— Почему погибшей? — громко спросил коренастый кузнец, слегка покачиваясь на широко расставленных ногах. — Наоборот — вечно живой! Так воздадим же ей должное!
— Отставить политику! — грубо осадил его старший мастер. — В ближайшее время правительство намерено провести выборы. Вот тогда и наговоритесь.
— Нам нужны немедленные действия, а не болтовня о демократии!
Эдеш помрачнел и, топнув ногой, заорал:
— Я требую следовать указаниям нашей социал-демократической партии!
Один из рабочих-металлистов, угрожающе теребя курчавую бородку, которую он, видно, отрастил в плену, не спеша подошел к старшему мастеру, снял у него с головы черный жесткий котелок и сунул под паровой молот. Бух! — и через мгновение в руках рабочего оказался большой черный блин. Он протянул его Эдешу.
— Как вы смеете? Что это значит? — прохрипел мастер.
— Сыты по горло! Скажите спасибо, что это шляпа, а не ваша голова, господин Гнидаш!
— Когда шла война, вы громче всех кричали: «Все для фронта!», — а теперь вдруг, как и мы, социал-демократом называетесь? Как это прикажете понимать? — спросил кузнец.
Курчавобородый вынес из застекленной конторы цеха профсоюзное знамя и торжественно снял с него чехол.
— Вперед, товарищи! Даешь Венгерскую коммуну!
Гудит, бурлит площадь Темплом на острове Чепель. Здесь собралось более пяти тысяч человек. Над людским морем, словно языки пламени, развеваются красные полотнища. «Даешь пролетарскую диктатуру!»— доносится отовсюду. — «Долой социал-демократических предателей!»
И вдруг все смолкло. Над тысячами человеческих голов возникла фигура оратора. Он предлагает принять резолюцию. В самый дальний конец площади ветер доносит его голос:
— Рабочие чепельских заводов, убедившись, что руководство социал-демократической партии свернуло с пути классовой борьбы, выражают свое несогласие с его позицией. Соглашательская политика социал-демократическпх лидеров по отношению к буржуазным партиям препятствует освобождению пролетариата, отодвигает час победы…
— А как же с выборами? — вклинивается чей-то возглас, но его заглушает резкий свист.
— Долой выборы! Даешь пролетарскую диктатуру! Хватит обещаний! Не о голосах заботиться надо — о наших нуждах! — несется со всех концов.
Оратор откашливается и вновь звучит его голос:
— …Мы против выборов. Этот трюк дает буржуазии возможность выиграть время, чтобы политически организоваться, саботировать производство, вывести из строя оборудование. Он отодвигает сроки организации планового производства, а белогвардейцам дает возможность собраться с силами…
— Правильно!
— Но позвольте, — снует в толпе старший мастер Эдеш, — мы собрались, чтобы отдать дань уважения погибшей Парижской коммуне.
— …Рабочие Чепеля требуют установить пролетарскую диктатуру! Пролетариат целиком и полностью принимает программу коммунистической партии…
— Но позвольте… разве мы для этого собрались?
Мы пришли отметить годовщину… — не унимается старший мастер.
— …Рабочий класс Чепеля требует немедленно освободить арестованных коммунистов. Принимая это законное и справедливое решение, митинг призывает рабочих всех будапештских заводов и фабрик присоединиться к нему!
Поднимается председательствующий:
— А теперь, товарищи, проголосуем. Кто за резолюцию?
Лес рук взметнулся над площадью.
— Кто против?
Толпа замерла, темнеют шапки и шляпы. Но вот несмело поднялась одна… вторая, третья рука.
— Кто воздержался?
Нет таковых.
— Объявляю результаты: более пяти тысяч — за… Трое против! Пролетариат Чепеля подавляющим большинством принял предложенную резолюцию!
— Да здравствует Венгерская коммуна!
В воздух полетели шапки, загремели аплодисменты.
А два часа спустя на письменном столе Самуэли уже лежал отчет о митинге.
— Началось!
Последние дни второй состав ЦК регулярно пересылал ему списки социал-демократических функционеров и известных буржуазных радикалов, изъявивших желание вступить в компартию. С каждым днем списки становились все длиннее. Массовый приток в партию свидетельствовал о том, что наступил переломный момент. Но это не мешало Тибору безжалостно вычеркивать из списков многих людей. Он понимал, что наряду с честными людьми в партию стремятся попасть карьеристы! Нужно было ясное и определенное слово рабочих. И вот оно, это слово! Второй состав ЦК сообщил: «Рабочие массы на всех предприятиях торопят с провозглашением пролетарской диктатуры». Первый состав ЦК извещал: «Игнац Богар и другие социал-демократические лидеры, посетившие пересыльную тюрьму, зондировали почву относительно объединения партий…»
Утром Тибор из Приюта инвалидов отправил обоим органам донесение: «Личный состав автополка, бронепоездов и артиллеристы перешли на пашу сторону. Две батареи, расположенные в крепости, готовы оказать поддержку в любую минуту. Рабочие дружины в боевой готовности».
Все три сообщения говорили об одном: решающий момент наступил!
19 марта 1919 года в первой половине дня дочь бывшего наместника Хорватии и дочь члена верхней палаты доставили Самуэли запечатанный конверт, в котором находилось указание провести в воскресенье, в половине четвертого пополудни, массовый митинг пролетариата Будапешта и его пригородов.
Решение, которое примет воскресный митинг, станет основанием для немедленного захвата власти!
— Садитесь, — попросил Самуэли девушек, — мне нужно написать в ответ несколько слов.
Он взял восьмушку бумаги и крупными буквами вывел заголовок воззвания, которое предстояло расклеить по городу:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Пролетарии!
Рабочие! Солдаты!
Вот уже более трех недель томятся в заточении 164 вожди коммунистической партии. Буржуазное социал-демократическое правительство незаконно держит их за тюремной решеткой потому, что они:
боролись за освобождение пролетариата;
стремились положить конец классовому господству буржуазии и установить советскую республику трудящихся;
добивались разоружения буржуазии и вооружения сознательных пролетариев;
ставили своей целью установление диктатуры пролетариата и подавление буржуазной контрреволюции».
«Немедленно освободите наших вождей!»
Быстро бежит карандаш но бумаге…
Пункт сбора, естественно, площадь у парламента, где в ноябре была провозглашена республика…
«В противовес белому террору буржуазного правительства, — пишет Тибор, — мы провозгласим волю революционных масс, пролетариата Будапешта и его пригородов!»
Карандаш остановился, Тибор задумался, потом зачеркнул слово «провозгласим» и написал: «Белому террору буржуазного правительства мы противопоставим волю…» «Каждому рабочему должно быть ясно, что, если потребуется, мы готовы в любую минуту применить вооруженную силу…» — подумал он.
" — Явиться на митинг — долг каждого сознательного пролетария!» — закончил он воззвание и поставил под ним самую авторитетную для венгерского пролетариата подпись:
«Венгерская партия коммунистов».
— Прошу вас как можно быстрее доставить это в типографию, надо сегодня же набрать и отпечатать, — сказал он девушкам.
После обеда в комнату поспешно вошел Хаваш. Он только что возвратился из города. Возбужденный и ликующий, Хаваш торжественно положил перед Тибором текст воззвания.
— Alea jacta est![14] Ты видал это?
— Нет.
Тибор и в самом деле еще не видел отпечатанного воззвания. Он внимательно прочитал прокламацию.
— Отдай Дюла Ковачу, он найдет место, где приклеить.
— Ковач как раз этим и занят сейчас, — улыбнувшись, сообщил доктор. — Как думаешь, мы победим? Мне кажется, что 23 марта будет провозглашена советская республика…
Тибор молча достал из внутреннего кармана пиджака бережно завернутый в платок маленький плоский пистолет, почистил его. Потом перезарядил.