ВИТА БРЭВИС!
— Сколько едем, а ты все молчишь и куришь… Потерпевшую, что ли, жаль, так сама виновата — слишком со многими шашни крутила…
— Нет, я о жизни чего-то задумался — как жить дальше?
— Ты, случаем, не заболел? Может, деньги кончились?
Разговор в оперативной машине
Константин проснулся и не понял, что произошло. Жены рядом не было, а из прихожей раздавались приглушенные голоса.
«Кого принесла нелегкая? — он посмотрел на светящиеся цифры электронного будильника. — Половина второго… Спать бы да спать. Звонили или стучали?..» Он опять откинул голову на подушку и вслушался. Доносилось тихое всхлипывание, приглушенный плач. Константин отбросил в сторону одеяло, нашарил ступнями невидимые в темноте тапочки и нехотя поплелся в прихожую.
На табуретке у вешалки сидела соседка — женщина лет пятидесяти-шестидесяти. Константин знал ее плохо. Кто сейчас хорошо знает соседей по подъезду? Обычное обращение: «здравствуйте — до свидания», вот и все!
— Слушай, Костя, какая у Марии Ивановны беда… — Жена взволнованно смотрела на мужа, искала у него поддержки. — Что делать, посоветуй?
При этих словах женщина уткнулась лицом в носовой платок, и плечи ее судорожно затряслись.
— Что произошло? — Константин почесал ногу об ногу. — Толком можете объяснить!
— Борис умер! Только что…
Сына соседки он знал еще хуже, чем ее. Неряшливо одетый, частенько «под мухой», неопределенного возраста мужичок, кажется, работал где-то токарем или фрезеровщиком. Главной его чертой была незаметность.
— Да ну! — удивился Константин. — А чего это с ним? Вроде недавно видел — в порядке был…
— Сердце у него… Жаловался в последнее время… — сквозь слезы ослабевшим голосом пояснила женщина.
— Посоветуй, что делать? — Светлана вопросительно смотрела на мужа. — Куда звонить?
— «Скорую» надо вызвать, — сказал Константин. — Смерть зафиксирует, а потом уже все остальное… Пойду посмотрю… — Он распахнул дверь квартиры и вышел на площадку как был, в трусах и майке.
Дверь седьмой квартиры была распахнута настежь. Борис лежал на диване, лицом вверх. Черты заострились, щеки ввалились, и кожа была заметно белой, отливала еще не в синеву, а скорее в зелень — может, виноват был скудный свет абажура. Константин приник лицом к умершему. Дыхания не ощущалось. Приложил ухо к груди — тихо. Температура на ощупь была нормальной, как у живого человека, из чего Константин сделал вывод, что умер Борис недавно — может, прошел час, а может, два…
В дверях Константина встретили испуганно-изумленные глаза жены… Она, наверное, видела, как он переворачивал покойного со спины на грудь — проверял, не появились ли еще трупные пятна, и была в ужасе от увиденного.
В своей квартире Константин набрал номер «Скорой помощи». Представившись по должности, попросил выслать бригаду. Пояснил, что особенно можно не торопиться — Борису помочь все равно уже нельзя. Константин говорил какие-то малопонятные женщинам, но, видимо, знакомые врачам слова, потому что из телефонной трубки спрашивали — это было слышно — и он отвечал. Закончив разговор, он повернулся к женщинам и коротко сказал:
— Надо ждать. Приедут…
— Ну, я пойду, — плача, сказала соседка. — Буду ждать… Ах, Боря, Боря… — в голос запричитала она. — Сыночек, на кого ты меня покинул… Горе-то какое, господи…
Жена посмотрела на Константина снизу вверх и в раздумье пробормотала, как бы спрашивая совета:
— Надо что-то делать. Как помочь?
— Что ты сделаешь? — с легким раздражением буркнул Константин. — Финита ля комедия…
— Надо хотя бы посидеть с ней — нельзя же оставлять ее совсем одну в таком горе.
— Ну, посиди, — охотно согласился Константин. — Только тебе завтра на работу…
— Где у нас валерьянка? — засуетилась жена.
— Где, где, в шкафчике на кухне. Возьми на всякий случай нашатырь и вату… Мало ли что… — зевнул он.
Жена заметила зевок и снова посмотрела испуганно-удивленно. Только теперь в ее взгляде появилось что-то новое… То ли недоумение, то ли раздражение. Константин этого не заметил и пошел в ванную комнату мыть руки — это прочно вошло в привычку, было доведено до автоматизма — будь то осмотр места происшествия или посещение анатомички — при первой возможности сильная струя воды и мыло.
— Порядок! — Он посмотрел на розовые пальцы с аккуратно подстриженными ногтями. — Теперь можно продолжить прерванные занятия… — он сладко зевнул, потягиваясь.
Жена была еще дома — она переодевалась, меняла халат на темное платье, подходящее к печальному моменту, достала черную косынку…
— Дверь за тобой прикрыть или возьмешь ключи? — спросил Константин, укладываясь.
Светлана подошла к нему, села на краешек тахты и твердо, незнакомым, с чужими интонациями, голосом сказала, словно отчитала:
— А ты, оказывается, сухарь! Хоть бы посочувствовал…
Константина как будто окатили кипятком. Он не мог понять, что произошло в эти минуты, — казалось, только что все было нормально, и вдруг такие слова… Он хотел что-то ответить, но застыл с открытым ртом. Не дождавшись ответа, Светлана вышла из комнаты, и тотчас послышался щелчок замка входной двери. Сна как не бывало. Он сел на кровати, помотал, недоумевая, из стороны в сторону головой, будто пытался прогнать наваждение. Нет, никакой ошибки не было — такого ему не доводилось слышать ни разу за все годы семейной жизни. И главное, за что? Из-за кого? Черт бы побрал этого алкоголика…
Константин пошел на кухню, зажег свет, достал из шкафчика «обойму» крохотных таблеток тазепама и выпил сразу две штуки… Хоть еще поспать немного… В принципе до семи времени достаточно…
Он кряхтя лег на кровать и повернулся на бок. Тело чувствовало свежие, только вчера заправленные, простыни. Стал думать о том, что произошло, вспоминать слова жены…
Спать не хотелось! Он понимал, что надо как-то разобраться в этой ситуации, надо искать пути примирения, но как это сделать? Сначала хорошо бы осознать вину… Он и не заметил, как мысли его обратились к привычной обстановке работы, службы, в памяти пронеслись самые разные картины, а потом осталась одна, а остальные таяли, таяли и растворялись в сумерках сознания… Константин помнил тот выезд так отчетливо, что можно было подумать — произошел он только вчера, а он был давно и даже не в этом городе…
Все дома в Прикумске стояли на сваях, словно сказочные многоэтажные избушки. Это была не прихоть строителей — этого требовала вечная мерзлота…
В первый момент, когда хлопнула задубевшая от мороза дверь подъезда, разглядеть что-либо было трудно. Тусклая сорокасвечовка, болтавшаяся на недосягаемой высоте, была засижена мухами. Протереть ее никто не удосужился — радетелей за общественное не нашлось.
У Константина сложилось впечатление, что жители чувствуют себя в этом городе временными постояльцами, которые приехали в Прикумск, чтобы быстро заработать «длинные рубли» и вернуться домой. По мнению прикумчан, обращать внимание на такие мелочи, как тусклые лампочки, обшарпанные стены подъездов, сорванные поручни перил, мусор на улицах, не стоило — пусть, по крайней мере, этим занимаются те, думали они, кто приехал работать в жилконторы всякими там дворниками, плотниками, сантехниками…
Безразличие приезжих постепенно вошло в кровь и обычаи местных жителей.
С верхних этажей, из квартир, доносилась приятная музыка, раздавался веселый смех, голоса. Снизу, из-под лестницы, слышалась методичная капель из неплотного сочленения отопительных труб.
— Осторожнее, товарищи, — предупредил недовольный голос.
Константин узнал его — он принадлежал оперуполномоченному Алексею Локтеву. С Алексеем они работали не первый год и научились понимать друг друга с полуслова.
— Тут наледь под батареей… — повторил Алексей. — Не поскользнитесь!
Константин послушался совета и шагнул в сторону. Что-то невидимое больно стукнуло в бедро, деревянно загрохотало по полу. Кажется, это был сорвавшийся поручень перил…