит, как первый раз ударили Ильдара.

И чем.

Младший Ахтаев, Вениамин, ударил по затылку Ильда­ра магнитофоном. Это был самый тяжелый предмет, кото­рый оказался в салоне автомобиля.

Должно быть, перемигивались, перемигивались братья, пока не дал старший сигнал:

—

Пора, брат.

Тот и ударил.

А уж потом в дело вошел Зверь.

Как покажет следственный эксперимент, подтвержден­ный данными судмедэкспертизы, Роман, перегнувшись через спинку сиденья, несколько раз всадил нож в живот водителя.

Бить было неудобно. Так что удары, минуя печень, по­шли в бок, в нижнюю часть живота, в бедро.

Впрочем, это Роман так сказал: нож.

Судмедэксперт однозначно показал, что били заточен­ной отверткой.

Тоже — почерк.

Это потом следователь заметит, что заточка — любимое оружие Романа. Она оставляет характерные следы в теле жертвы. И потом, по почерку, можно будет сравнить раны, нанесенные многим и многим жертвам банды Ахтаевых.

Эта была — первая.

Ильдар так и не успел понять, что происходит.

Вначале страшный удар по затылку, вспышка в мозгу, усатое лицо кота, яркое солнце, туман... И почти в ту же секунду — резкая, жалящая боль в правой части живота, в верхней части бедра. Пожалуй, посильнее, чем когда был приступ аппендицита. Боль повторялась снова и снова. Ему хотелось крикнуть:

—

Хватит... Достаточно... Мне уже больно... Не надо...

Руки стали вялыми, беспомощными. Он пытался протя­нуть их к молнии, которая раз за разом ударяла его в пра­вый бок, но руки не слушались. Как и язык... Он что-то промычал, попытался оторвать пальцы от баранки и поте­рял сознание.

Это теперь уже была проблема братьев — как оторвать скрюченные за баранкой, вцепившиеся намертво в плас­тиковое рулевое колесо пальцы водителя.

Проехав несколько метров, машина остановилась.

Роман и Вениамин медленно, пьянея вышли из маши­ны. Обернулись.

Водитель сидел, уронив голову на баранку, по шее пол­зла змейка крови от удара, нанесенного в затылок магнито­фоном. На светлой куртке справа расплывалось большое кровавое пятно.

—  

Расслабился, — констатировал Вениамин, млад­ший, — теперь и руки от баранки можно оторвать.

А то, по­нимаешь, вцепился, — хохотнул он.

—

Неохота отдавать свое.

—

Было свое, стало чужое. Что с ним-то делать?

— 

Тут тракт проходит. Не стоит его тело тут выкиды­вать, давай-ка перетащи на заднее сиденье.

— 

А почему я? Почему все я да я?

— 

А что, у нас есть выбор? — злобно ощерился стар­ший брат.

—

Все я да я, — канючил Вениамин.

— 

Станешь паханом, будешь сам приказы отдавать. А пока я тут командую.

— 

Тебя тоже никто паханом не избирал, — проворчал недовольно Веня.

—

Ты будешь делать то, что я говорю, или...

—

Или? — остановился, приготовившись отразить удар старшего брата, брат младший.

—

Я сказал тебе раз, больше повторять не намерен. Ста­нешь паханом...

—

Да стану, стану... Вот увидишь, обязательно стану! — закричал, брызгая слюной, Веня.

—

Вот тогда и поговорим. А пока — перетаскивай водилу на заднее сиденье.

Вначале стащили его с переднего сиденья на холодную степную землю. Бросили вялое тело. Обыскали.

Деньги были мелкие.

Братья не сговариваясь, почти в унисон выругались, пе­реглянулись.

—

Ладно, за машину хорошие деньги получим. Не грус­ти, братан.

А вот карточка-заместитель на получение табельного оружия их порадовала.

—

Ствол у него может быть. Ищи ствол.

Обыскали одежду, салон — ствола не было.

Зато в «бардачке» нашли удостоверение сотрудника ми­лиции. Недобро переглянулись.

—

Вот уж кого я ненавижу больше всего, так это мен­тов, — сладострастно потянувшись, заметил Роман.

—

Да и я не любитель ментовского мяса, а что делать — резать-то надо, — хохотнул Вениамин. И полоснул ножом по шее лежавшего на животе Ильдара. На смуглой коже тут же выступила полоска крови.

Ильдар чуть шевельнулся, застонал.

—

А, не нравится, — возликовал Вениамин, встал на ко­лени перед телом водителя и несколько раз с размаху уда­рил его ножом в спину. — Не нравится, не нравится, — приговаривал он.

Нуралиев затих и, казалось, больше не подавал призна­ков жизни.

Когда перетаскивали его на заднее сиденье, им каза­лось, что кантуют они мертвое тело. Никаких эмоций у братьев по этому поводу не возникло: мертвяк он и есть мертвяк. Что тут думать?

Роман сел за руль и повел машину в сторону города Кас­пийска.

Россия кончилась. Это была уже земля Калмыкии.

Ехали молча. Роман думал, сколько взять за почти но­венький «Москвич», Веня дремал, ни о чем не думал. Мол­чал и Ильдар. Братья были уверены, что после таких ран он давно дал дуба.

Ближе к ночи, не доезжая села Джалыкова, в безлюдной степи Роман остановил машину.

Ильдара вытащили наружу, бросили на жесткую, по­крытую короткой, сбитой травой землю.

Он опять застонал, приоткрыл глаза.

— 

Ишь ты, «шнур»-то наш оклемался? Счастливым будет...

—

Не успеет, — рубанул Роман. И уже к Ильдару: — Что, мент поганый, жить хочешь?

Роман в левой руке держал удостоверение сержанта-водителя, а другой посвечивал на фотографию Ильдара в милицейской форме фонариком.

—

Если кровь стереть с морды, сходство есть, — конста­тировал он.

—

Так это ж он и есть! — удивился недомыслию брата Веня. Он шутку не понял.

Ильдар молчал и как будто бы от слабости или от гордо­сти, но в разговор с бандитами вступать был не намерен.