Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Поэта, увы, не вернуть. Но настало время реабилитиро­вать тех, кто был так же незаконно репрессирован вместе с ним, одновременно с ним по «сшитому» петроградскими чекистами делу о «Петроградской боевой организации»! И такая работа началась, активизировавшись после приня­тия Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.91. К «Заговору Таганцева» обратились наиболее опытные и квалифицированные сотрудники Ге­неральной прокуратуры России и Министерства безопас­ности Российской Федерации.

И в настоящее время все участники так называемой «Петроградской боевой организации», «за исключением лиц, в отношении которых отсутствуют решения след­ственных органов», реабилитированы...

Один из итальянских фильмов, кажется, так назывался: «Следствие закончено, забудьте...» Следствие и «переслед­ствие» закончены, невинно убиенные наши соотечествен­ники реабилитированы. Забыть? Что-то не получается... Хочется разобраться — почему такое вообще могло быть? Как работал сам механизм чекистских провокаций тех лет? Как вели себя на следствии арестованные? Это ведь все за­гадки, или точнее — задачки из области исторической пси­хологии, решение которых небесполезно и сегодня. Инте­ресно проследить на примере «Заговора Таганцева» и, если так можно выразиться, «демографию террора» — какие слои российского населения репрессировались (как видно из дела, далеко не только представители «привилегирован­ных классов»), какие группы населения «пользовались особым успехом» у чекистов (применительно к этому делу, например, — это бывшие кронштадтские моряки, бежав­шие после подавления восстания в Финляндию и пытав­шиеся пробраться обратно на родину, — их просто десят­ками «пристегивали» к «Заговору Таганцева» как финских шпионов) и т. д. Словом, «Дело № Н-1381» интересно и как наиболее типичное, и как весьма специфическое для тех лет, отражавшее и конкретное время, и конкретное место (Петроград). Вот почему первым моим желанием было на­писать аналитическую статью.

Но, читая «расстрельные списки», я все острей и мучи­тельней ощущал наш долг перед погибшими. Хотелось «всех поименно назвать» — университетских профессоров, юных студенток, отважных, служивших верой и правдой Отечеству офицеров, малограмотных кронштадтских мат­росов из крестьян, финских контрабандистов, переводив­ших через границу в Финляндию «политических бежен­цев» тех лет, далеких от политики домохозяек, откровенно аполитичных интеллигентов и так же откровенно антисо­ветски настроенных «контрреволюционеров», пытавших­ся хотя бы рассказать миру о «красном терроре».

Поэтому я решил совместить обе эти задачи в серии очерков, составивших документальную повесть.

Поначалу было несколько вариантов ее названия: «За­говор Таганцева», «Дело № Н-1381», «Петроградской бое­вой организации не было...», «Второй Кронштадт» (так сами чекисты называли свой «большой успех» по разобла­чению несуществовавшей контрреволюционной органи­зации в Петрограде, сравнивая его с победой над мятежни­ками Кронштадта. Учитывая бессмысленную жестокость победы, возможно, в таком сравнении и был смысл), и, на­конец, «Начальник террора». Откуда возникло это после­днее название? По «Делу Таганцева» проходил Василий Иванович Орловский (о нем мы расскажем несколько под­робнее ниже), на которого, несмотря на отсутствие каких бы то ни было доказательств, изобретательные чекисты «повесили» обвинения во взрыве памятника Володарско­му, попытке убийства и ограбления поезда Красина и мно­гое другое. Так вот, в «Деле В. И. Орловского» сказано: «Активный участник «Петроградской боевой организа­ции» был избран (!) начальником террора...» Несуразность придуманной «должности» была столь явна, что просилась в заголовок книги, ибо несуразна, фантасмагорична, чудо­вищна была вся эта спровоцированная, надуманная и от­кровенно сфальсифицированная история с «Заговором Та­ганцева». Конечно же, не был Василий Иванович «избран» на эту никогда не существовавшую должность в несуще­ствовавшей организации. Но словосочетание емкое и весь­ма красноречивое. Ведь, по сути дела, «начальниками тер­рора» в России чувствовали себя все работники чрезвычай­ных комиссий, от рядового исполнителя приговоров до самого «железного Феликса». Тем не менее окончательное название повести («Заговор, которого не было...») представ­ляется мне как автору наиболее верным и обобщающим.

Но прежде чем перейти к анализу «дел» «контрреволю­ционных организаций», составивших одно большое «дело» под названием «Заговор Таганцева», мне хотелось бы пред­ложить читателю, малознакомому с эпохой, несколько ис­торических реминисценций.

II. «Незабываемый 1921»

Читатели старшего поколения помнят такой симпатич­ный фильм с очень популярными актерами — «Незабывае­мый 1919», — он остался незабываемым для большевиков, отстоявших в борьбе с политическими противниками и собственным народом право реализовывать далее начатый в октябре 1917-го эксперимент. Конечно, это мы сейчас так воспринимаем тот далекий исторический срез. А в 30—70-е гг. наша пропаганда сделала все, чтобы мировоззрение большевиков стало мировоззрением миллионов. История была основательно переписана, и, словно по рецепту фан­таста Оруэлла, из нее были вычеркнуты многие страницы. Казалось, навсегда. Но история — старуха, как известно, насмешливая и мстительная. И сегодня мы, слава Богу, ис­торию уже не переписываем. Мы ее пытаемся восстано­вить. По возможности, объективно, стараясь и в отборе фак­тов, и в их интерпретации держать историческую дистан­цию: как советовал поэт Максимилиан Волошин, — понять и тех, и других. Но согласитесь, что субъективно в паре «па­лач—жертва» всегда больше сочувствуешь жертве — так уж устроен человек вообще, тем более — наш российский, века­ми воспитывавшийся на постулатах православия, а значит, любви и сочувствия к слабому, гонимому, преследуемому...

Итак, что же это была за эпоха, незабываемый 1921 год? Незабываемый для жертв террора, для тех, кто выжил, для родных и близких казненных...

«Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться» — эти слова В. И. Ленина милли­оны россиян учили в школах, вузах, на семинарах и полит­информациях. На протяжении десятилетий в нас заклады­вался стереотип: революция произошла в интересах наро­да, следовательно, защищая революцию, большевики и их карающий меч — ЧК защищали весь народ.

И не просто защищали, а, как писал В. И. Ленин, «до последней капли крови!» (т. 40, с. 182). До последней капли крови тех, кому революция чем-то не понравилась, а заод­но и тех, кто почему-то не нравился революционерам...

Революция начала защищаться, по сути дела, с конца 1917 — начала 1918 г., когда стало более или менее понят­но, что она несет массам, и когда у нее появились реальные противники. И в этих своих защитных мероприятиях, надо сказать, революция далеко не всегда чувствовала себя уве­ренно. Так, лишь в конце 80-х гг. стало известно, что в 1919 г., например, положение Советской власти было столь тяжелым, что большевики начали готовиться к... возвра­щению в подполье. Но, учитывая, что государственные по­зиции были под их контролем, это был совсем другой уро­вень ухода в подполье, чем, скажем, в 1905—1907 гг., — зак­ладывались клады из экспроприированных ценностей, на имя преданных партии людей осуществлялись купчие на дома, готовились документы для подпольщиков, для них читались лекции по конспирации... И вот что интересно: Россия редко училась на своих исторических ошибках. Но вот большевики сумели, похоже, учесть опыт 1919 г. в кон­це 1991—1992 гг. Однако вернемся в прошлое. Итак, «неза­бываемые» 1918—1921 гг., исторический фон событий, приведших среди других итогов и к созданию сфальсифи­цированного «Заговора Таганцева».

Когда стало ясно, что критическая отметка позади, большевики продолжили свое романтическое дело по за­щите революции «до последней капли крови». Но от кого же они защищали революцию? До последнего времени официальная точка зрения разделялась миллионами рос­сиян, а стереотип «революционер — контрреволюционер» так глубоко вошел в наше сознание и растворился в крови, что недавняя история Отечества воспринималась лишь в двух красках: черное и белое, точнее — красное и белое. А ведь история, как и жизнь, не терпит упрощения, она многоцветна. Попробуем и мы, в связи с анализом «Дела № Н-1381», восстановить некоторые ее потускневшие краски.

4
{"b":"233112","o":1}