На станции Нергешуйфалу Йолан сойдет, а Самуэли поедет дальше, в Шопрон, «выяснять обстановку» в городе и области. Так предписала директория революционного Правительственного Совета. Оно, конечно, выяснить обстановку никогда нелишне. Но комиссар Правительственного Совета в Шопроне Шандор Кельнер сегодня прислал телефонограмму: «У нас порядок и спокойствие». И если уж он сообщил столь лаконично и определенно, значит, и в самом деле в тех местах все спокойно и выяснять там, собственно, нечего.
На Чепельском металлургическом комбинате, на вагоностроительном заводе «Ганц» и на других предприятиях совещания коммунистов но поводу предстоящего создания самостоятельной партии прошли успешно. Проводились они конспиративно, и все-таки после первых же совещаний правые насторожились; с чего это Тибор Самуэли вдруг зачастил на предприятия? Чтобы усыпить их подозрения, Тибору пришлось немедленно устраниться от этого дела. «Ну вот я и лишен возможности помочь делу воссоздания партии, — с грустью думал он. — Дали другое задание: проверить, как организован летний отдых детей в окрестностях Шиофока — на берегу озера Балатон.
Что ж, неплохое дело… И еще одно: нужно дать конкретные предложения по созданию новой ежедневной газеты — «Коммунист»… Бела Кун намечает сделать меня редактором. Работа увлекательная, конечно… Мятежи подавлены; видно, заговорщики разыграли все свои козыри. На фронте затишье. Чрезвычайному трибуналу, к счастью, делать нечего. А поручение Правительственного Совета «выяснить обстановку»… — одна видимость. Просто считают неудобным сказать прямо, что не нашлось сейчас для меня более ответственного задания. А все из-за происков правых. Пользуясь поддержкой дипломатов Антанты, они упрочили свои позиции и, осмелев, снова выступают с открытым забралом».
«И зачем я согласился выполнять это пустяковое задание? — с горечью спросил он себя и сам же ответил: — Да только затем, чтобы не сидеть дома сложа руки».
«Сложа руки»… Странные слова! Очнувшись от невеселых мыслей, Тибор с недоумением оглянулся: вокруг ни души. Тяжело вздохнув, он отвернулся от окна. Всю ночь глядеть в темноту — занятие не из приятных. Тоскливо для его деятельной натуры.
А поезд все ускорял ход. Дребезжала неплотно прикрытая дверь. Самуэли прижал ее, закрыл на задвижку — не то проснется Йолан. За стеклянной дверью тамбура стоял часовой, прислонившись к стене и прижав винтовку с примкнутым штыком, он чему-то мечтательно улыбался, глядя в открытое окно. Самуэли подошел к нему.
— Что нового, товарищ Палинкаш. Чем любуетесь?
Часовой вытянулся перед Самуэли, окинул себя быстрым взглядом: все ли в порядке? Тибор проследил за взглядом часового. Да, все как положено: кожанка аккуратно застегнута, ремень туго затянут.
— Любуюсь звездой, товарищ народный комиссар. Видите, вон та, голубоватая. Нынче, 9 июля, ночью, в центре северного полушария неба стоит Вега, самая яркая звезда созвездия Лиры… Вы только взгляните, товарищ народный комиссар, до чего же яркая и пятиконечная…
— Нам, товарищ Палинкаш, все звезды кажутся пятиконечными.
Улыбаясь, Тибор вышел в коридор, плотно прикрыл за собой тряскую дверь. Палинкаш по специальности шофер, но вот, оказывается, интересуется астрономией, звезды любит. Впрочем, тем, кто водит машину, нередко приходится коротать ночь под открытым небом. Славные парни! А каких только небылиц про них не рассказывают! Но Тибор, работая с ними ежедневно и еженощно, хорошо знает, что его бойцы — не только отважные и суровые, они — мыслящие, глубоко и тонко чувствующие люди.
Он осторожно приоткрыл дверь в купе, взглянул, не проснулась ли Йолан.
Как и все бойцы отряда, Тибор занимал мягкое купе второго класса. Только обычно постель стелят на одном сиденье, а сегодня застелено и второе. Льется с потолка тусклый лиловатый свет ночника. Черной тенью лежат на подушке темные волосы Йолан. Тибор очень любит жену, и ему грустно, что они так редко бывают вместе. Сегодня Йолан в первый раз вместе с ним в поезде. В какой восторг привели ее чистота и порядок! Тибор улыбнулся, вспомнив, как она вошла в купе и сразу же стала деловито устраиваться. Хозяйским взглядом окинула каждый предмет, словно давая понять, что решила здесь обосноваться надолго.
Склонившись над Йолан, Тибор с нежностью всматривался в лицо. И, почувствовав его взгляд, она глубоко вздохнула, повернулась к нему и улыбнулась во сне. «Пройдет совсем немного времени, — подумал Тибор, — и мне придется опять расстаться с этим милым, улыбающимся лицом. Нергешуйфалу уже скоро…»
Крутой поворот — вагон накренился, и Тибор, потеряв равновесие, коснулся руки Йолан.
— Ты уже встал? — спросила она в полусне, чуть приоткрыв глаза.
— Я еще не ложился.
— Собираешься лечь?
— Да, пора бы на отдых. Вот только обойду состав. Я всегда перед сном делаю обход.
Самуэли держался за багажную сетку. В такт колесам подрагивали мольберт, подрамники, ящик с красками. Художественное училище на лето выезжает в Нергешуйфалу, чтобы быть поближе к мастеру живописи Кернштоку, который живет там на даче.
Народный комиссариат пропаганды предоставил Йолан отпуск, и она едет тоже туда. Будет рисовать, писать пейзажи. Правда, они с Тибором опять будут жить в разлуке, как всегда, — с самого начала…
Йолан вскочила с постели и широко раскрытыми глазами взглянула на мужа. Сон словно рукой сняло.
— Тибор, — тихо проговорила она, — я ведь могу поехать в Нергешуйфалу и через неделю…
Тибор промолчал. Нет, не может он позволить этого! Нельзя Йолан оставаться в поезде. Невозможно. Иначе он должен будет каждому бойцу разрешить жить здесь с женой. А что, если в Шопроне Йолан поселится в гостинице?.. Но тогда и другие захотят поселить в гостинице своих близких. У всех только и будет на уме — как бы улизнуть в город. Нет, нет, дисциплина прежде всего! И Тибор в ответ на слова жены отрицательно покачал головой.
Но Йолан словно и не заметила его отказа.
— Не хочу быть навязчивой. Но, может быть… вше остаться с тобой? На этот раз вы едете не на боевую операцию? Правда, ведь?
— Когда будем подъезжать к Токоду, я разбужу тебя, — твердо ответил Тибор. — Тогда и поговорим, а сейчас спи. Мне еще надо обойти поезд. Пойми, — вдруг ласково произнес он. — У нас здесь казарменный режим. Нельзя тебе оставаться. — Тибор, наклонившись, поцеловал жену и ласково погладил ее руку. — Поспи еще немного…
Он вышел из купе. «Ничего, скоро будет легче! Тогда на все хватит времени — и личная жизнь не будет мешать выполнению общественного долга… Однако и в самом деле пора пройти по вагонам».
Тибор идет быстро. Стеклянная дверь в купе Лейрица зашторена. В купе у Ласло темно, даже ночник не горит. Зато ярко освещено купе членов трибунала.
Янош Кёвеш расположился за откидным столиком возле окна н что-то подсчитывает. Заметив Самуэли, он козыряет ему. Напротив Яноша спит на своей полке Браун, крепко спит, как сурок, даже яркий свет лампы не мешает ему. Оба члена трибунала — Кёвеш и Браун — по совместительству уполномоченные Советского правительства по обеспечению Будапешта продовольствием. Им вменено в обязанность налагать на население «контрибуцию». Хлопотное это и опасное дело! Откозырнув Кёвешу, Самуэли подумал с невольной завистью: «У него столько дел, что дня не хватает».
…Тибор шел по коридору от одного купе к другому. «Гражданская специальность Брауна, — припоминал он, — токарь по металлу. В Хайдусобосло он с винтовкой в руках стоял возле окна в здании городского Совета и внимательно следил за тем, что происходило на улице (город был захвачен румынами). Янош Кёвеш держал наготове гранату — а вдруг румыны обнаружат их и нападут! И в то же время оба внимательно слушали допрос трех предателей, который шел в Совете».
Трудно им пришлось в тот день, но ничего не смогло помешать трибуналу вынести суровый и справедливый приговор.
Как давно это было!.. Как много дней и недель прошло с тех пор!.. А сколько событий!
Каждый месяц диктатуры пролетариата не похож на другой. С 21 марта, со дня победы революции до середины апреля, дни шли под знаком революционного подъема, а во второй половине апреля возникли неразбериха и разброд, пришлось наводить порядок.
