Поражение царских войск на фронтах и ухудшение внутриэкономического положения страны летом 1915 г. еще более обострили политическую обстановку на Балтийском флоте. Недовольство империалистической войной, военной службой, ненависть к офицерам постепенно перерастали в недовольство существующими порядками на флоте и государственным строем в стране. Настроения матросских масс приобретали подлинно революционный характер. Так на Балтийском флоте создались благоприятные условия для развертывания партийной работы и роста большевистских партийных организаций.
К осени 1915 г. партийные группы и ячейки возникли на многих кораблях и в береговых частях Балтийского флота. Наиболее сильные большевистские партийные организации в это время были на линейных кораблях “Император Павел I”, “Петропавловск”, “Цесаревич” и крейсерах “Адмирал Макаров”, “Аврора” и “Диана”.
Руководил партийной организацией на “Гангуте” В.Ф. Полухин, не новичок на Балтийском флоте. Ранее он служил на крейсере “Адмирал Макаров”, подписался на сверхсрочную службу, но был уволен с флота в 1913 г. “по неблагонадежности”. С началом войны его призвали из запаса на флот и назначили гальванером на линейный корабль “Гангут”. Чуть раньше В.Ф. Полухина прибыл на корабль член РСДРП(б) К.И. Пронскнй. До призыва во флот он работал на Константиновском железопрокатном заводе и на рудниках Кривого Рога, принимал участие в рабочем движении. Полухин и Пронский развернули пропаганду большевистских идей на корабле, стали вовлекать в подпольную работу наиболее надежных матросов. Местом сбора стала гальваническая каюта. Частыми гостями были матрос Павел Куренков, кочегарный унтер-офицер Григорий Ваганов, матрос 1-й роты Ефим Фадеев, матрос 3-й роты Иван Исачкин, комендор Александр Санников, машинист Михаил Петров и гальванеры Питляк, Ерофеев, Талалаев, Мазуров. На “Гангуте” и других кораблях 1-й бригады линкоров были организованы кружки революционно настроенных матросов. Для большей конспирации они строились по пятеркам. В роте могло быть две-три такие пятерки, не связанные между собой, а иногда даже пять-шесть. Матросы знали только руководителя пятерки.
Однако партийные организации кораблей и береговых частей Гельсингфорса и Свеаборга не были связаны не только с руководящими органами партии, но и между собой. Это подтверждает в своих воспоминаниях один из старейших балтийских большевиков-подпольщиков Н.А. Ховрин, служивший в то время на линкоре “Император Павел I”. “К осени 1915 г. наша подпольная организация была уже довольно многочисленной, но нас беспокоило отсутствие связи с другими кораблями и базами”.
На флоте назревала революционная ситуация, и все острее вставал вопрос об объединении разрозненных ячеек на кораблях и в частях, об организации надежной связи с руководством большевистской партии в целях сплочения революционных сил и предотвращения стихийных выступлений матросов отдельных кораблей.
Первыми на Балтийском флоте против жестокого обращения и произвола офицеров, плохих условий быта и пищи в сентябре 1915 г. выступила команда броненосного крейсера “Россия”. С корабля списали 16 матросов, в том числе руководителя большевистской организации Т.И. Ульянцева. Но разгромить большевистскую организацию корабля не удалось. Вскоре ее возглавил Л.П. Чубунов.
Решающим событием в жизни Балтийского флота, еще раз показавшим необходимость объединения партийных организаций отдельных кораблей и береговых частей, установления надежной связи с Петроградским комитетом (ПК) РСДРП(б), явилось революционное выступление моряков линейного корабля “Гангут” в октябре 1915 г.
Из донесения командующего флотом Балтийского моря В.А. Канина главнокомандующему войсками Северного фронта Н.В. Рузскому о волнениях, на линейном, корабле “Гангут” 22 октября 1915 г. Секретно
“Доношу Вашему Высокопревосходительству, что 19-го сего октября вечером на линейном корабле “Гангут” произошли беспорядки, предлогом для которых послужило недовольство команды пищей. Принятыми на корабле личным составом мерами беспорядки в тот же вечер были прекращены”.
В боевом походе
Что же на самом деле скрывалось за скупыми строками донесения, в котором события на линкоре “Гангут” командующий флотом Балтийского моря В.А. Канин именовал “беспорядками”?
В сентябре и октябре 1915 г, линкор “Гангут” стоял на бочках на внутреннем Свеаборгском рейде Гельсингфорса. Команда корабля снимала защитные противоторпедные сети, которые оказались малоэффективными против современных торпед, значительно снижали скорость корабля и ухудшали его маневренность. 17 октября во второй половине дня строевой матрос 3-й роты И. Михайлов, неся вахту у корабельной рынды, вытащил из кармана бушлата какую-то бумажку и стал ее читать. Когда матрос закончил чтение и сунул бумажку за голенище сапога, к нему быстро подошел лейтенант Б.Г. Кнюпфер, который все время наблюдал за ним. В этот же момент из боевой рубки вышел вахтенный офицер лейтенант А.Н. Королев. Быстро сообразив в чем дело, Михайлов строевым шагом подошел к вахтенному офицеру, вынул из-за голенища бумажку и четко доложил; “Ваше благородие, кто-то сунул мне в карман бушлата эту бумажку”. Королев взял бумажку, прочел ее, а затем показал лейтенанту Кнюпферу. Оказалось, что это написанная печатными буквами листовка, в которой матросы 2-й бригады линейных кораблей призывали к забастовке 1-ю бригаду.
Посовещавшись, оба офицера быстро скрылись в соседнем люке. Через 15–20 минут Михайлова вызвали в каюту командира корабля капитала 1 ранга Кедрова. Там уж находились ревизор корабля, старший офицер и лейтенанты Королев и Кнюпфер. На столе перед Кедровым лежала листовка. “Как попала к тебе эта листовка?” — сразу же последовал вопрос командира корабля. Михайлов повторил то же самое, что доложил вахтенному офицеру. Допрос продолжался более 2 часов, но матрос упорно стоял на своем. Утром следующего дня Михайлова в сопровождении двух конвоиров посадили в шлюпку и отправили на блокшив № 3, который служил плавучей тюрьмой.
О появлении листовок на линкоре показали также на следствии матрос Безруков, фельдфебель Понурин, боцман Комиссаров и унтер-офицер Хандриков. Но сами листовки следствию представлены не были, куда они исчезли так и не установили. Так как большевики выступали против неподготовленных стихийных действий, можно предположить, что листовки исходили от анархо-эсеровских элементов, которых в то время было много на линейных кораблях 1-й и 2-й бригад. По-видимому, листовок на корабле было немного и с ними не успели ознакомиться все матросы. Поэтому связывать выступление моряков, происшедшее через несколько дней, с появлением листовок, призывающих к открытому бунту, нет оснований.
После этого случая офицеры корабля, встревоженные появлением прокламаций, стали проявлять еще большую жестокость по отношению к матросам, но добились совершенно противоположных результатов.
19 октября с утра на “Гангуте” началась погрузка угля. В предутреннем тумане к борту линкора пришвартовались баржи, груженные углем. Команда корабля поротно разошлась к отведенным расписанием местам погрузки. На кормовой башне заиграл духовой оркестр, начался аврал по погрузке. Часть матросов спустилась в трюмы баржи и засыпала уголь в большие шестипудовые мешки, окантованные тросом. Мешки с углем подтаскивали к огромным люкам в палубе баржи, в которые с линкора опускали специальный стальной трос с петлями. На трос нанизывали 15–20 таких мешков, а затем эту своеобразную гирлянду медленно выбирали корабельной электролебедкой. Мешки тяжело ложились на палубу, и матросы быстро опорожняли их в угольные ямы. Над кораблем и баржами стояло облако черной пыли. Она попадала в глаза, забивалась в нос и горло. Часть угля грузили вручную. Для этого с палубы корабля на тросах спускали специальные беседки, на них грузили мешки, и затем поднимали наверх.
Сменялись угольные баржи у борта линкора, надрывно гремел оркестр. Уставшим людям казалось, что авралу не будет конца. Уже закончилась погрузка на линкорах “Император Павел I” и “Петропавловск”, стоявших рядом. Наконец заполнились и угольные ямы “Гангута”, раздалась команда: “Закончить погрузку угля, начать большую приборку!”.
