Сюда не долетают. Безмятежно
Высокие деревья шелестят,
Как будто ласково оберегают
Мое уединенное раздумье.
Как изменилось все в моей душе
С тех пор, как, мирный отчий дом покинув,
В Олимпию коней направил я.
Бывало я, беспечно размышляя,
Причудливые нити ощущений
Распутывать умел — и открывалась
Мне жизнь с вершины ясного
Познанья. А ныне теплой тьмою летней ночи
Я окружен, и сладостно и тяжко
Туман окутал мой усталый разум,
И мысли, будто дальние зарницы,
В мучительной тревожной темноте
Причудливыми вспышками мелькают.
Минувшее мое покрыто мглой,
Едва могу я вспомнить день вчерашний
И только что ушедшие часы.
И вот себя я спрашиваю снова:
Ты ль это был? В счастливый день победы
Ты ль рядом с ней в Олимпии стоял?
Твое ли имя в возгласах восторга
С ее прекрасным именем сплеталось,
Когда народ ей славу возглашал?
Нет, не поверю! Не могу поверить!
О боги! Как ничтожен человек!
Надежды, окрылявшие его,
Свершаясь, отуманивают разум.
Когда ее не видел и не знал я,
Когда лишь смутным обликом она
В моем воображенье рисовалась,
Тогда казалось мне, что жизнь мою
Я отдал бы за взгляд ее очей
И за одно приветливое слово.
А вот теперь, когда она моя,
Когда из коконов моей мечты
Сверкающие бабочки явились,
Теперь я сам не знаю, что со мной!
Я в нерешительности, я в раздумье!
Мне кажется, я стал совсем иным:
Я всех родных забыл, когда-то милых…
Отец и мать! Как мог я вас забыть!
Давно я вам вестей не посылал!
Как мог я! Вы, несчастные, быть может,
Уже мою оплакали кончину…
А может быть, до вас дошла молва,
Что ваш любимый сын, который вами
В Олимпию на состязанье послан,
Блаженствует в объятиях Сафо.
Кто смеет осуждать ее за это?
Она — всех женщин мира украшенье.
А если зависть ядовитым жалом
Ее коснется, о, тогда, клянусь,-
Бесстрашно встану на ее защиту.
Когда ее увидит мой отец,
Откинет даже он предубежденье,
В груди его зиявшее, как рана,
Что женщины, владеющие даром
Игры на цитре, — наглы и порочны…
(Задумывается.)
Сюда идут… Я слышу крик веселый…
Скорей уйти бы! Но куда? А, вот…
(Прячется в грот.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Входят Евхарида, Мелитта, рабыни с венками и
Евхарида (весело)
Эй, девушки! Цветов сюда, цветов!
Цветов, как можно больше! Мы украсим
И дом, и двор, и двери, и колонны!
Украсим даже цветники цветами!
Сегодня повелительница наша
Дает прекрасный праздник в честь любви.
Девушки (подавая и показывая цветы)
Вот, посмотри!
Они начинают украшать венками и гирляндами ветви
и колонны.
Евхарида
Чудесные! Мелитта,
Где, милая, твои цветы?
Мелитта
(смотрит на свои пустые руки)
Мои?
Евхарида
Ну да, твои! О чем ты размечталась?
Ты позабыла принести цветы?
Мелитта
Я принесу…
Евхарида
Не двигается с места,
А говорит: «я принесу!» Смотрите!
Притворщица! Признайся откровенно:
Ну, что случилось? Почему сегодня
Так часто за столом сама Сафо
С улыбкою насмешливо-лукавой
Смотрела на тебя, а ты краснела,
В мучительном смущенье забывая
Прислуживать любимой госпоже;
Когда же поднести почетный кубок
Тебе Сафо велела чужеземцу
Прекрасному — ты вовсе оробела,
А госпожа воскликнула внезапно:
«Мелитта, опусти глаза!»
И тут Ты растерялась, и вино из кубка
На чистый пол струею полилось.
Тогда сама Сафо смеяться стала.
Что значит это все? Признайся нам!
Не отпирайся, милая, напрасно!
Мелитта
Оставь меня!
Евхарида
Нет, нет, не жди пощады!
Смелей, дитя, открыто говори!
Да что это с тобой? Я вижу слезы?
Притворщица! Ну, я молчу, молчу!
Не буду больше, не сердись же, полно!
Цветов нам не хватило. Мы пойдем
И принесем еще, а ты, Мелитта,
Плети пока венки из этих роз.
Но успокойся, девочка, не плачь!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Мелитта, одна. Она садится на дерновую скамью и принимается плести венок. Потом печально качает головой и кладет недоплетенный венок около себя.
Мелитта
Нет, не могу я! Голова болит,
И сердце бедное тревожно бьется.
Как одинока я и как несчастна
В чужом краю, от родины вдали!
Я руки протянула бы к любимым,
Но цепи рабства на руках моих.
Как одинока я и как несчастна!
Никто не вспоминает обо мне!
Смотрю я со слезами, как любимых
Родные нежно к сердцу прижимают,-
Ко мне — увы! — ничье не рвется сердце:
Нет у меня друзей в чужом краю.
Смотрю я, как бегут гурьбою дети
Отцу навстречу, как целуют нежно
И лоб его и волосы его.
А мой отец далеко, за морями,
Он не услышит моего привета,
Не поцелует и не приголубит.
Конечно, все здесь ласковы со мной,
Но это не любовь, а только жалость,
Которая порою и рабыне
Способна бросить нежные слова.
Из тех же уст, увы, как часто слышу
Я злые и презрительные шутки.
Свободные вольны в словах своих,
Они вольны любить и ненавидеть,
Вольны открыто чувства выражать,
Они одеты в золото и пурпур,
Они к себе все взоры привлекают,
А на рабыню бедную никто
Не взглянет и никто о ней не вспомнит,
Не спросит, не подумает о ней!
О боги! Часто щедрою рукою
В ответ на робкие мои молитвы
Вы мне дарили, что просила я.
Внемлите мне и ныне благосклонно!
О, дайте мне вернуться в отчий дом,
Чтоб я могла к родной груди прижаться
И выплакать тоску мою и боль!
Верните мне родных, о боги, боги!
Или меня, несчастную, возьмите
К себе! К себе! К себе!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Фаон, Мелитта. Фаон во время монолога Мелитты вышел из грота, но стоял в тени, прислушиваясь; теперь он приближается к Мелитте и кладет ей руку на плечо.
Фаон
Так молода и так печальна?
Мелитта
(испуганно)
Ах!
Фаон
Я слышал только что, как ты молила
Богов о ласке друга. Я твой друг.
У нас с тобой печаль одна и та же —
А ведь печаль сближает всех несчастных,-
И я скучаю о любимых близких,
И я тоскую о земле родной.
Поделимся же грустными мечтами,
И, может быть, друг друга мы утешим.
Но что же ты молчишь? Ты мне не веришь?
Ну, посмотри же мне в глаза! Клянусь,
Я умысла дурного не имею.
(Берет ее за подбородок и смотрит ей в лицо.)
Тебя узнал я, милый виночерпий!
Вчера вином ты угостила славно,
Но не меня, а каменные плиты.
Ужели ты от этого робеешь?
Но почему же? Это пустяки.
Мы с госпожой твоей лишь посмеялись.
Мелитта при последних словах вздрагивает, поднимает глаза, пристально смотрит в лицо Фаона, встает и хочет уйти.
Дитя! Я не хотел тебя обидеть!
Как строго ты взглянула на меня.
Нет. Мы должны поговорить. Постой!
Еще во время пира я заметил,
Среди разгула шумного веселья,
Как ты сияла тихой красотой.
Кто ты? И почему ты здесь одна?
Ты за столом прислуживала, словно
Рабыням из сочувствия хотела
Помочь немного, но ведь ты…
Мелитта
Рабыня!
(Отворачивается и хочет уйти.)
Фаон
(удерживая ее)
Не может быть!
Мелитта
Чего же от рабыни
Ты хочешь, господин? Оставь меня:
В сердцах рабов сочувствие найду я.
(Слезы мешают ей говорить.)
О боги! Да возьмите же меня!
